Лицо Эммы выразило сильные сомнения, но продолжить разговор они не смогли: дверь распахнулась, и в комнату вошёл сам Рудольф Шустер, с которым Клара накануне познакомилась в кабинете кастеляна. Это был худощавый пожилой мужчина с редкими, но длинными седыми волосами, постоянно щурящий подслеповатые глаза. Он одновременно являлся счетоводом и начальником канцелярии, но вел себя как ближайший помощник Господина и командир замковой стражи. – Гм, вы уже здесь, – недовольно произнес он. – Такое трудолюбие, конечно, похвально… Но я совершенно не представляю, какую работу вам поручить – мы с Эммой вполне справляемся и сами! Разве что смахнуть паутину в углах да вымыть полы… – Я могу уточнить у господина кастеляна свои обязанности, – сказала Клара. Она стояла, опустив руки, и почтительно слушала, тон тоже был мягким и покорным, но счетовод расслышал в нем оттенок угрозы. Он замолчал и в глубокой задумчивости прошелся по комнате взад-вперед. Когда он снова заговорил, недовольство в голосе исчезло. – Господин Вагнер сказал, что вы будете мне помогать… Раз он так решил, то можете присутствовать в канцелярии. Но имейте в виду, в помощниках я не нуждаюсь: никто в замке не знает лучше меня грамоту и арифметику… Эмма, похоже, побаивалась начальника: с первых его слов она макнула гусиное перо в чернильницу и принялась аккуратно выводить буквы на листе толстой желтой бумаги. Она работала писарем и занимала специально приспособленный для этого стол: с наклоненной столешницей. Стол же Шустера был обычным. Сейчас на нём лежала пачка бумаг. Перо и чернильница, впрочем, там тоже присутствовали. А кроме того, стояла маленькая бронзовая песочница для посыпания свежих надписей, чтобы, во-первых, не размазать чернила, а во-вторых – помешать подделке подписей методом катания яйца. Впрочем, о втором предназначении мелкого песка обычно догадывались очень немногие. На столе у Эммы такой песочницы не было – правом подписи писарь не обладала, её задачей было лишь правильно и чисто написать то, что продиктовал счетовод либо кастелян. Или перевести черновые записи в чистовой вид. Сейчас она старательно делала вид, что ничего не слышит и не видит. – И еще имейте в виду, что я люблю точность и дисциплину! И за мой стол садиться никому не разрешаю! – закончил свою речь счетовод. – Хорошо, господин Шустер, – ответила Клара. – На ваше место я не сяду. И уборка – это не дело помощника счетовода, но если вы прикажете, я с удовольствием позову Гретхен. А раз вам не нужна моя помощь, я займусь самостоятельной работой. Господин Вагнер поручил мне навести порядок в бумагах… Разберусь пока с теми документами, с которыми вы уже закончили. Вы ведь не возражаете? – У меня и так здесь порядок! Но если господин Вагнер приказал… Как я могу возражать?! – Вот и хорошо! Пожилой счетовод раздражённо схватил бумаги со своего стола и молча вышел, громко хлопнув дверью. – А ты смелая! – восхищённо сказала Эмма. – Шустер сочтет это за дерзость и запомнит навсегда… Он такой… злопамятный! – Мне нет дела до его привычек, – ответила Клара. – Я приступаю к работе! Она принялась снимать с полок пачки бумаг, бегло просматривать их и аккуратно расставлять по времени написания и принадлежности: амбарные книги учёта запасов продовольствия – на одну полку, слева направо в порядке от старых к более новым, записи по налогам за провоз товаров – на другую полку, расчётные листы по выплатам работникам замка – на третью, указы князя фон Бауэрштейна – на полку у другой стены… Некоторые папки в картонных переплетах Клара откладывала на подоконник. – В этих всё вперемешку, – пояснила она Эмме. – Придётся их расшивать и сортировать каждый документ. – Я помогу тебе, – ответила Эмма. За дверью снова послышались шаги со странным звоном, как будто рыцарь в сапогах со шпорами шёл по коридору. Но в комнату вошёл не рыцарь, а невысокий паренёк в шутовской одежде: обтягивающих белых с красными вертикальными полосами чулках, такой же расцветки рубахе и шапочке с колокольчиками, из-под