– Дорогой, – тихо позвала она, – я везу близнецов в школу. – О’кей. Только сначала поцелуй меня, – откликнулся Сеньон хриплым утренним голосом. Она склонилась над кроватью, и он сразу попытался притянуть ее к себе. – Я же спешу, негодяй! – Ты скоро вернешься? – Туда-обратно. – Круто! Что-то мне подсказывает, что сегодня перед работой я в спортзал не пойду. – Сеньон погладил жену по заднице, чтобы развеять сомнения в своих сладострастных планах. – У меня сегодня на это нет времени – урок пилатеса и массаж, сейчас помчусь на другой конец Парижа. – Дорогая, ты серьезно? Она почувствовала все отчаяние самца, уже распаленного страстью – что-то среднее между детской обидой и гормональным бешенством дикого зверя. – Мы готовы! – завопили близнецы из коридора. Летиция махнула большим пальцем в сторону двери: – Надо было хорошенько подумать, прежде чем делать детей! – Но ты же не бросишь меня в таком состоянии?! – Когда вернусь, посмотрим, что я смогу сделать за пять минут. – Она поцеловала мужа и умчалась. График был жесткий, выбиваться из него нельзя. Однако, едва увидев мадам Лемин у ворот школы Де Брусса, Летиция с ужасом догадалась, что возникла проблема, и теперь все пойдет наперекосяк. – Мадам Дабо! – возопила, бросаясь к ней Лемин. – Катастрофа! – Что случилось? Экскурсия отменяется? – Нам не хватает одного взрослого! Двое родителей отказались сегодня в последнюю минуту нас сопровождать! Для мадам Тюрпен я нашла замену, но нужен еще один человек! Летиция приняла самый что ни на есть решительный вид и взмахнула руками: – О нет, я страшно сожалею, но никак не могу! – Вы – наш последний шанс, я только что обзвонила всех родителей по списку! – В другой день я бы еще подумала, как вам помочь, но сегодня… – Летиция была твердо намерена оставаться непреклонной, хоть и знала, что едва ли у нее это получится. Каждый год она клятвенно обещала себе не поддаваться на провокации и научиться говорить категорическое «нет». – Мадам Дабо, будь у меня другой выход, я ни за что не стала бы вам докучать, но тут у нас безнадежная ситуация. Мне нужен еще один человек для сопровождения – это обязательное условие по школьным правилам, иначе нам придется отказаться от экскурсии, и дети останутся без праздника по случаю окончания учебного года. Близнецы тотчас задрали головы, уставившись на мать. – Мам! – взвыл Натан. – Ни-ни, даже не начинайте! Вокруг них уже потихоньку собиралась толпа, в основном из малышни. – Никто никуда не поедет, – не унималась учительница, – мне ужасно неловко ставить вас в такое положение, но либо вы едете с нами, либо все остаются. – Нет! – возмутился Лео. – Мам, поехали! Летиция собиралась сказать, что целый день веселых игр во дворе школы тоже сойдет за праздник, но слова застряли в горле под умоляющими взглядами одноклассников ее сыновей. – Поехали! Мы с тобой поделимся едой для пикника! – горячо пообещал Натан. – Я вообще есть не хочу, честно-честно! Только не сегодня! Только не в мой день! – Мадам Дабо! – взмолилась учительница с видом побитой собаки. Летиция вздохнула. Мордашки вокруг нее тотчас просияли, глаза заблестели надеждой. – Но сегодня правда не самый удачный день… – попыталась оказать последнее сопротивление Летиция. Однако уже было поздно – голос ее выдал, стало ясно, что она сдалась. – Ура! – выпалил Лео. – Мы едем в зоопарк! В зоопарк! Мадам Лемин бросилась обниматься: – Спасибо вам огромное! Вы потрясающая мать! Летиция же подумала, что никакая она не потрясающая, а самая настоящая тряпка, что и доказала в очередной раз. Но дети, перепуганные отменой поездки, теперь визжали от радости, и это уже само по себе было утешением. – Только, пожалуйста, дайте мне минут пятнадцать, – попросила Летиция учительницу, – нужно отменить все встречи. Когда все расположились в автобусе, дети совсем разбуянились от нетерпения – галдели и не могли усидеть на месте. Поездка обещала быть крайне утомительной, так что Летиция совсем приуныла, оплакивая испорченную пятницу. На водителя автобуса она не обратила внимания, даже ни разу на