Взгляд Стива умолял: Антуанетта, заткнись уже. Но было поздно. Я подставилась. О’Келли только того и надо было. — Вот именно. И если они и сегодня не захотят общаться с вами, мне нужен кто-то опытный, чтобы сумел их разговорить. — О’Келли постучал по доске: — Бреслин сейчас заступает. Возьмите его. Он хорошо умеет работать со свидетелями. — Бреслин занят, — возразила я. — Наверняка у него есть дела поважнее, чем нянчиться с нами и разбазаривать свое драгоценное время. — Это точно. Но он поедет с вами. Поэтому не разбазаривайте его драгоценное время. Стив кивал головой, одновременно изо всех сил транслируя прямо мне в мозг: Заткнись! Все могло быть гораздо хуже. И он прав. Могло. Я не стала продолжать дискуссию. Сказала вместо этого: — Позвоню ему по дороге. — Взяла со стола листок и сунула в карман. — Встретимся с ним на месте. — Уж будь добра, проследи, чтобы так и произошло. Бернадетта отправит туда судмедэксперта и техников, а я подкину пару практикантов в помощь. Надеюсь, чтобы раскрыть это дело, вам не понадобится вся королевская рать. Подхватив из принтера мой отчет, О’Келли направился к двери. — Да, и если не хотите, чтобы Бреслин обсмеял обоих, выпейте по пинте кофе. А то видок у вас… Хотя почти рассвело, у Замка еще горели фонари. В городе наступало слабое подобие утра. Спасибо, хоть дождя нет. За рекой нас могут поджидать отпечатки обуви или окурки с ДНК. Но как же промозгло и холодно. Свет фонарей едва пробивается сквозь туман, а сырость заползает в тебя и заполняет всего, пока не почувствуешь, что твои кости холоднее, чем окружающий воздух. Ранние кафешки уже открылись. Воздух пах жарящимися сосисками и автобусными выхлопами. — Хочешь кофе? — спросила я. Стив лишь плотнее затянул шарф. — Господи, нет. Чем быстрее мы туда доберемся… Он не закончил, да и нужды не было. Чем быстрее мы окажемся на месте преступления, тем больше времени у нас будет до того, как там объявится папочкин любимчик и объяснит нам, недоумкам, как все надо делать. Я даже себе не могла объяснить, что меня так раздражает, но то, что Стиву эта ситуация тоже не нравилась, почему-то слегка успокаивало. Ноги у нас обоих длинные, и ходим мы быстро. Вот на ходьбе мы и сосредоточились, устремившись к полицейской стоянке. Конечно, мы могли взять мою машину или Стива, но этого делать не стоит. В иных районах жители очень не любят полицию, а тому, кто тронет мою «ауди ТТ», я поотрываю руки. В некоторых случаях, и ты никогда не знаешь заранее, в каких именно, приехать на место происшествия на своей машине все равно что продиктовать своре буйнопомешанных домашний адрес. И в один прекрасный день твоего кота поймают, привяжут к кирпичу, подожгут и швырнут тебе в окно. Обычно за руль сажусь я. Вожу машину я гораздо лучше Стива и гораздо хуже него веду себя на пассажирском сиденье. А так нам обоим удается сохранять спокойствие. И сегодня нам это нужно особенно. На стоянке я взяла ключи от замызганного «опель-кадетта». Стонибаттер находится в старой части Дублина. Проживает там рабочий люд, а также люд, не проработавший в своей жизни ни единого дня, и в придачу к ним кучка хипстеров и богемных персонажей. Эти понакупили там квартир во время последнего скачка цен на недвижимость — это ведь очаровательный пятачок доброго старого Дублина. Другими словами, потому что в местах получше они не могли себе позволить купить квартиру. Иногда тебе нужна машина, вслед которой люди будут оборачиваться. Сегодня явно не тот случай. — Господи, — сказала я, выруливая со стоянки и включая обогреватель. — Я же не могу позвонить Бреслину! Мне же машину вести надо. Стив ухмыльнулся: — Вот ведь черт. А мне как раз нужно вчитаться в протокол происшествия. Нельзя же прибыть на место преступления, не имея представления, что там произошло. Я проскочила на желтый, вытащила из кармана листок и сунула ему: — Давай! Может, там есть что-то интересное. Стив принялся бубнить. Звонок поступил в полицейский участок Стонибаттера в 05:06. Звонивший мужчина не представился. Номер не определился. Значит, не профессионал. Думает, что это ему поможет. Мы выясним номер за несколько часов. Сказал, что на Викинг-Гарденз, в доме 26, ранена женщина. Дежурный спросил, какого рода ранение. Звонивший ответил, что она ударилась головой при падении. Дежурный спросил, дышит ли пострадавшая. Мужчина ответил, что не знает, но выглядит все очень плохо. Дежурный начал инструктировать его, как определить, жива ли она, но мужчина рявкнул: «Скорее пришлите „скорую“», — и повесил трубку. — Жду не дождусь повидаться с ним, — сказала я. — Но он, конечно, исчез еще до того, как кто-то приехал, да? — Естественно. Когда