Но как тогда Женька на меня прыгнула! Ох, какое у Светки лицо было! И я заснул со счастливой улыбкой на губах, даже несмотря на то, что мне жутко мешало это сделать беспрестанное бормотание и вздохи под креслом. Там переживал сегодняшнее происшествие мой впечатлительный слуга. И снилось мне нечто хорошее, настолько, что когда меня нахальнейшим образом вырвали из ночных грез, я был очень, очень недоволен. – Хозяин, – теребил меня за руку Родька. – Хозяин, ты это… Ты просыпайся! Надо! – Отвали, – недовольно буркнул я, не желая покидать пусть и непонятный, но приятный сон. – Прокляну! – Да куда уж больше-то, – чуть не всхлипывая, ответил мне слуга. – Хозяин!!! Ну открой глаза! Тут без тебя никак! Господи боже ты мой! Да что опять случилось-то? Я разлепил глаза и глубоко вздохнул. Темнота в комнате, стало быть, еще даже не рассвело. Нет, я его не на пару дней Вавиле отдам, а на месяц. И не трубы простукивать, а канализацию чистить, от смыва в унитазе до решетки в городской системе! – Ну и чего… – просипел я, откашлялся и повторил: – Чего будил? – Гости! – пискнул Родька и ткнул лапой в сторону выхода из комнаты. И верно – к нам пожаловали гости. Точнее – гостья. Причем неожиданная настолько, что я даже глаза кулаками потер. Кто его знает, может – мерещится? На краешке дивана, недалеко от моих ног, сидела девочка лет шести, одетая по моде Древней Руси. Ну или крестьянско-крепостной, не знаю, как правильно сказать. Короче – именно такими деревенских крестьянских девчушек изображали живописцы, иллюстраторы Гоголя, Пушкина и Тургенева, а также современные «сериальщики». Платочек, повязанный вокруг головы, сарафан, сверкающий своей белизной в ночи, и лапоточки на ногах. Эдакая Аленушка в детстве. – О как! – ошарашенно сказал я Родьке и почесал нос – Никак душу неприкаянную к нам занесло. Вот ведь. А Вавила Силыч убеждал меня, что без его ведома сюда ни одна сущность неупокоенная не проникнет. Ну да, было такое. Состоялся этот разговор еще после моего возвращения из Лозовки, когда подъездный понял, как сильно я переживаю по поводу того, что мне жизни не дадут те души, которые лишены покоя после смерти. Ну в смысле, что они будут шастать по моей квартире туда-сюда. Вавила Силыч меня успокоил, объяснил, что Покон есть Покон, и никакая посторонняя шелупонь в его владения без его же ведома даже не сунется. Нет, те, что посильнее, вроде опытного колдуна или самой Смерти, конечно, плевали на защиту домовых, но души – извините. Этим вход закрыт, пока разрешения от хозяина места не будет. – Это не душа, – услышал я голос самого Вавилы Силыча, а после с удивлением обнаружил, что и он тоже здесь. Мало того – я в таком состоянии нашего подъездного в жизни не видел. Он даже в ночь исторической сватки с ведьминым котом, и то спокойнее был. Сейчас же он был напряжен как гитарная струна. Плюс – вооружен и готов к схватке. В руках у него имелась дубинка, сделанная из ножки табурета, он стоял, занеся ее над своей головой прямо напротив девочки, безмятежно сидящей на краю дивана. – А чего происходит? – спросил я у него. – Кто это? – Говорил я тебе, Александр! – чуть не плача, пробормотал подъездный. – Предупреждал я тебя! Девочка медленно повернула ко мне свое лицо, и тут я понял, что это точно не неупокоенная душа. И уж точно никакая не девочка. Не бывает у девочек глаз без зрачков. Да и просто у людей – тоже. Да и просто у людей