него не взглянула. А он между тем пристально и сосредоточенно наблюдал за пассажирами в зеркале заднего вида из-под козырька кепки с надписью Coca-Cola. 47 Еще две бомбы рванули в кинотеатре. Такие же самодельные взрывные устройства, как и в прошлый раз. Но теперь жертв среди зрителей было больше, чем в голливудском боевике, который в тот день шел на экране. Одновременно в вестибюль телеканала TF1 явился некий гражданин с охотничьим ружьем и открыл огонь по мониторам на стенах с воплями о том, что, дескать, настало время свергнуть власть медийных манипуляторов. По счастью, охрана его скрутила до того, как он успел кому-либо навредить – дело ограничилось несколькими мониторами. При обыске у гражданина в карманах нашли несколько коробок с патронами, а также список адресов «Франс Телевизьон», BFM, редакций газет «Фигаро», «Либерасьон» и «Монд». В предместьях больших городов Франции той же ночью сгорели сотни машин, а звонков в полицию, пожарную охрану и «Скорую помощь» поступило больше, чем когда-либо. Насилие полыхнуло пожаром, который разгорался все сильнее – сомнений в этом уже не осталось. Кризис, тревога, повседневные проблемы – и без того взрывоопасная смесь, а резкое увеличение тяжких преступлений, которые произвели сильное впечатление на все общество, стало той самой искрой, подпалившей фитиль. И все же этим пятничным утром Лудивина, прибежавшая в жандармерию, чувствовала себя гораздо лучше, чем накануне. Настолько лучше, что даже испытывала нечто похожее на… радость. Она боялась запоздалой реакции психики на ночное вторжение, поскольку ей лучше, чем кому-либо, было известно: посттравматический шок принимает различные формы, он может проявиться не сразу и самым неожиданным образом – вдруг рвануть и привести к тяжелым последствиям. Но впадать в уныние из-за пережитого она ни в коем случае не собиралась. Вечер с Бенжаменом прошел на удивление хорошо, ее страхи не оправдались. Он проявил деликатность, в душу не лез и вообще ничем не докучал; они даже немного поболтали за ужином, прежде чем разошлись спать по разным комнатам, оба уставшие за день. Лудивина хоть и не сразу заснула, но впервые за много ночей ей не снились кошмары, и до утра она ни разу не вскакивала. Сеньон ее хорошего настроения, похоже, не разделял. – Что-то не так? – поинтересовалась она, усаживаясь за рабочий стол. – Нет, просто не с той ноги встал. – Надеюсь, ты приведешь себя в норму как можно скорее, потому что мы едем в клинику Святого Мартина Тертрского и мне не хочется всю дорогу смотреть на твою кислую физиономию. – Что тебе там еще понадобилось? – Доктор Малюмон составил портрет убийцы, и весьма любопытный. Он все расскажет нам в подробностях. – А по телефону нельзя? – Вчера он потратил на чтение досье пять часов личного времени и наверняка еще полночи готовил детальный доклад, так что ему хочется выступить перед зрителями. А поскольку эта тема его явно зацепила, я думаю, нам удастся вытянуть из него заодно побольше сведений о пациентах клиники. Мне кажется, на этот раз он не будет так строго соблюдать врачебную тайну. Лудивина решила пока не делиться с коллегой тем, что ей уже сказал Малюмон, чтобы не лишать психиатра непосредственной реакции Сеньона, и еще потому, что она сама еще не обдумала все до конца. Подозрительных врачей или криминологов на горизонте не наблюдалось. Разумеется, были психиатры, так или иначе общавшиеся с некоторыми преступниками – тот же Малюмон, Брюссен, доктор Каршан из Вильжюифа, – но никто из них не имел доступа ко всем сумасшедшим. Никто не годился на роль общего знаменателя. Лудивина прокрутила в голове этот вопрос десятки раз и рассмотрела его под всеми углами – ни один врач из списков, составленных по нескольким расследованиям, не подходил, ни один не мог стоять в центре замкнутой и запутанной криминальной сети, и уж тем более криминолог или какой-нибудь эксперт из научной полиции на эту роль не годился. Гильем ворвался в кабинет, как ураган: – Прикиньте, у начальства дикий переполох! – Да ну? – удивилась Лудивина. – А почему?