прибыла «скорая», двери были заперты и никто не отвечал. Патрульные взломали дверь и обнаружили в гостиной женщину. Травма головы. Парамедики констатировали смерть. В доме больше никого не было. Следов насильственного проникновения или ограбления нет. — Интересно, если этот малый хотел вызвать «скорую», почему он позвонил в полицейский участок Стонибаттера, а не по 999? — Может быть, думал, что по 999 легко отследят номер, а в участке его не засекут? — Тогда он просто кретин. Вот же на хрен! О’Келли оказался прав насчет пирсов. Департамент мэрии «Под окном разрыли в пятый раз» перекрыл одну из полос и долбил там отбойником. Улица превратилась в узенькую горловину, забитую машинами. Интересно, у нас бластер в багажнике случайно не завалялся? — Врубай мигалку! Стив вытащил из-под сиденья проблесковый маячок и установил на крыше автомобиля. Я включила сирену. Помогло это как укол новокаина в деревянную ногу. Все, что могли сделать для нас водители, это подвинуться на несколько дюймов. — Мать твою, — простонала я. У меня сегодня не было настроения для пробок. — А с чего местные взяли, что это насилие в семье? С ней кто-то живет? Муж, приятель? Стив еще раз глянул в протокол: — Ничего об этом не сказано. — Он посмотрел на меня с надеждой. — Может, они ошибаются? Может, это действительно что-то интересное? — Нет, черт возьми. Они не ошибаются. Может, это даже не домашнее насилие. Может, это ровно то, о чем говорил звонивший, и никто ее не убивал, она просто упала. Потому что если бы кто-то хоть на секунду подумал, что это завалящее, но убийство, то нет ни единого шанса, что О’Келли не дождался бы утренней смены и не отдал бы его Бреслину и Маккэнну или другой парочке жополизов. — Я стукнула кулаком по гудку автомобиля: — Мне что, выскочить из машины и кого-нибудь арестовать?! Идиот в голове пробки внезапно осознал, что он все-таки за рулем, и двинулся вперед. Остальные машины бросились перед нами врассыпную, и я вдавила педаль газа в пол — по мосту через Лиффи, на северную сторону. Быстрая езда после отбойника, казалось колошматившего прямо по башке, успокоила. Мимо проносились дома из красного кирпича, стеклянные витрины магазинов, а в разрывах между ними — небо, затянутое серыми и желтоватыми облаками. Я выключила сирену, Стив убрал с крыши мигалку. Он держал ее, всю поцарапанную и замызганную, чуть на отлете, чтобы не испачкаться. В протокол он больше не смотрел. Мы знакомы со Стивом уже восемь месяцев. Четыре из них работаем напарниками. Познакомились, работая над одним делом. Он тогда служил в Висяках. Поначалу я его невзлюбила, хотя всем остальным он нравился. Но я не люблю людей, которые нравятся всем, да и улыбался он раз в пять больше, чем нужно. Но все это быстро прошло. Когда мы раскрыли то первое дело, он казался мне уже вполне ничего, и я использовала те пять минут, что была на хорошем счету у О’Келли, чтобы замолвить за него словечко. Время я выбрала подходящее. Мне-то напарник на фиг не сдался, но О’Келли начал ворчать, что в его отделе желторотые птенцы не будут работать самостоятельно. Так я заполучила Стива в напарники и ни разу об этом не пожалела, пусть он и ходячая жизнерадостность. Он всегда был очень к месту. И в общей комнате, где мы сидели друг напротив друга, и на месте преступлений, и в допросной. Наш уровень раскрываемости неуклонно шел вверх, что бы там ни говорил О’Келли. И мы чаще отправлялись отметить пинтой раскрытое дело, чем понуро плелись домой. Стив стал не то чтобы моим другом, но где-то близко. Мы уже достаточно хорошо знакомы, однако железной уверенности друг в друге нам пока недостает. Например, я всегда угадываю, когда он хочет сказать что-то, хотя и молчит. — Что? — Не позволяй шефу выводить себя из равновесия. Я покосилась на него. Стив смотрел на меня в упор. — Хочешь сказать, что я слишком чувствительна? Ты серьезно? — Если он считает, что ты недостаточно хороша в работе со свидетелями, это еще не конец света. Я резко вывернула руль, и мы на дикой скорости влетели в переулок. Стив, привычный к моей манере вождения, даже бровью не повел. С трудом сдерживая гнев, я выпалила: — Это, мать твою, конец света! Слишком чувствительной я была бы, если бы реагировала на замечания Бреслина или какого еще мудилы, на мнение которого о качестве моей работы со свидетелями мне глубоко плевать. Но если О’Келли думает, что нам нужна нянька, это значит, что мы и дальше будем получать эти говенные дела и у нас за плечом вечно будет кто-то маячить. Тебе это нравится? Стив пожал плечами: — Бреслин придан нам для поддержки. Дело же ведем мы. — Нам не нужна поддержка. Нас нужно оставить