Я оглядел её сверху донизу. От пяток до макушки, не в силах не задержать глаз на упругих ягодицах и талии. Хеля распустила волосы, и они накрыли её плечи. Мне вдруг стало страшно, что кто-то войдет, застукав Хелю в таком виде, но я тут же успокоился. За все годы принятия ванн ещё никто, кроме Хели сейчас, не осмеливался просто так войти. Она повернулась, демонстрируя упругие груди, и торчащие то ли от холода, то ли от возбуждения соски. Энергии во мне стали двигаться так, что пропал весь холод. Мне показалось, что я сижу в обычной воде, нагретой до комнатной температуры. Вода нагрелась, или нагрелся я? — Можно к тебе? — игриво спросила она, улыбнувшись. Я кивнул, онемев от её великолепия. Меня поразило то, с каким спокойствием она смогла залезть в ледяную ванную, и более того, она даже не дрогнула, коснувшись воды. — Ты раньше принимала такие ванные? — Нет, — пожала плечами Хеля. — Я сейчас контролирую температуру своего тела. — Как? — удивился я. Мечники, конечно, тоже такое могли, но только тогда, когда у них есть селидиевые клинки. — Ты под кожей носишь селидий? — Ты не скажешь Рю? — Хеля взглянула на меня светящимися еле заметным светом глазами. От удивления у меня отвисла челюсть. Свечение глаз можно было создать лишь искусственно, но при этом обязательно светилась белая чакра, находящаяся во лбу. У Хели признаков применения чакры не ощущалось, и от неё вообще не исходило никакой энергии. В голове возникло две догадки: либо я тронулся умом, либо под Куполом были изобретены новые светящиеся линзы, которые Хеля надела. Опустив взгляд на соблазнительно торчащий из-под воды холмик грудей, я быстро вернул глаза обратно, убедившись, что свечение никуда не пропало. — Нет, — кивнул я, мысленно трогая каждый сантиметр её роскошного тела. — Не скажу. Нужно было взять себя в руки. Вода, конечно, скрывала признаки моего возбуждения, но зато на лице все было написано. Хеля любила, когда её слушают, а я в таком состоянии просто не мог этого сделать. Женская логика — понимая, что возбужденный мужчина ужасный слушатель, женщина раздевается догола, и лезет к нему в ванную. Такой была Хеля. Мы с ней были вместе уже целых три года, успев много друг о друге узнать. Поначалу было не просто, но когда мы научились лучше друг друга понимать, нам стало очень хорошо вместе. Она была молчалива, да и я не особо любил поговорить. Хеля для меня была тем человеком, с которым приятно даже помолчать, и она это очень ценила. Порой мы могли не общаться несколько дней, что немного удивляло окружающих, но нам было всё равно. Мы понимали друг друга чуть ли не телепатически. Рю мы признались не сразу. Лишь спустя год, как пробыли вместе, и убедились, что всё серьёзно. К моему удивлению, словесно он воспринял всё спокойно, одобрив отношения, но взгляд был такой, будто он готов зарубить и меня, и Хелю. Наверное, мне так показалось. — Я, — замялась она, и, судя по выражению лица, задумалась над тем, стоит ли мне доверять. — Можешь не говорить, — ответил я, заметив её задумчивость. В конце-концов, она имела право на тайну, о которой мне не надо знать. — Я пойму. — Прости, — Хеля отвернулась. — Я лучше расскажу тебе в другой раз. Разумеется, я ждал, что она оценит мой жест, и с доверием отнесётся ко мне, тут же рассказав свой секрет. Отказ немного зацепил меня, но я решил не давить. Если Хеля сказала, что расскажет потом, значит — расскажет потом. Такой был у неё характер, и она всегда держала слово. Мне показалось, что ей стало грустно, и у меня возникло непреодолимое желание сделать её приятно. — Ну, — сказал я, нежно коснувшись её лица. — Не расстраивайся. Хеля улыбнулась, и я потянулся к ней, прикасаясь своими губами к её губам. Сначала целовались робко, будто оценивая мягкость кожи друг друга, а затем я, крепче обняв Хелю, лишил себя контроля, и превратил сдержанный поцелуй в страстный. Глава 4 Вечер был необычный, пасмурный, и беспокойный. Возвращаясь с прогулки, я увидел шагавшую по дороге группу людей, которые скрывали лица за масками и шарфами. Возникло ощущение, что они бежали несколько километров после того, как их сильно напугали. Чем-то они напоминали мне митингующих, которые вместо плакатов и лозунгов используют камни и коктейли Молотова. Ещё я получил сообщение, что в Центральном районе были беспорядки. Дожили. Где угодно можно было представить мятежи, но никак не в Центральном районе, который по благоустройству первый. Там-то людям что может не нравится? Ладно Северный и Западный районы, у них там денежные проблемы, но Центральный. Может, они как раз оттуда? — Извините, — попытался я остановить одного из них, но он покачал головой, не