Барабанные ружья там тоже не прижились из-за дороговизны. А вот штуцеры в армии Карла были, правда, немного, около сотни. Они хоть и обходились дешевле барабанок, но все же были куда дороже обычных мушкетов. Кроме того, их серьезным недостатком являлся малый носимый боезапас. Ведь патрон для нашего штуцера представлял собой отрезок казенной части ствола с затравочной полкой для пороха, поэтому и стоил почти как тот ствол. Кроме того, он весил граммов триста, а тот факт, что штуцеры в Швеции производились кустарно, приводил к индивидуальной подгонке патронов под конкретное ружье. От другого экземпляра они к нему не подходили. Эту проблему заметили и пытались решить в Англии, но пока промышленным способом штуцеры производились только в Донецке. Поэтому шведская армия взяла на вооружение всего два новшества — укрепленный под стволом, а не засовывающийся в дуло, штык и чугунные пушки русско-австралийского образца. В общем, армия царя Петра была вооружена и то лучше, а про войска компании можно не говорить. Через день Мосли смог пролить свет на обстоятельства исчезновения царевича. Оказывается, заслуживающие доверия люди видели его на постоялом дворе в Куинборо, причем не одного, а в компании с неким господином весьма благородной внешности. Натаниэль уточнил, что по описаниям этот самый господин очень похож на некоего барона Книппера, подвизающегося у графа Пипера в качестве агента для особых поручений. Жаль, подумал я, с первого взгляда Алексей казался умнее. Тоже мне, нашелся предшественник Мазепы! Кстати, а как там поживает сам Иван Степанович — уже решил переметнуться к Карлу или пока пребывает в тягостных раздумьях? Пожалуй, скорее второе. Даже по датам того мира время для подобного решения еще не подошло, а в этом Северная война началась позже и развивалась по несколько иному сценарию. Но сама по себе беззаветная готовность гетмана лечь под кого-нибудь посильнее заслуживает пристального внимания. Надо будет, пожалуй, написать ему письмо. Где поздравить с приближающимся двадцать третьим февраля… или лучше сразу с Восьмым марта? В общем, пожелать ему счастья, успехов в личной жизни и предложить как-нибудь встретиться. Вскоре и Анна откликнулась на мою просьбу о помощи, пригласив меня на обед в Хэмптон-Корт, где она поселилась по восшествии на престол. Этот дворец, находящийся примерно в пятнадцати километрах вверх по Темзе от Кенсингтона, поначалу приглянулся Вильгельму, и тот велел его обновить. Однако вскоре охладел к данной резиденции, причем, судя по сплетням, из-за обитающих там привидений. Они, заразы, почему-то во множестве прижились именно в этом Корте. Правда, большая часть духов вела себя довольно прилично, но две дамы, Анна Болейн и Кэтрин Говард, с лихвой компенсировали деликатность основной массы привидений своими откровенно хамскими и навязчивыми выходками. Кроме того, в самом начале восемнадцатого века активизировался ранее не замеченный в чем-то предосудительном дух Джейн Сеймур. Короче говоря, Вильгельму такая компания не понравилась, и он обитал то в Кенсингтоне, то в Виндзорском замке. А вот Анна особых неудобств не испытывала. Правда, она жила там всего ничего, но, по слухам, уже успела очень душевно побеседовать с привидением своей тезки, причем обе стороны остались довольны знакомством и явно собирались его продолжать. К некоторому своему стыду, лично я пока ни одного привидения еще не видел ни разу в жизни. И поэтому весь путь до Хэмптон-Корта, в который пустился на моторной лодке (Темза в этом году не замерзала), размышлял — удобно ли будет просить королеву разрешить остаться у нее на ночь? А если даже удобно, то не поймет ли она мои желания в несколько ином ключе? Вот уж чего мне совершенно не хотелось бы. В общем, когда слева на берегу появилась громада королевской резиденции, было решено действовать по обстоятельствам. В конце концов, зря, что ли, я скормил Анне почти треть упаковки колхицина против ее подагры? Да еще подарил пару пачек нурофена-плюс, который, как она мне уже сообщила, великолепно снимал приступы мигрени. Мне было не жалко, в Австралии этот препарат спросом совершенно не пользовался, а захватил я его с собой довольно много. Просто из соображений «не пропадать же добру», потому как в старости мне приходилось часто его есть против болей в пояснице. Королева с готовностью согласилась помочь мне в