Это значит, что мы не сможем отследить источник. — Да знаю я. Но он связан с кем-то в отделе. Наверняка. И если я найду, с кем… Стив взглянул на меня: — Мы можем заключить сделку с Краули. Мы ему даем все лакомые кусочки в этом деле, а он сливает нам свой источник. — Не смеши меня. Тот, с кем Краули связан, уже наобещал ему кучу всего. Он ни за что не поставит это на кон. Я забрала у Стива свой телефон и сунула в карман. — Знаешь, у кого была блестящая возможность потолковать с Краули об этом деле? Стив спокойно ответил: — Бреслин. — Совершенно верно. — Бреслин обожает быть весь в белом. Самый простой способ добиться этого — представить дело так, будто мы все почти завалили, а он пришел и всех спас. Понизив голос, я подхватила: — Или он просто решил со мной поиграться и выставить меня на посмешище. Или он чем-то обязан Краули и должен время от времени подкидывать ему косточку, а нам просто повезло стать сегодняшней косточкой. — Может быть. Стив оглянулся на дверь. Я тоже. — Слушай, но работать с ним все равно придется. В любом случае. — Я готова работать с кем угодно. Такой уж я уродилась. — Серьезно? — Я буду с ним работать. Хотелось метаться из угла в угол, но вместо это я приклеила свою задницу к столу и заставила себя успокоиться. — Мы должны использовать его на допросах. И держать его в курсе того, что происходит с твоим парнем, — я мотнула головой в сторону стекла-зеркала, — а в остальном ему не надо знать, о чем мы думаем. Стив процедил мрачно: — Когда я жопу рвал, чтобы попасть в этот отдел, мне совсем другая картина рисовалась. — Уж поверь, мне тоже. От попытки вспомнить, когда этот день начался, слегка закружилась голова, вдруг захотелось глотнуть свежего воздуха, включить музыку, да так, чтобы барабанные перепонки разрывало, и бежать, бежать до тех пор, пока все во мне не перегорит. Бреслин выбрал именно этот момент для своего появления. Мы со Стивом аж подпрыгнули. Он остановился в дверном проеме, руки в карманах брюк, и оглядел нас с ног до головы, губы кривились в холодной усмешке. — Детектив Конвей, детектив Моран. Наконец-то. Мне бы хорошо относиться к Бреслину хотя бы за то, что он не делал мне гадостей. Но я его не люблю. Когда вы впервые сталкиваетесь с Бреслином, он производит на вас сильное впечатление. Ему изрядно за сорок, но он в прекрасной форме: плечи широкие, спина прямая и никакого тебе пивного пуза, которое отращивает большинство ирландских мужчин. Роста выше среднего, глаза серые, светлые волосы зачесаны назад, и вообще красавчик, если вам не мешает сходство с каким-то актером, не помню, как его зовут, ну, тот, что вечно изображает одиноких бунтарей. И это ужасно смешно, потому что Бреслин кто угодно, только не бунтарь. Прибавьте к внешности голос, и все это складывается в убедительный образ прирожденного победителя, в золотистое сияние, возвещающее всем вокруг, что этот парень особый, что он умнее, быстрее, смекалистей, изобретательней других. Бреслин так уверовал в этот дурацкий образ, что никогда с ним не расстается, и ты поневоле тоже начинаешь в него верить. Первые недели работы в Убийствах Стив взирал на Бреслина с тем обожанием, с каким двенадцатилетний пацан взирает на капитана команды по регби. Он ловил каждую его улыбку, млел от каждого похлопыванья по плечу. Я чуть язык себе не откусила, чтобы не осадить этого жалкого маленького балбеса, но сдерживалась, потому как знала: это пройдет. Я почти могла указать точную дату. Когда меня приняли в Убийства, я только что не молилась, чтобы Бреслин и Маккэнн поругались и Бреслин взял меня в напарники и повел прямиком к славе. Это прошло. Недели через три после того, как Стива охватила эта любовная горячка, полицейский из Нравов пустил себе пулю в лоб, и Бреслин посреди общей комнаты, в окружении людей, которые хорошо знали покойного, работали с ним, выпивали с ним по стаканчику, отодвинул свой стул в сторону и, поигрывая авторучкой, выдал проникновенный спич о том, что если бы парень не курил так много, делал по утрам гимнастику и завел крепкие дружеские связи на работе, то он и поныне был бы с нами. Ребята поумнее просто продолжали заниматься своими делами, идиоты кивали, разинув рты и ловя изливающуюся на них благодать. А бедняга Стив выглядел как малыш, которому сообщили, что Санты не существует. В тот момент, когда ты осознаешь, что Бреслин — павлин, начинаешь понимать, что речи его — наборы штампов, обращаешь внимание, что волосы не зачесаны назад, а зализаны, дабы прикрыть лысину, росту в нем не больше чем метр восемьдесят, процент раскрываемости самый обычный, и почти наверняка он носит утягивающее белье. Но все это не играет никакой роли. Сияние безотказно действует на свидетелей и подозреваемых, а Бреслин исчезает задолго до того, как оно потускнеет. Все это ужасно меня бесит — я чувствую себя обманутой и потому вечно зла на Бреслина и на все, что с ним связано. — Хей, — сказала я. — Жаль, что нам так и не удалось переговорить. Вечные помехи на линии. Бреслин продолжал стоять в