желая отвечать. Дальнейших попыток я предпринимать не стал, направившись домой. Мечники в дела рядовых преступников не лезли, потому моим делом были лишь тени, которых в последнее время в Купол вламывалось довольно много. У меня на поясе покачивалось два меча, длинный и короткий, которые я с гордостью носил уже как год. Мне очень нравилось то, чем я занимаюсь. Мне нравилось использовать меч и тренироваться с ним, но были свои недостатки. Обязательная повинность господину Сору, которого выбрали за меня, была одним из них. Он давал большое жалованье. Прав у меня, как у самурая, было на порядок больше, чем у обычных граждан. Раздражала лишь слепая преданность, которой требовал Сору, и раздражало то, что он ни во что не ставя кодекс чести, использовал его против меня иногда. Так, наверное, было надо, что бы я ни раскисал, и не забывал, кто такой. Тренировался я уже не так долго, как раньше, но по-прежнему, дольше чем остальные. Мой планшет завибрировал, щекоча бедро, и я достал его. На почту пришло сообщение с пометкой «Важно». Писал Ичинару, и новости у него были не хорошие. Хеля снова попала в неприятности. — Хеля! — сквозь зубы прошипел я. Ичинару написал, что Хеля в полицейском участке, и её нужно забрать. «Почему сразу нельзя было написать мне?» — подумал я раздраженно. Дойдя до полицейского участка пешком, я зашёл в холл, стены которого были выложены мрамором. За стойкой дежурного меня встретил угрюмый офицер Джун, бдительно рассматривающий прохожих, и держа ладонь на рукоятке меча. Постоянная щетина на лице Джуна не переставала удивлять меня, и он, видимо, был единственным офицером на весь участок, который позволял себе так выглядеть. — Когда ты побреешься, Джун? — приветливо спросил я, заставив Джуна раздраженно закатить глаза. — Когда надоест быть личностью, — буркнул Джун. — Как тебя сюда взяли, — беззлобно сказал я, изогнув бровь и облокотившись на стойку. — Ты что тут делаешь? Хеля сказала, что придет Ичинару. — О, а вы уже на короткой ноге, — по-детски приревновал я. — Ичинару не может постоянно её вытаскивать. Мне было тяжело представить, что Ичинару устал от того, что бы забирать Хелю. Мне не верилось, что Ичинару в принципе отказался увидеться с ней. Значит, на то были действительно уважительные причины. Ичинару либо попал в патрулирование, либо на вызов. Он от Хели был без ума, и порой меня сжирала ревность, пусть весьма беспочвенная, но неприятная. — Я тоже не могу её постоянно прикрывать, — Джун явно смутился. — Я, конечно, понимаю, ты мечник там, все дела, повязку на плече крутую носишь, но начальство не будет вечно верить, что всеми косяками твоей женщины занимаешься ты, и уж тем более клан Шести Клинков. Им нужны тени, а не люди. — Она часть клана Шести Клинков, и она подданная господина Сору. Ему с ней и разбираться, — пожал плечами я. Этот разговор был скорее для галочки, ведь мы оба знали, что Хеля лишь формально числилась подданной в клане Шести Клинков, и к господину Сору относилась лишь на бумажках. Самураем она не была, служанкой или кем-то, относящимся к двору господина Сору, тоже. Жила она, соответственно, за мой счет, а сама лишь изредка подрабатывала художником, когда было настроение. Вот этого я не понимал. Рисуй она чаще, то имела бы более совершенный навык, и могла бы жить независимо от меня или Рю, но были у неё какие-то другие важные дела. — Где её взяли и за что? Джун вздохнул, сказав: — Центральный район. Митинг против управленческих методов Всесильных. С трудом скрыв возникшее удивление, я пошел за Хелей. Я добрёл до коридора, и остановился перед решётчатой дверью, возле которой стоял сонный дневальный. Вскоре Хелю привёл охранник, державший её под локоть. Мы переглянулись, и, столкнувшись со мной взглядом, она тут же отвела глаза, но не от стыда, а от раздражения скорее. Дневальный открыл дверь, и Хеля прошла через дверной проём, застыв передо мной. Моя попытка обнять её кончилась тем, что она выскользнула из объятий, сказав: Отстань! Мы снова вышли в мраморный холл. Кивком поблагодарив Джуна, я вывел Хелю из полицейского участка, и мы направились домой. — Ну и? — спросил я, требуя пояснения с её стороны. Уже не первый раз мне приходилось забирать её из полицейского участка. С тех пор, как я увидел в её глазах странное свечение, и с тех пор, как я стал мечником, прошло три года. Наши отношения несколько изменились, как и точки зрения, которых мы придерживались, что собственно и послужило причиной изменений. Иногда у меня возникало ощущение, что Хеля разочаровалась во мне, заметив, что моё поведение стало более смирным. Хеля не отвечала, и это начинало меня злить, ведь