которой торчали чёрные кудри. На завёрнутых кверху носках кожаной обуви тоже было по колокольчику. И лицо разрисовано: черные звезды вокруг глаз, большой, обведенный красной краской смеющийся рот. – Трепещите, перед вами новый гонец по делам особой важности! – писклявым голосом прокричал он, но кроме смеха это ничего не вызвало. Шут нахмурился, но и это вышло смешно. – Вот, его величество князь передал это тебе! – протянул он Эмме лист бумаги, испещрённый корявыми буквами с множеством зачёркиваний и исправлений. – Напиши указ, а завтра я заберу его и отнесу для светлейшей подписи… Стоявшая у окна Клара оторвалась от чтения документов и повернулась. Посетитель с нескрываемым интересом рассматривал её фигуру в просвечивающем на фоне окна белом полотняном платье. – Я Клара! – улыбнулась она. – А вас как зовут? – Колокольчик. – А по-настоящему как? Имя, а не прозвище? – Карл, – немного растерянно ответил не избалованный серьезным обхождением шут. – Карл, нам сюда очень нужна небольшая лестница, чтобы доставать до верхних полок… Не могли бы вы нам с этим помочь? – Хм, – удивился Колокольчик. – Обычно меня просят только смешить людей. И сюда меня послали для смеха! Но я, пожалуй, смогу попросить плотника… А если не захочет, – ударю челом Господину, и он даст команду! – Как любезно с вашей стороны! – всплеснула руками Клара. – Спасибо! – Да ладно, – смущённо ответил Колокольчик. Сейчас он не чувствовал себя шутом, и это было непривычно. Но приятно. Ощущать себя человеком – совсем не то, что паяцем… – Завтра зайду за указом, может, к тому времени и лестница уже будет готова… Круто развернувшись и придерживая колокольчики на своем колпаке, он вышел. Клара заметила, что молодой человек даже покраснел. – Теперь я помогу тебе, Эмма, не возражаешь? – спросила она, просматривая принесенную Колокольчиком бумагу. – Здесь много ошибок, их нужно исправить… – Исправлять Господина нельзя! – пришла в ужас Эмма. – Мой муж стражник, он говорит, что все, что решил князь, и все, что он сделал, – это и есть правильно! – Не бойся. Скорей всего, это писал не Господин, а его слуга. Может быть, наш друг Колокольчик… А если ошибки в своем указе увидит князь, то его гнев падет на твою голову… И поскольку растерянная Эмма опустила глаза и молчала, Клара стала быстро и уверенно выправлять документ. – Ты можешь переписать начисто, как хочешь: с исправлениями или без! – сказала она, закончив работу. – Я не хочу, чтобы ты рисковала из-за меня! Эмма ничего не ответила, но, как потом выяснилось, переписала указ со всеми исправлениями. И, как положено, передала на проверку Шустеру, а тот сопоставил чистовик с черновиком и молча выбежал из канцелярии. А через полчаса Клару вызвал Иосиф Вагнер. По дороге к управляющему она очень волновалась: самовольство младшего персонала нигде не приветствуется, а вмешательство в документ Господина может быть наказано очень строго! Но кастелян не выглядел разгневанным, скорей торжественно-праздничным. На нем был новый вельветовый жилет серого цвета, белая рубаха с расширенными от плеча до локтя рукавами, кружевами на запястьях и кружевным воротником жабо. На толстой золотой цепи висел круглый медальон с изображением Маутендорфа – знак власти высших чиновников замка. На голове – серый берет с белым пером. В таком наряде он вроде даже помолодел. За недолгое время знакомства Клара знала, что в кабинете Вагнер не надевает ни берет, ни цепь. Значит, он нарочно приоделся, чтобы произвести впечатление! И не трудно было догадаться – на кого… Хозяин кабинета любезно встретил новую сотрудницу, предложил сесть. Это тоже было хорошим знаком. – Колокольчик наделал много ошибок в важном указе, который диктовал ему Господин, – откинувшись на покрытую оленьей шкурой спинку кресла, Вагнер поднял двумя пальцами коряво исписанный, исчерканный листок. – Эмма ведь не сильно образованна, ее достоинство – только прекрасный почерк… И, если бы она точно переписала черновик, ее бы пришлось высечь! Но кто-то ей помог… И