дверях. — Мне кажется, тебе нужен новый телефон, детектив Конвей. Но оставим это. Наконец-то все в сборе. — Ага. Ты успел побывать на месте преступления? — Да. Любовная ссора, каких десять за пенни. Давайте попробуем быстренько все закрыть и поищем что-нибудь поинтересней. Согласны? — Мы так и собирались сделать, — легко согласился Стив, до того как я успела открыть рот. — Спасибо, что присоединился к нам. Мы тебе очень признательны. — Никаких проблем, — Бреслин одарил Стива величественным кивком. — Штаб в комнате С. В комнате С доска для записей больше, чем моя кухня, компьютеров и телефонных линий хватит для расследования вселенской катастрофы, прекрасный вид на Дублинский замок и проектор для презентаций на случай, если возникнет потребность покрасоваться. Мы со Стивом бывали в ней только во времена своего практикантства. — Отличный выбор, — похвалила я. — Все только самое лучшее. — Бреслин подошел к стеклу и посмотрел на Рори. — После ваших проволочек остается только надеяться, что вы выжали что-то интересное из лучшей подруги. Как ее зовут? — Люси Риордан, — ответил Стив. — Вообще-то, только обычные сведения. Детство Ашлин не было безоблачным. Папаша сбежал, с матерью случилось что-то вроде нервного срыва, а Ашлин была при ней нянькой. Она росла как бы в замкнутом пространстве — ни жизненного опыта, ни уверенности в себе. Несколько лет назад мать умерла, и Ашлин начала потихоньку искать себя, но она пока только наверстывала и была очень наивной. Словом, она из того типа людей, что могут пропустить тревожные сигналы. — А были тревожные сигналы? — Люси о них ничего не известно. Ашлин и Рори встретились на презентации книги, шесть или семь недель назад, влюбились, но Ашлин не хотела торопиться. Рори казался хорошим парнем. Люси никогда не чувствовала никакой угрозы, исходящей от него. — Неужели? — Бреслин разглядывал Рори, у которого под столом слегка подрагивали колени. — Выглядит слабаком. Не похоже, чтобы он мог одолеть даже собственную бабушку. Люси Как-ее-там и невдомек, что такие рохли самые опасные, особенно если им кажется, что их не уважают так, как они заслуживают. Но знать такие вещи — не ее дело, а наше. Что еще? Стив покачал головой: — Да ничего вроде. Бреслин вздернул брови. — Это все, что вам поведала лучшая подруга? А что с другими бойфрендами? Недовольные бывшие ухажеры? Ревнивые женщины? Враги на работе? — Ничего, — сказала я. — Да ладно вам, ребята. Девочки любят поговорить. Разве не так? Конвей? Я даже думать не хочу, что рассказывает моя миссус своим подружкам за бокалом шардоне. Жертва наверняка выкладывала вашей Люси куда более сочные подробности. — Люси говорит, что они не были так уж близки. Эта дружба тянулась с детства, когда они проводили время вместе, потому что у Ашлин не было никаких друзей, а так у них мало общего, и душу друг дружке они не изливали. Бреслин слегка отодвинулся от стекла и, пощипывая нижнюю губу, обдумал информацию. — Вам не кажется, что она придержала что-то? Мы со Стивом обменялись невыразительными взглядами, и Стив покачал головой. — Не похоже. — Люси не слабоумная, — добавила я. — Она сознает, что обязана выложить нам все, что ей известно. Единственное, в чем я сомневаюсь… — Я замолчала, после паузы добавила: — Да нет, пустяки. — Эй, Конвей, поделись с аудиторией. Не волнуйся. Ты не будешь выглядеть глупо. Мы все тут пальцем в небо тычем. Как же, мудила. — Ладно… Я вот думаю. А что, если Люси сама запала на Рори. Она все повторяла, какой он чудесный и замечательный. То есть, может, так оно и есть, но если бы мою подружку только что убили, то хоть червячок сомнения насчет нового кавалера во мне бы шевельнулся. — Хм, — пробормотал Бреслин. — А у самой Люси есть алиби на прошлый вечер? — Да. Она работает в театре «Фонарь». Была там начиная с шести тридцати вечера аж до четырех утра. И все время на глазах у людей. Мы проверим, но, как я и сказала, с головой у нее порядок. Она бы не подкинула нам алиби, которое легко опровергнуть. — Ладно. Тогда прощупаем ее связи с нашим приятелем — на случай, если она сыграла роль мотива. Но пока мы ничего конкретного не обнаружили, я не очень понимаю, как ее гипотетическая влюбленность может иметь какое-то отношение к делу. А вы? Мы со Стивом снова очень сдержанно и скромно качнули головами. — Но это весьма интересное направление мысли. Что-нибудь еще? — Да вроде бы все, — ответила я. — Ладно, — сказал Бреслин, едва удерживаясь от тяжелого вздоха. — Думаю, ваша прогулка все же того стоила. Ценна любая информация. Теперь предлагаю всем приподнять задницы и на повышенных передачах заняться настоящим делом. Как вам такой план? — Отличный план, — сказала я. И это была сущая правда. Еще десять секунд всей этой мутотени — и я бы засадила ему по почкам. — Я веду допрос, детектив Бреслин помогает мне, детектив Моран наблюдает, готовый сменить меня, если я решу, что нам нужно немного перетасовать колоду. Стив кивнул. Бреслин одернул манжеты. — Иди к папочке, — сказал он одностороннему зеркалу.