мало того, что мне пришлось забыть обо всех своих делах, так ещё теперь мне отказываются поведать причину, почему меня побеспокоили. — У меня были планы на вечер, — недовольно сказал я. — И мне хотелось бы знать, с какой стати я должен был их отменить. — Остался бы дома, — фыркнула Хеля. — Ичинару бы забрал меня. Не сегодня, так завтра. Невероятно. Кто бы мог подумать, что через несколько лет я буду говорить «Планы на вечер», и не иметь в виду Хелю? Когда в наших отношения появилась брешь и по чьей вине? Я уже не испытывал к Хеле тех жгучих чувств, что раньше, но одна мысль о разлуке доставляла мне невыносимую боль. Парни из моего отряда говорили, что я боюсь потерять её потому, что уже привязался, но слушать мне их не хотелось. Нам ведь было хорошо вместе, и не только в физическом плане. Мы были друг с другом не ради плотских утех, как это происходило в большинстве пар. Мы оба понимали, что дело не только в прошедшей влюблённости, дело в чём-то ещё. Понимали, но пока никто не нашёл ответа. Вероятно из-за этого мы пока не расстались. Меня иногда беспокоили мысли о том, что Хелю смог бы отвоевать Ичинару. Наверняка был какой-то способ рестарта в отношениях, и нужно только его отыскать. — Ага, — кивнул я, приподняв край губы. — А Рю ты бы что сказала? Своим поведением ты порочишь честь клана. — Ты говоришь как он! — вспылила Хеля. — Всесильные уже давно подтерлись вашим кодексом чести! С помощью него людьми управляют, ты сам говорил! Там то и о чести почти ничего нет! Если ты называешь честью пресмыкательство перед начальством, то мне тебя жалко! Ведь в Бусидо в основном отношения с начальством и прописаны! — Ну, — хотел я оправдаться, но не сразу нашёл слова, что бы возразить ей. — Правители же просто используют кодекс, что бы создать для общественности уважительную причину управлять вами и убивать вас, в случае если вы станете не выгодными! А для вас кодекс — уважительная причина быть выгодными правительству! Это же очевидно! Правители боятся вас, потому и используют ваше Бусидо, чтобы вы были как телки! — Кодекс чести не только инструмент управления, он, — попытался я объяснить, но Хеля настаивала на своём, не желая слушать. Такого неуважения по отношению к самураям не стерпел бы никто, но я, не смотря на то, что был одним из них, не был фанатичен по отношению к своему положению, по видимым на то причинам. — Вспомни Джонатана из Яркого света! За что его казнили, а?! — За нарушение дисциплины, поставившее под угрозу жителей Купола. — За нарушение дисциплины! — эхом повторила Хеля. — Это они так сказали. Ты мне скажи, за что убили Джонатана Редклифа? Ну да, конечно, гораздо проще заставить знатного самурая вспороть себе живот, пропитав его пропагандой, чем убивать его, боясь сопротивления! Почётное самоубийство! Что за бредятина! — Хеля говорила это с искренней и страшной злобой, заглядывая мне в лицо. За нарушение дисциплины. За что же ещё его могли убить? Никто не заставит просто так, по пустяковой причине, вскрывать себе живот. У меня была крепчайшая уверенность в том, что Европа совершил сильный проступок. Но правда была в том, что я не знал, за что убили Европу. Мне приходилось полностью доверять Всесильным в указании следствий и указании причин. Они знали, видели, и делали всё, а остальным приходилось лишь доверять. Вдруг откуда-то из подсознания мне пришла мысль, что слова Хели мне не по душе, ведь оппозиционные речи, призванные к свержению господина, прямой вызов клану, а наказание за это — смерть. — Хватит, Хеля! — крикнул я. — Контроль над населением нужен! Иначе будет хаос! — Это уважительная причина для присутствия власти, придуманная властью! Я не стал отвечать. Мы приблизились к нашей улице, которая была за поворотом, и прежде чем повернуть, я успел разглядеть большой рекламный щит, на котором была изображена бутылка дорого коньяка «Хеннеси». Никогда не понимал этих напитков, ни крепких, ни даже лёгких. Выпивающие оправдывали употребление спиртных напитков словами «отдохнуть», и «расслабиться», но какой отдых в наполнении организма парами этилового спирта и помутнении рассудка? Отдохнуть можно по другому, притом не нанося себе никакого вреда и не меняя рассудка. «Хеннеси» производился в Западном районе, и на него нашёлся спрос, причём всюду. — Они же лгут, Рэн! Они всем, и всегда лгут! Почему ты им веришь? — А почему им не верить? — Действительно, — Хеля пожала плечами. — Проще быть телком, который ничего не ведает, чем понимать то, что ты в стаде, и что растят тебя для бойни. Суть её слов начинала казаться мне резонной, но я приложил волевое усилие, что бы подавить возникающий внутренний бунт.