в покое и дать спокойно работать. — Рано или поздно это произойдет. — Да? И когда же? На этот вопрос Стив не ответил. Я сбавила скорость, и «кадетт» покатился медленнее, с изяществом тележки из супермаркета. В Стонибаттере начиналась суета воскресного утра. Физкультурники вышли на утренние пробежки, раздраженные подростки тащили гулять своих четвероногих питомцев, жалуясь на несправедливость мироздания. Какая-то девчонка в клубном прикиде, с туфлями в руке, едва не падая, брела по тротуару. — Если все будет так продолжаться, я свалю из отдела, — сказала я. На нашей работе люди часто выгорают. Чаще всего в отделах по борьбе с проституцией и наркотиками. Там изо дня в день занимаешься одним и тем же. Ты рвешь себе задницу, чтобы посадить сутенера, но все те же девочки будут стоять все на тех же углах, только крышевать их будет другой говнюк. Все те же торчки будут покупать все те же колеса, только у другого пушера. Затыкаешь одну дырку, а дерьмо уже льется через десять новых. Такое изматывает. В отделе убийств, если ты убрал кого-то с улицы, то потенциальные жертвы останутся живы. Ты борешься с конкретным убийцей, а не со всеми пороками рода человеческого. Одного убийцу можно победить. Из Убийств люди не уходят. Они работают там до пенсии. Но два года — не срок для любого отдела. Мои два года стоят особняком. И дело не в преступлениях, которые мы расследуем. Я могу ловить каннибалов, детоубийц, и сон мой будет безмятежен. Как я уже сказала, каждый раз мы воюем с конкретным убийцей. А вот воевать с собственным отделом куда труднее. Стив достаточно хорошо меня знает и наверняка понимает, что сейчас я не просто выпускаю пар. Помолчав, он осторожно спросил: — И чем ты займешься? Вернешься в отдел пропавших без вести? Ну уж нет. К черту. Я не пячусь назад. У моего школьного приятеля своя охранная фирма. Важные персоны, большие шишки, международная охрана. Не старушка-лифтерша в средней школе. Как-то он сказал, что если мне понадобится работа… Я не смотрю на Стива, но чувствую на себе его взгляд. Не знаю, что происходит у него в голове, парень он хороший, вот только говорит обычно то, что от него хотят слышать. Если я уйду, ему будет значительно проще найти общий язык с парнями из отдела. Станет своим, будет расследовать настоящие дела и смеяться общим шуткам. Чего еще надо? — Платят хорошие деньги, — сказала я. — И женщины там нужны. Эти ребята хотят, чтобы их жен и дочерей охраняли женщины. Иногда они и себе хотят женщин-телохранителей. Уж не знаю зачем. — И ты собираешься ему позвонить? Я остановилась на макушке Викинг-Гарденз. Сквозь разрывы в облаках сочился слабенький свет, его едва хватало, чтобы осветить серые шиферные крыши и покосившийся уличный фонарь. А это был самый солнечный день за неделю. — Еще не знаю, — ответила я. Холмы Викинг хорошо мне знакомы. Я живу в десяти минутах ходу от улицы Викинг-Гарденз. Купила здесь квартиру, потому что действительно люблю Стонибаттер, а не потому что не могу позволить себе что-нибудь поприличнее. Один из маршрутов моих утренних пробежек пролегает прямо по этим улицам-взгоркам. Честно говоря, название места значительно более захватывающее, чем открывающийся отсюда вид. Грязноватый тупик, расчерченный коттеджами с террасами в викторианском стиле, которые выходят прямо на тротуар. Низкие крыши, простые шторы, двери светлых тонов. Улица настолько узкая, что все вынуждены парковаться, заезжая двумя колесами на тротуар. Пора звонить Бреслину. Оттягивать больше нельзя, а то заявится в отдел и шеф начнет интересоваться, какого черта он тут делает. Я позвонила ему на автоответчик в надежде, что это даст нам пару лишних минут. По крайней мере, не придется тратить нервы на пустую болтовню. Я представила дело скучным до зевоты, добавила, что оно не стоит его усилий. Но это, конечно, его не остановит. Бреслину нравится думать, что он Мистер Незаменимый. Такой помчится на мелкое бытовое убийство с той же скоростью, что и на леденящее душу злодеяние серийного убийцы. Ведь он уверен, что бедная жертва будет там просто остывать, пока не явится Бреслин и все не раскроет. — Пойдем, — сказала я, накидывая ремешок сумки на плечо. Дом номер 26 находился в дальнем конце улицы. Вокруг была натянута лента с надписью «место преступления». Рядом с домом стояли полицейская машина и микроавтобус судебной лаборатории. Стайка мальчишек, завидев нас, бросилась врассыпную («Бежим, ребзя! Миссус, миссус, арестуйте его, он стащил коробку „Чупа-чупсов“ из магаза!» — «Заткнись, козлина!»). Всю дорогу мы чувствовали на себе их взгляды, а дом из-за тюлевых занавесок бросался в нас вопросами, будто попкорном.