Вакс заставил себя подняться на четвереньки: «Нет. Невозможно. НЕТ!» Он бросился через улицу, не заметив, что едва не попал под копыта черного жеребца, – всадник выругался. Это лицо. Это лицо! В последний раз Вакс видел этого человека, когда выстрелил ему в лоб. Кровавый Тэн. Тот, кто убил Лесси. – Здесь был человек! – крикнул Вакс, прорываясь сквозь толпу. – С длинными пальцами и редкими волосами. Голова, будто голый череп. Вы его видели? Его кто-нибудь видел? Люди смотрели на него как на помешанного. Возможно, он и впрямь помешался. Вакс прижал руку к виску. – Лорд Ваксиллиум? Он резко повернулся. Мараси остановила автомобиль, и они с Уэйном выбирались наружу. Неужто она и впрямь сумела не отстать во время погони? Нет… конечно нет, он же сам ей сказал, куда – по его предположениям – должен отправиться Меткий Стрелок. – Вакс, дружище, ты в порядке? – спросил Уэйн. – Что он сделал? Как-то сбил тебя в полете? – В некотором роде, – пробормотал Вакс, оглядевшись по сторонам в последний раз. «Ржавь, – подумал он. – От напряжения у меня мозги набекрень». – Так он удрал, – с недовольным видом скрестив на груди руки, констатировала Мараси. – Ни в коем случае, – ответил Вакс. – Он истекает кровью и сыплет деньгами. За ним остался след. Идемте. 3 Когда мы войдем в трущобы, ты должна оставаться в машине, – произнес Уэйн нарочито мрачным и торжественным тоном. – Дело не в том, что мне не нужна твоя помощь. Нужна. Просто для тебя это слишком опасно, поэтому ты останешься там, где, как я уверен, тебе ничего не будет угрожать. Это не обсуждается. Прости. – Уэйн, – окликнул Вакс, – прекрати разговаривать со своей шляпой и иди сюда. Уэйн тяжко вздохнул, похлопал шляпу и с видимым усилием положил ее на сиденье автомобиля. Вакс был малый что надо, но кое в чем не разбирался. К примеру, в женщинах. И в шляпах. Вакс и Мараси разглядывали Глухомань. Перед ними будто открылся совсем другой мир. Небо над улицами перечеркивали веревки для сушки белья – бесхозные предметы одежды болтались на них, точно висельники. Из Глухомани дул ветер, с радостью удирая оттуда и принося с собой неоднозначные запахи. Наполовину приготовленной еды. Наполовину вымытых тел. Наполовину очищенных улиц. Стоявшие вплотную друг к другу высокие многоквартирные дома отбрасывали густые тени даже в полдень. Складывалось впечатление, что закат приходил сюда выпить и поболтать, прежде чем неторопливой походкой отправиться на вечернее дежурство. – Лорд Рожденный Туманом не хотел, чтобы в городе были трущобы, – сказала Мараси, когда они втроем вошли в Глухомань. – Он отчаянно пытался предотвратить их появление. Строил для бедняков красивые дома, которые должны были простоять долго… Вакс кивнул, на ходу машинально гоняя монету по костяшкам пальцев. Уэйн пригляделся. Похоже, Вакс где-то потерял пистолеты. А монеты наверняка у Мараси одолжил. Извечная несправедливость. Когда Уэйн одалживал у кого-то монеты, на него орали. Правда, он иногда забывал попросить разрешения, зато всегда оставлял взамен что-нибудь хорошее. «Нужна подходящая шляпа… – подумал он. – Шляпа – это важно». Уэйн отстал от своих спутников и прислушался, не раздастся ли где-нибудь кашель. «Ага…» Этот старик угнездился на крыльце, укрыв ноги старым грязным одеялом. В трущобах полно таких людей. Они цепляются за жизнь с отчаянием, словно висят на карнизе, и легкие у них наполовину заполнены разными нездоровыми жидкостями. Старик снова заперхал, прижимая ко рту руку в перчатке, когда Уэйн присел на ступеньки рядом. – Ну чего ищщо? – проговорил трущобный житель. – Ты хто вообще? – Ну чего ищщо? – повторил Уэйн. – Ты хто вообще? – Я-то никто. – Старик сплюнул в сторону. – А ты грязный чужак. Я не при делах. – Я-то никто, – повторил Уэйн, доставая из кармана пыльника флягу. – А ты грязный чужак. Я не при делах. А хороший говор, весьма хороший. Бормочущий, классический и выдержанный, овеянный историей. Закрывая глаза и прислушиваясь, Уэйн подумал о том, что именно так говорили люди много лет назад. Он протянул старику фляжку с виски. – Травить меня