— Но почему? Они же тебя чуть не убили! — Пока не убили! А если я заявление напишу, их дружки меня подкараулят. Или тебя. Или, не дай бог, Ленку. Ты что, это же бандиты! И вообще никому ничего об этом не рассказывай, чтобы они не узнали, где мы живем. Обещаешь? — Ну, ладно, — согласилась жена. «Надо ее будет еще постращать, — подумал Сан Саныч. — Чтобы подругам не растрепала. И завтра с утра больничный взять. По ОРЗ. Отлежаться, подождать, пока раны затянутся… Или нет, не таиться, а, наоборот, аргументировать ссадины бытовой травмой. Расшибить разбитую физиономию, прикрывшись свежими ранами. Да, наверное, так. Лучше — так. Тогда никто не заподозрит, не сопоставит…» Утром Сан Саныч в подъезде, спускаясь по лестнице, споткнулся и очень неудачно прокатился два лестничных марша, раскроив о ступеньки половину лица. Нужную половину. Приехавшая бригада «скорой помощи» только головой качала. — Ты как это, мужик, умудрился-то? — Да так, нога подвернулась, — отмахивался от уколов пациент. — С кем не бывает. — С ним всегда так! — жаловалась, всхлипывая, жена. — Не понос, так золотуха. Непутёвый он у меня какой-то. В отличие от вчерашнего вечера, Сан Саныч стонал, охал, хватался за раны и жаловался на злодейку-судьбу вполне законно. Сегодня он привлекал к своей травмированной особе всё возможное внимание, чтобы все видели и свидетельствовали. И Зинка со вчерашнего происшествия переключилась на сегодняшнее. Вчера что, вчера были пустяки, а сегодня, как ей должно было показаться, ее муж расшибся чуть ли не до смерти. — Ты не представляешь, мой балбес с лестницы умудрился упасть! — рыдала она в телефонную трубку. — Всю рожу разбил и ребро, кажется, сломал. Ну как меня угораздило за такого? Всё у него через… Правильно, мама… Вот и славно! * * * По ящику шел боевик. Главный герой — симпатяга парень — молотил конечностями многочисленных вооруженных врагов, обворожительно улыбаясь в экран. Перемазанные кетчупом враги, издыхая, складывались в штабель. Сынок Юрка смотрел на творящийся на голубом экране беспредел открыв рот. — Папка, а он правда так может? Всех поубивать? Один? — Всех? Нет, всех невозможно. Кинематографический герой начал укладку второго штабеля. — Ну вон же, — ткнул сынок пальцем в экран. — Но это же кино. В кино всё можно. — А в жизни? — В жизни они набили бы ему морду и напинали куда ни попадя, — объяснил папа. — Их же вон сколько, а он один. — А если трое? Троих можно победить? — И троих вряд ли, — высказал сомнение отец. — Трое одного угробят точно. Как он с ними может справиться, если их трое! — А тот дядя мог! — вздохнул сынок. — Да вранье всё это. В комнату сунулась жена. — Откуда твоему папаше про то знать, когда он в стройбате служил! Он с одним-то не справится. Он со мной не справится, потому что не мужик. А вот другие… — Ну ты что, Зинка, такое говоришь? Пацан интересуется, а ты! — А что говорю… Правду говорю! Ты лучше скажи парню, где ты деньги ему на новую форму возьмешь? Папаша! — Выкрутимся как-нибудь. — Ты выкрутишься… Сынок не смотрел на папу и не смотрел на маму, он привык к их ругани. Мальчик не отрываясь смотрел на экран, где супергерой заканчивал штабелирование врагов… На следующий день был выходной. Утром поехали на дачу. «Жигуль», как ни странно, не глох, карбюратор не барахлил, глушитель не отваливался. На самом деле машина была в идеальном состоянии и могла дать фору иному «мерседесу», хотя внешне выглядела развалюхой. Как и должна была выглядеть. Рассаду уместили позади, детей усадили в салон, лопаты и грабли привязали к верхнему багажнику. Вырулили на широкую, всю в лужах дорогу. Светило, слепя в лобовуху, солнце, на деревьях у обочин лопались почки. И даже гаишники куда-то попрятались. Хорошо!.. Рядом катили такие же, с граблями и лопатами, «жигули» и иномарки. Все были радостны и оживленны. Горожане, лежавшие всю зиму на тахте, вырывались в поля и на огороды. Их ждали промороженные, заколоченные дачи и запущенные с осени огороды. — Не гони, — строго выговаривала мужу Зинка. — У нас дети. — Да не гоню я, шестьдесят иду! — лениво отбрехивался муж. — Вот и не гони… Дети возились и хихикали за спинами взрослых. — Там желтый. — Да вижу я, вижу… Остановились перед светофором. — А ты ключи от дачи взял? — спохватилась жена. — Да взял, взял, — успокоил ее Сан Саныч. — Зеленый, — показала Зинка. — Да знаю я… Тронулись. Впереди было два выходных на неотапливаемой, запылённой даче. Два дня счастья. — Поворот не пропусти. — Да помню я, помню. Что я, первый раз? Да я… И вдруг… Как обухом… Как под дых!.. Наотмашь!.. На обочине щит. С рекламой. Чего-то там… Щит! И реклама… Не важно какая. Но цифры, цифры… Всё дело в цифрах! — Ты чего? — испуганно спросила Зинка. — Что? — не понял муж. — Ты почему остановился? — Я? А… Так мотор стучит. Посмотреть надо… — Сан Саныч дернул ручку, открыл дверцу, поднял капот. И встал над открытым мотором. Спиной к нему. Он смотрел не на мотор, он смотрел на щит. Точнее, на цифры на щите. Точнее, на несколько, в длинной аббревиатуре цифр. Как же так… Почему? Почему именно сегодня? — Ну, ты скоро там? — поторопила из салона жена. — Да, сейчас. Сан Саныч захлопнул капот, сел в машину, завел мотор, тронулся с места. — Что это за реклама? — равнодушно спросил он, проезжая мимо и косясь на девицу, намалеванную на щите. — Эта, что ли? — показала Зинка. — Не знаю. Она уже дня два висит. По всему городу. Прямо на каждом углу. И какой дурак столько денег вломил за такую ерунду? Кто это купит? Точно, деньги людям девать некуда… — Да, некуда, — согласился Сан Саныч. — Для чего реклама, которая никому не нужна? Грудастая девица на щите, завлекательно улыбаясь, предлагала купить изделие здмпА421–124-УСД… дробь 34 без посредников, по цене производителя и обязательно сегодня. — Бред какой-то, — сказал Сан Саныч. Хотя, может быть, единственный в городе, может быть, даже в Регионе, знал, что это не бред, и знал, кому и для чего нужна эта реклама. — Ну, а ты что на нее пялишься? Девка понравилась? — захохотала Зинка. — Или хочешь эту хреновину купить? На свою зарплату? — Нет, не хочу, — честно ответил Сан Саныч. — Точно, не хочу! Возле ближайшего киоска печати он притормозил. — Ты чего?