этот «кто-то» прекрасно знает грамоту! Благодаря этому указ получился и красивым, и правильным! Смотрите! Он показал исписанный каллиграфическим почерком лист с подписью князя фон Бауэрштейна и сургучной печатью под ней. – Я даже сам зашел к Господину и подписал документ, чтобы не возникло никаких вопросов. Ведь Шустер пришел ко мне с доносом на вас, и я счел необходимым исключить кривотолки… – Большое спасибо, господин Вагнер! Кастелян встал, обошел стол и неожиданно погладил Клару по покрытой платком голове, даже поправил выбившуюся прядь волос. Это была вольность! И не просто вольность – дерзость! Все равно, что ущипнуть подавальщицу в трактире за ягодицу… Но одно дело простолюдинка, а другое – вдова рыцаря! Женщина чуть отстранилась и замерла, не зная, как себя вести. Тем временем управляющий наклонился и горячо прошептал в ее маленькое ушко: – На будущее вам стоит знать: Господин никогда не диктует документы шуту! И никому другому! Он всегда пишет сам! Но об этом сейчас лучше не говорить. А в дальнейшем воздерживайтесь от неосмотрительных поступков! Вы меня поняли? – Да, господин Вагнер! Вы так добры ко мне… – Ну и прекрасно! – кастелян выпрямился. – Осталось высечь безграмотного шута и предать забвению происшедшее! – Ой! Я прошу пощадить этого несчастного юношу! У него, несомненно, большое и доброе сердце! Он не виноват, что его не научили грамоте… Кастелян усмехнулся. – Нет, это у вас доброе сердце! Кажется, я уже говорил вам об этом… Он помолчал, задумавшись. – Ну, ладно… Доброта вещь заразная, как и злоба. Мне тоже вдруг захотелось быть добрым и милосердным… Вагнер еще раз погладил Клару по голове и вернулся на свое место. – Что ж, фрау Майер, пусть Колокольчик на этот раз избежит порки. Возвращайтесь в канцелярию и постарайтесь не злить Шустера. Хотя он и так зол на весь мир… А с вами мы еще поговорим: о доброте, о родстве душ, о правде и справедливости… Потупившись, Клара поклонилась и вышла из кабинета. Она поняла, что управляющий замком, как говорится, «положил на нее глаз»… И пока не решила – радоваться ей или огорчаться… * * * После снежной зимы запасы продуктов уменьшились, а любая крепость должна иметь стратегический запас провианта на случай осады. Вот и наступил период весенних заготовок. С утра крестьяне из деревни загнали в Маутендорф стадо баранов на продажу – животные заполонили узкие улицы, толпились на перекрестках, громко блеяли, бодались, бесцеремонно лезли во все двери и калитки, внося шум и сумятицу в жизнь замка. Их быстро разбирали. Часть резали на мясо, часть загоняли в овчарни, а некоторых поднимали лебедкой в донжон, где им предстояло существовать в качестве живых консервов до осады или до следующего года, когда отощавшие «консервы» заменят свежими… Постепенно улицы разгрузили, и в замок стали заезжать скопившиеся у ворот всадники – челобитчики князю, купцы, проповедники, странствующие рыцари, родственники жителей и прочая разношерстная публика, среди которых могли быть и разбойники, и разыскиваемые убийцы, и беглые каторжники, и профессиональные картежники, и другие сомнительные личности. Человек, который заехал в замок после полудня, не выглядел подозрительным. Конь хорошей породы, но с выступающими ребрами, явно давно не видел достойного корма. Сам всадник с худым лицом, на котором выступали резкие скулы и острый нос, уверенно сидел в седле, а судя по выпрямленной спине и гордому взгляду, он знавал и лучшие времена в жизни. Одет он был в простую, но удобную для путешествий и охоты одежду: удлиненную коричневую куртку с разрезом сзади, такого же цвета широкие штаны из прочной ткани, черную шляпу с широкими, залихватски заломленными полями. С первого взгляда можно было подумать, что это не очень удачливый торговец или бесприютный скиталец, но кольчуга под курткой, меч на боку, притороченные к седлу шлем, нагрудник и арбалет доказывали ошибочность такого предположения. Свободный человек благородного происхождения имеет право носить меч, но если он не посвящен в