поисках пропавшего с корабля молодого человека, скорее всего соблазненного какими-то проходимцами, к сладким речам которых он не имел иммунитета по причине молодости и связанной с ней наивности. Во всяком случае, именно так я обрисовал ситуацию Анне, и вряд ли при этом сильно отступил от истины. Королева сказала, что ей очень приятна моя бескорыстная забота о слабых и нуждающихся в помощи. И уточнила, что имеет в виду не только историю с Алексеем, но предоставление места садовника старому камердинеру почившего короля, без чего верный слуга Вильгельма мог бы под закат жизни остаться без средств к существованию. Вот ведь незадача, подумал я, впадая в некоторую задумчивость. Если бы подобное сказал тот же Вильгельм, все было бы кристально ясно! А тут — хрен ее разберет, эту Анну Стюарт. Может, она на самом деле не знает, кем был в действительности Мосли при предыдущем монархе. Или все-таки подобное выходит за рамки вероятного? Королева тем временем вручила мне заранее написанную бумагу, где содержалось указание местным властям всячески содействовать моим представителям в поиске пропавшего русского принца Алексея. Внимательно прочитав документ, я слегка прифигел, рассыпался в благодарностях и убрал его в папку. Потому как бумага была не на конкретное лицо и не имела срока действия. То есть теперь люди отца Юрия могли шнырять по всей Англии и ее колониям на совершенно официальном основании! Оставалось только пожелать Алексею спрятаться как можно глубже и не высовываться из своего убежища возможно более долгий срок. Что наверняка совпадет с планами шведов, ибо подобный козырь следует аккуратно припрятать, а не размахивать им перед противником с идиотскими воплями типа «а вот у меня что есть!». «Пожалуй, Анна все-таки не знает про основную специальность бывшего королевского камердинера, — решил я, — иначе не снабжала бы меня бумагой-вездеходом на предъявителя. Хотя чего еще можно ожидать от королевы, у которой нет своей личной секретной службы, а в управляемой ею стране полиция отсутствует как класс? То есть не имеется ни явной, ни тайной, ни политической, ни какой-нибудь еще. А ведь упрекают того же Петра в дикости! Хотя у него есть как минимум две организации соответствующего толка. Да плюс жена, которая отличается неплохими организаторскими способностями и тоже не сидит сложа руки». Далее мою собеседницу заинтересовало положение дворянства в Австралии. Надо сказать, что и мы с Ильей четыре года назад решили навести порядок в этом вопросе, так что ваш покорный слуга собственноручно и почти целый месяц подряд создавал исторический документ. Назывался он «Положение об обязанностях и привилегиях дворянского сословия Австралийской империи», датировался пять тысяч вторым годом от основания Метрополя, то есть одна тысяча девяносто третьим годом до Рождества Христова, и был подписан лично тогдашним императором Борисом Нетрезвым. Впрочем, я созидал не утраченный в катаклизмах оригинал, а его копию образца тысяча одиннадцатого года уже нашей эры, заверенную царствовавшим в те времена промежуточным правителем по имени Димитрий Мелкий. Вскоре и копию постигнет судьба оригинала, и от документа останутся только фотографии, но пока он хранился в императорском архиве. А я, благо хорошо помнил муки творчества при его написании, начал знакомить Анну с основными постулатами этого положения. Для затравки начал с описания права первой ночи и обязанностей дворянства по его реализации. Вообще-то оно потихоньку становилось пережитком прошлого, на сегодняшний день женщин в Австралии было всего в полтора раза больше, чем мужчин, и просматривалось дальнейшее уменьшение разницы. Короче говоря, мало общего с ситуацией времен появления Ильи на острове Чатем, когда ему как посланцу бога Ио приходилось в поте лица и без выходных днем работать на всяких стройках и производствах, да еще учить аборигенов языку, счету и письму, а по ночам трудиться над реализацией упомянутого права. Не покладая, так сказать, инструмента. Объектом же применения данного права в принципе могла стать всякая желающая, но в порядке очереди и совершив перед этим что-либо общественно полезное. Например, наловив рыбы для школы и приготовив ее или вскопав и засадив грядку на общественном огороде, ну и так далее. Потом, правда, появилось еще одно условие — претендентка должна была получить разрешение от