пытаисси? – спросил бедолага. Он не договаривал слова, пропускал половину звуков. – Травить меня пытаисси? – повторил Уэйн, работая челюстью, будто стараясь прожевать полный рот камней. В эту смесь, несомненно, затесались кое-какие северные фермерские поля. Он открыл глаза и снова предложил виски старику, который понюхал угощение и сделал осторожный глоточек. Потом глоток побольше. Потом хлебнул как следует. – Это самое, – проговорил старик. – Ты, сталбыть, идиот? У меня сын – идиот. Настоящий, таким и уродился. Ну, ты все равно парень что надо. – Ну, ты все равно парень что надо, – повторил Уэйн, вставая. Протянул руку, снял с головы старика старую полотняную кепку, жестом указывая на фляжку с виски. – На обмен? – спросил трущобный житель. – Парень, да ты и впрямь идиот! Уэйн надел кепку: – Вы не могли бы произнести для меня какое-нибудь слово, которое начинается с «а»? – А? – Чудесно, ржавь меня побери! – восхитился Уэйн. Он спрыгнул с крыльца обратно на улицу и засунул в какую-то щель свой пыльник. К сожалению, там же пришлось спрятать и дуэльные трости. Но деревянные кастеты оставил при себе. Под пыльником на Уэйне была дикоземная одежда, которая не сильно отличалась от той, что носили жители этих трущоб. Рубашка на пуговицах, брюки с подтяжками. Он на ходу закатал рукава. Вещи были поношенные, с заплатами в нескольких местах. Он бы не обменял их ни за что на свете. Понадобились годы, чтобы заполучить одежду, которая выглядела как надо. Так, словно ее использовали, словно в ней жили. Не стоит безоговорочно доверять человеку в слишком новом наряде. Честный трудяга не носит новую, чистую одежду. Вакс и Мараси остановились впереди и беседовали с какими-то пожилыми женщинами с шалями на голове и тюками в руках. Уэйн почти слышал, о чем речь. «Мы ничего не знаем». «Он пробежал здесь всего-то несколько секунд назад, – должен был сказать Вакс. – Вы ведь…» «Мы ничего не знаем. Мы ничего не видели». Наверняка все так и было. Поэтому Уэйн поплелся туда, где под грязным полотняным навесом четверо мужчин ели помятые фрукты. – Что за чужаки? – спросил он, присаживаясь рядом и используя говор, который только что позаимствовал у старика. Его даже не заподозрили. В подобных трущобах столько людей, что знать всех в лицо невозможно, зато легко определить, свой перед тобой или чужой. Уэйн был своим. – Точно копы, – заявил житель трущоб, чья безволосая и на удивление плоская голова походила на перевернутую миску. – Они кого-то ищут, – прибавил другой. Ржавь и Разрушитель, а у этого малого лицо было, наоборот, таким заостренным, что можно поле вспахать! – Копы сюда приходят, только если хотят кого-нибудь арестовать. А вообще им плевать на нас, и так будет всегда. – Окажись оно иначе, – подхватил Мискоголовый, – они бы чего-нить придумали с энтими фабриками и липистрическими станциями, которые сыплют пепел на наши головы. Мы ведь не должны больше жить посреди пепла. Гармония так сказал, да-да. Уэйн кивнул. Не в бровь, а в глаз. Стены здешних зданий и впрямь были покрыты пеплом. Есть ли людям снаружи до этого дело? Нет. Нет, ведь им-то не приходилось здесь жить. Размышляя, Уэйн не упускал из виду Вакса и Мараси, а также сердитые взгляды, которые эти двое притягивали к себе, – взгляды тех, кто успел с ними разминуться, и тех, кто закрывал окна прямо у них над головой. «Так не пойдет, – подумал Уэйн. – Надо будет потом поговорить с Ваксом на эту тему». – Они и впрямь кого-то ищут, – сказал он вслух. – Не лезь в это дело, – посоветовал Мискоголовый. – Может, речь о деньжатах… – проворчал Уэйн. – Ты бы сдал кого-то из наших? – хмуро поинтересовался Мискоголовый. – Я тебя узнал. Ты ведь сын Идипа? Уэйн отвел взгляд, уклоняясь от ответа. – Слушай сюда, сынок. – Мискоголовый погрозил пальцем. – Не доверяй копам и не вздумай становиться крысой! – Я не крыса! – возмутился Уэйн. Он и впрямь таким не был! Но любой человек время от времени нуждается в наличке. – Они пришли за Метким. Я подслушал их разговор. За его голову дают тысячу банкнот. – Он здесь вырос, – напомнил Плуголицый. – Он свой.