рыцари, то меч должен висеть на седле, отличая его от простолюдина, а тем более от серва[3]. Только рыцарь опоясывается мечом, и может носить его на поясе. Поэтому, по здравому размышлению, в незнакомце можно было определить благородного рыцаря из древнего, обнищавшего рода. Хотя и такое предположение могло быть обманчивым. Не вступая ни с кем в разговоры, он быстро нашел то, что искал. Наверное, самым оживленным местом Маутендорфа, средоточием встреч, бесед по душам и незатейливых мужских развлечений для многих являлась не просто центральная площадь, а расположенное на ней, неприметное с виду двухэтажное здание таверны «Единорог». Всё в мире относительно. Если замку исполнилось пятьсот лет, то таверна, можно считать, была построена недавно, хотя её бревенчатые стены уже успели потемнеть и пережить, как минимум, несколько поколений бывавших здесь людей. На первом этаже располагалась харчевня, на втором – комнаты для постояльцев. «Единорог» выгодно отличался от придорожных кабаков качеством и разнообразием блюд, а невыгодно – их стоимостью. Правда, хозяин «Единорога» – пожилой перс по прозвищу Горбонос, осевший в замке лет двадцать назад, для местных жителей всегда делал приличные скидки, иначе бы они к нему просто не ходили. Зато заезжих торговцев он обдирал безбожно, деваться-то им некуда: в селе неподалёку харчевня тоже есть, но с вечно пережаренным мясом, разбавленным пивом и огромными крысами, снующими под ногами. Высокий жилистый Горбонос был здесь и шеф-поваром, и главным распорядителем. Но в последнее время он всё больше руководил, а пищу готовил его помощник, молодой светловолосый паренёк по имени Тиль, сын посудомойки – любовницы Горбоноса Терезы, вдовы почившего два года назад от холеры лекаря. Были здесь ещё официанты, в разное время один или два, но менялись они так часто, что распорядитель не успевал запомнить их имена. Но порядок он наводил железной рукой. «Крыс у себя не потерплю!», – каждый раз говорил Горбонос очередному увольняемому разгильдяю, выворачивая его карманы и отбирая припрятанные чаевые. Он следил и за качеством блюд, но большую часть времени проводил, наблюдая за залом и ведя беседы с посетителями. Многие считали перса очень информированным и влиятельным человеком – действительно, нередко к нему обращались по делам, не связанным с качеством пищи, обслуживанием, да и вообще не имеющим отношения к «Единорогу». И, как ни странно, он их успешно улаживал! К Горбоносу и заявился прибывший незнакомец, который назвался Куртом. Сняв отдельную комнату на три дня и жадно пообедав, новый гость за кувшином ячменного пива громко рассказал шеф-повару, да и всем, кто хотел его услышать, что зарабатывает на жизнь сопровождением путников по опасным лесным дорогам и охраной их от разбойников. А потому если нуждающиеся в его услугах появятся, то могут обращаться к нему в любое время. Но желающих ехать куда-то под охраной не нашлось. Правда, неожиданный заработок Курту все же подвернулся: Горбонос нанял его зарезать и освежевать трех только что купленных баранов. Это поручение Курт исполнил сноровисто, быстро, умело. Тиль ему помогал, а потом возбужденно сообщил отцу: – Видно, этот парень зарезал людей больше, чем баранов, уж больно ловко у него все получается! Сразу видно – привык кровь лить! Горбонос только почесал в затылке: бывалый и опытный, он уже и сам понял, что новый постоялец не такой простой, как кажется на первый взгляд. Вечером он пригласил Курта на совместный ужин под предлогом отблагодарить за работу, а на самом деле – с целью лучше узнать незнакомца и сойтись с ним поближе. Они сидели за хозяйским столом, в полутемном углу зала, где лица собеседников трудно различить, а еще труднее разобрать, о чем они говорят. Официант принес свежую жареную баранину и шнапс, который уже прочно вошел в меню «Единорога». – Вот, Курт, это тебе за баранов! – Горбонос высыпал на клеенку несколько монет. – Ловко ты с ними сработал! Сразу видно, что повоевать пришлось! Курт мрачно усмехнулся.