Оператор: Ты сказал «умерли», Джес? Х:… Оператор: Джес, ты на линии? Кто умер? Х: Да. Все. Умерли все. Оператор: Ты ведь не шутишь, правда, Джес? Х: Нет, мэм. Оператор: Тогда, может, расскажешь, что случилось? Не торопясь, понемногу. Х: Он пришел вчера вечером. Мы ужинали. Оператор: Кто пришел? Х:… Оператор: Кто, Джес? Х: Он стрелял. Оператор: Ладно, Джес. Я хочу тебе помочь, но и ты должен помочь мне сейчас. О’кей? Х: О’кей. Оператор: Ты говоришь, что во время ужина какой-то мужчина вошел в дом и начал стрелять? Х: Да. Оператор: Потом ушел и в тебя не выстрелил. Ты в порядке, верно? Х: Нет. Оператор: Ты хочешь сказать, что ты ранен, Джес? Х: Нет. Он не ушел. Оператор: Мужчина, который стрелял, все еще там? Х:… Оператор: Джес, пожалуйста, ответь мне. Х: Он говорит, что вы должны приехать. Должны приехать немедленно. Связь прервалась. Конец записи. 1 За несколько минут до шести утра движение на улице оживилось. Работники муниципальной службы по уборке города собирали в грузовики мусор из контейнеров, которые выстроились перед коттеджами, словно солдаты на посту. Потом проехала машина, которая чистит асфальт крутящимися щетками. Сразу после подоспели фургончики с озеленителями. Английские газоны и дорожки были очищены от опавших листьев и сорняков, живые изгороди подстрижены. Закончив работу, люди ушли, оставив за собой упорядоченный мир и ненарушимый покой. Счастливое место готово предстать перед глазами своих счастливых обитателей, подумала Мила. Ночь прошла спокойно, как и все ночи в таких кварталах. Часам к семи дома начали пробуждаться, не спеша, с ленцой. За окнами отцы, матери и дети поднимали веселую возню, предвкушая новый день, полный радостных забот. Еще один день счастливой жизни. Глядя на все это из своего «хендая», припаркованного в начале квартала, Мила вовсе не завидовала, поскольку знала: стоит слегка поскрести позолоту, и обнаружится нечто совсем другое. Иногда – истинная картина, сотканная из света и тени, как тому и следует быть. Но иногда – черная дыра. Тогда зловонное дыхание голодной бездны обволакивает тебя, и тебе кажется, будто оттуда, из глубины, кто-то шепчет твое имя. Миле Васкес был хорошо знаком этот зов темноты. Она танцевала с тенями с самого дня своего рождения. Она похрустела пальцами, особенно напирая на указательный на левой руке. Боль помогала сосредоточиться. Еще немного, и двери коттеджей начали открываться. Семьи покидали свои жилища, чтобы ответить на вызов окружающего мира, – для таких, как они, ответ на вызов дается слишком просто, подумала Мила. Она увидела, как Коннеры выходят из дому. Отец, адвокат Коннер, сорока лет, подтянутый, в безупречном сером костюме; легкая седина только подчеркивает загар на лице. Мать – блондинка, фигура и лицо девушки, чуть-чуть постаревшей. Время всегда будет милостиво к ней, в этом Мила была уверена. Следом – девочки. Старшая ходит в школу. Младшая – каскад кудряшек – еще в детский сад. Обе – живые портреты своих родителей. Любые сомнения в правильности теории эволюции Мила рассеяла бы, указав на семью Коннер. Красивые, совершенные во всем, они могли обитать только в таком счастливом месте. Поцеловав жену и дочек, адвокат сел в синюю «Ауди-А6» и отправился вершить свою блестящую карьеру. Женщина на зеленом «ниссане» повезла девочек в школу и в садик. Тут Мила и вылезла из своей видавшей виды машины, чтобы вторгнуться в особняк – и в жизнь – Коннеров. Несмотря на жару, она выбрала для маскировки спортивный костюм для пробежек. Лето кончилось только вчера, но, если бы она надела майку и шорты, шрамы привлекли бы гораздо больше внимания. Согласно расчетам, сделанным на основании наблюдений в предыдущие дни слежки, минут через сорок миссис Коннер должна была вернуться домой. Сорок минут, чтобы проверить, не завелось ли привидение в этом счастливом жилище. Коннеры попали в поле зрения Милы несколько недель назад. Все началось случайно. Полицейские, работающие над делами о пропавших без вести людях, не могут сидеть за письменным столом и ждать, когда поступит заявление, ведь порой у исчезнувшего нет семьи, которая может такое заявление подать. Он иностранец или обрубил все связи, или попросту у него никого в целом мире нет. Таких Мила называла «потенциальными жертвами». Люди, живущие в окружении пустоты и даже не представляющие, что в один прекрасный день эта пустота их поглотит. Поэтому нужно вначале искать казус, а уж потом пропавшего человека. Мила разъезжала по городу, посещала места отчаяния, где тень впивается в каждый твой шаг и никогда не оставляет в покое. Но случалось, люди исчезали даже в любящих семьях, в атмосфере здоровой и безопасной. Чаще всего дети. Могло случиться – и, к сожалению, случалось, – что родители, погруженные в свой налаженный быт, не замечали каких-то мелких, но существенных перемен. Бывало так, что кто-то вне дома сближался с их детьми без ведома родных. Дети испытывают чувство вины, когда взрослые им оказывают знаки внимания, тут вступает в силу неразрешимое противоречие между двумя правилами, которые внушают им папа и мама: трудно, в самом деле, выбрать, как поступить, если, с одной стороны, ты не должен грубить старшим, а с другой – не разговаривать с посторонними. Как бы ты себя ни повел, о чем-то все равно придется умолчать. Мила, однако, обнаружила: существует отличный