Часть 8 из 53 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Как говорят китайцы, у старых грехов длинные тени.
– Красиво.
Даже если остались свидетели той схватки в верхах, состоявшейся в 1994 году, оба главных действующих лица навеки распрощались со зрителями. Поль Борель значительно опередил Луи Кандишара, скончавшись от рака за несколько месяцев до конца второго президентского срока в 2001 году.
– Знаешь, что было бы логично, Лола?
– Что?
– Грасьен мог бы воспользоваться своими дневниками, чтобы оказать давление на нужных людей и выйти на свободу.
– Как я поняла, дневники изъяли при аресте.
– Меня больше не посвящают в тайны небожителей.
– Подведем итоги. Известно, что у Марса была копия и он использовал ее против Кандишара. Марса прикончили. Можно предположить, что убийца после этого завладел дневниками. Если заказчик Грасьен – что ж, тогда он их и забрал.
– Похоже на правду.
– Ты веришь, что Грасьен выйдет на волю?
– Это трудно, но выполнимо. Все зависит теперь, как и всегда, от содержания этих знаменитых дневников.
– Одного отрывка хватило, чтобы вывести из игры Кандишара.
– В плане финансов ни одна партия и почти никто из политиков не могут быть вне подозрений. Значит, у Грасьена имеется почва для переговоров. Тем более что мы живем совсем в другие времена, не то что при Бореле.
– То есть?
– Мы тогда были более беспечными. На политика могли навесить кучу ярлыков, однако это ему ничуть не мешало. Информация не распространялась со скоростью звука. Интернет еще не завладел нашей жизнью. У политиков хватало времени, чтобы подготовиться к контратаке.
– Это называется способностью к возрождению.
– Да, их выгоняли в дверь, они влезали в окно. За кулисами они могли принимать сомнительные решения, но главное – фасад ослепительно сверкал.
– А теперь все это закончилось?
– Сегодня политик стал более уязвим. Недостаточно исповедаться с телеэкрана и выставить напоказ свои пороки, точно отмерив дозу, растрогать зрителя и тем же вечером получить отпущение грехов. Стоит политику однажды оступиться – и он будет падать и падать в сети миллион раз на глазах у всех.
– Повторение усиливает эффект.
– Да, вероятно.
Бьянко закурил сигарету и с видимым удовольствием выпустил дым. Бывший журналист скучал по атмосфере редакций и политического закулисья. И Лола подпитывала его ностальгию.
– Подпали репутацию политика, и он погибнет, как мотылек, – прошептал Бьянко, щурясь от дыма.
– Похоже, тебе их жалко.
– Вроде того.
– Нет, тебе их и вправду жалко.
– Наверное потому, что я старею. Ты пообедаешь с нами, Лола?
Она была голодна как волк, но чувствовала себя незваным гостем в этой семье, где царила нежность.
– Спасибо, Арман, как-нибудь в другой раз.
– Не пропадай на двадцать лет, ладно?
Глава 8
Дэвид Боуи пел Life on Mars? Добравшись до своего района, Лола с трудом вырулила на стоянку. Она заметила на тротуаре два знакомых силуэта. Антуан Леже и Зигмунд. Лучший психоаналитик квартала Сен-Дени выгуливал под дождем своего далматинца. Она хотела посигналить им фарами, но раздумала. После отъезда Ингрид она порвала все связи с миром людей.
Наконец она поставила машину на место, дождалась в темноте, когда закончится песня, вышла из “твинго”, побрела в магазин замороженных продуктов и сделала запас на неделю. Внутри у нее шла борьба. Все забыть и дожидаться весны или прорваться к оку циклонического вихря, пока буря не наделала бед. У нее нет никакой информации, только ощущение, будто что-то не стыкуется.
Оказавшись дома, Лола попыталась представить себя в роли Софи Бьянко. Домик с зелеными ставнями, ароматы домашней кухни, хорошо воспитанные, любящие дети. Нет, такая жизнь не для нее, и не о чем тут сожалеть.
Она разогрела еду в микроволновке, прослушала сообщения на автоответчике. Трижды звонил Бартельми, ее бывший заместитель.
Шеф, я начинаю беспокоиться. Перезвоните мне.
Максим, хозяин ресторана “Дневные и ночные красавицы”, приглашал на вечернюю дегустацию региональных вин. Антуан Леже напоминал, что они давно не виделись.
Проскользнуть незамеченной становилось почти невозможно.
Друзья. Конечно, она к ним вернется. Только нужно еще немного потерпеть.
Она легла в кровать с биографией Уинстона Черчилля. Хорошо быть честным, но и правым быть тоже немаловажно. Этот англичанин выкурил вагон сигар, выпил гектолитры виски, прожил тысячу жизней и доказал пару-тройку геополитических теорем. Она вспомнила о Бьянко и его мнении о политиках. Колоссы на глиняных ногах. У Черчилля было одно преимущество – неистребимое чувство юмора. Совершенно необходимое для того, чтобы ноги не подвели.
* * *
Всю вторую половину дня Саша допрашивал японца, зарезавшего официантку, кассиршу и суши-мастера. Французским мужик владел слабовато и категорически не признавался в том, что совершил преступление в ресторане “Мацури”, где он был постоянным и вполне миролюбивым клиентом в течение многих лет.
– Это не я. Я не тот человек. Это не я.
Дело пошло на лад, когда Саша пригласил переводчика. От возможности выразить свои мысли на родном языке японец раздулся как шар и стал давать показания.
Нас взрастили слова. Все детство прошло с ними.
Переводчица оказалась красавицей с ласковым взглядом и длинными душистыми волосами. Протокол был подписан, злодей отправлен в камеру. Они стояли на набережной и болтали, повернувшись спиной к Сене. По-французски она говорила безупречно, с едва уловимым акцентом, придававшим очарование ее выговору.
– Я слышала, вы собираетесь переезжать.
– Да. Расстаемся с домом 36 на набережной Орфевр. Перемещаемся в Батиньоль. На улицу Бастьон.
– Вы об этом жалеете?
– Нет.
– Это хорошо. От ностальгии никакой пользы.
– Вы не голодны?
Рискованный вопрос. Молодая женщина несколько часов подряд слушала нудные излияния отвратительного типа, превратившего симпатичный ресторан в филиал ада.
– Пожалуй.
Они немного поели, выпили приличное количество кот-дю-рон, поговорили о работе, о планах на будущее и плавно переместились к Дюгену на улицу Пти-Мюск.
Обливаясь потом и ускоряя темп, довольные друг другом, они, обменявшись улыбками, начинали все сызнова. У Майи были маленькие груди, а сексуальные фантазии простирались за границы галактики. Саша позабыл о призраке Марса, маячившем у самой кровати. Он чувствовал в своих объятиях человеческое существо, и в нем самом затеплилась жизнь. В Африке ему было так холодно.
Глава 9
16 января, среда