источник сведений о том, что происходит в жизни ребенка. Поэтому каждый месяц она посещала какую-нибудь школу или детский сад. Просила позволения пройтись по классам, когда малышей там не было. Рассматривала развешенные по стенам рисунки. Эти фантастические миры часто служили лишь маской для реальной жизни. Но главное – они вбирали весь комплекс тайных, часто бессознательных эмоций, какие ребенок впитывает словно губка и так же легко изливает. Миле нравилось ходить по школам. Особенно нравились запахи: восковые мелки и канцелярский клей, новые книги и жевательная резинка. Все это навевало какой-то таинственный покой, создавало впечатление, что здесь никогда не случается ничего дурного. Потому что для взрослого самыми надежными кажутся места, где находятся дети. В ходе одного из таких исследований среди десятков детских работ на стене Мила обнаружила рисунок младшей дочери Коннеров. Этот детский сад она выбрала случайно в начале учебного года и бродила по комнатам в час отдыха, когда дети резвились во дворе. Замкнулась в их крохотном мирке, наслаждаясь веселым гомоном. На рисунке маленькой Коннер ее поразило изображенное там счастливое семейство. Сама малышка, мама, папа и сестренка на лужайке перед домом. Погожий день, солнышко смеется. Все четверо держатся за руки. Но чуть поодаль от основной группы обозначился некий диссонанс. Пятая персона. Эта фигура сразу вызвала у Милы странное беспокойство. Она как будто парила над землей, и у нее не было лица. Привидение, мелькнула у нее мысль. Она уже собиралась двигаться дальше, но все-таки поискала на стене другие рисунки девочки и обнаружила, что там неизменно присутствует темный силуэт. Такая повторяющаяся деталь вряд ли могла быть случайной. Чутье подсказывало, что следует копнуть поглубже. Мила переговорила с воспитательницей, та оказалась очень любезной и подтвердила, что история с привидениями длится уже довольно давно. Она по опыту знает, объясняла воспитательница, что волноваться не из-за чего: такое обычно бывает сразу после смерти родственника или знакомого, таким образом малыши приобщаются к трауру. Для очистки совести воспитательница расспросила миссис Коннер. Хотя в семье в последнее время никто не умирал, младшей дочери недавно приснился страшный сон. Это могло стать причиной. Но Мила, изучая детскую психологию, усвоила, что дети придают реальным людям черты фантастических персонажей, причем герои эти не всегда отрицательные. Так, чужой дядя может превратиться в вампира, а может – в симпатичного клоуна или даже в Спайдермена. И все же всегда присутствует деталь, разоблачающая двойника, переводящая его снова в реальный, человеческий план. На памяти было дело Саманты Эрнандес, которая изображала седобородого старика, который каждый день подходил к ней в парке, как Санта-Клауса. Только вот на рисунке, как и в действительности, у него была татуировка на предплечье. Но никто не обратил на это внимания. И подонку, который похитил и убил девочку, было достаточно пообещать ей подарок. В случае малышки Коннер разоблачающей деталью было неизменное присутствие призрака. Мила всерьез полагала, что девочка чем-то напугана. Нужно было выяснить, в самом ли деле чье-то присутствие реально, а главное, безобидно. Как всегда, Мила решила не ставить родителей в известность. Не стоит из-за смутного подозрения поднимать переполох и вселять беспочвенные подозрения. Она начала наблюдать за маленькой Коннер, чтобы выявить людей, с которыми девочка общалась вне дома или в те недолгие промежутки времени, когда родные не присматривали за ней, то есть когда она находилась в детском саду или на занятиях танцами. Никто из посторонних не проявлял к девочке особого интереса. Подозрения оказались безосновательными. Такое случалось не раз, но Миле не жаль было долгих дней напрасного труда, чувство облегчения служило ей наградой. Но ради очистки совести она все-таки решила посетить также и школу, где училась старшая дочь Коннеров. В ее рисунках не нашлось никаких двусмысленных деталей. Но аномалия таилась в домашнем задании: учительница велела детям выбрать и записать какую-нибудь сказку. Девочка выбрала страшную историю с привидением. Возможно, старшая сестра повлияла на младшую, напугала ее своими фантазиями. Или это окончательно доказывало, что речь идет не о воображаемом персонаже. Может быть, то, что Мила не обнаружила постороннего, внушающего подозрение, означало угрозу гораздо более близкую, чем можно было предположить. Не посторонний, а кто-то из домашних. Поэтому Мила решила устроить слежку за домом Коннеров. И взяла на себя другую роль. Вместо розыска детей занялась охотой за привидениями. Незадолго до восьми утра Мила надела наушники плеера – невключенного – и, притворяясь, будто совершает утреннюю пробежку, быстро преодолела квартал, отделявший ее от особняка Коннеров. Подбежав к самому дому, свернула направо, к задней двери. Подергала ее, проверила окна. Все заперто. Если бы она вошла в открытую дверь или залезла в незапертое окно и кто-нибудь застиг бы ее на месте, можно было бы оправдаться тем, что ей показалось, будто в доме грабители. Это не уберегло бы ее от обвинения в нарушении неприкосновенности жилища, но было больше шансов легко отделаться. А вот взломать замок означало подвергнуть себя бесполезному, а главное, глупому риску.