простого большинства имеющихся у субъекта права жен. Вот что-то подобное и было внесено в мое положение, а Анна, судя по ее виду, пребывала в полном недоумении, ибо в ее понимании под таким правом подразумевалось нечто почти противоположное. Но от комментариев королева воздержалась. Я же продолжал излагать уже более серьезные статьи документа, одновременно вспоминая настоящую историю нашего дворянства. Началась она много лет назад на острове Себу, когда я, глянув на пышный наряд подошедшего встречать нашу делегацию дона Себастьяна де Вальдоро, решил, что одного адмиральского звания может показаться как-то маловато. И в полном соответствии с полномочиями, данными мне императором, быстренько произвел себя в герцоги. Лиха беда начало, и вскоре у нас появились бароны. Сначала просто, а потом с приставками «обер» и «унтер». Титул давался по совокупности заслуг, а приставка зависела от их величины. Если человек, уже бывший бароном, еще совершал что-то сильно выдающееся, он становился графом. Личное дворянство у нас являлось просто двухлетним кандидатским сроком, а все титулы сразу были наследственными, но эта самая наследственность носила условный характер. Например, сын барона до шестнадцати лет был баронетом, то есть условным дворянином. Но по достижении этого возраста имел право подать заявление о приеме в бароны, и оно подлежало удовлетворению. Лишить же человека дворянства было довольно трудно — для этого требовалось единогласное решение императора, первого министра и пастыря. Дворянство давало освобождение от налогов на личное потребление, право внеочередного приема во всех властных учреждениях и много чего еще. Например, судопроизводство в отношении дворян имело характерные особенности. Если, скажем, герцог ухитрится сотворить что-нибудь этакое, оцененное судом в пять лет, то по специальной таблице наказание будет пересчитано и окажется равным строгому выговору с занесением в личное дело плюс пять тысяч рублей штрафа. Помнится, я эту таблицу долго чертил на китайской бумаге четырнадцатого века, специально раздобытой для меня почтенным Гонсало, китайской же авторучкой с золотым пером, купленной мной в шестидесятом году за шестьдесят пять рублей при демобилизации из армии. В общем, дворяне были личными вассалами его величества, коих император обязался лелеять и защищать. Кроме того, дворяне имели преимущественное право в занятии высших государственных должностей. На этом права заканчивались, и начинались обязанности. В отличие от простого подданного дворянин был обязан служить там, где ему прикажет император, причем без ограничений по возрасту или состоянию здоровья. И был подсуден специальному Императорскому Особому Совещанию, которое запросто могло влепить ему как срок, так и высшую меру, причем без всяких таблиц и по сильно упрощенной процедуре. Да, чуть не забыл — дворянин имел право подать заявление о выходе из рядов знати и вновь стать простым подданным империи, но пока ни одного такого прецедента не случилось. То есть данный документ являлся плодом нашего с Ильей убеждения, что весь народ империи должен жить по одному закону. А его правящая элита — по другому, значительно более суровому! Такова плата за привилегии и преференции, этой элите предоставленные. Мой рассказ почему-то сильно заинтересовал королеву, и она, извинившись, даже сделала какие-то записи в срочно принесенной ей лакеем тетрадке. Но вскоре с повествованием о положении нашей знати было закончено, и Анна наконец-то перешла к вопросу, который, кажется, интересовал ее больше всего. Мне, кстати, тоже было бы любопытно узнать — а есть ли у нас в Австралии привидения? Однако, будучи юридически подкованным человеком, я построил свой ответ на принципе презумпции невиновности. Раз их отсутствие не доказано, значит, они есть! Так я и сообщил собеседнице — правда, всего одним словом, опустив подробности. Анна воодушевилась, в результате чего даже стала похожей не на старую, а просто на пожилую еврейку. И, широко раскрыв глаза, спросила, можно ли эти самые привидения фотографировать. Тут я почувствовал себя в своей тарелке, и меня, как и моего любимого литературного героя, понесло. Королева узнала, что на обычных фотоаппаратах снимки потусторонних сущностей получаются очень плохо, почти никак. А все оттого, что привидения пропускают видимый свет с коэффициентом преломления, близким к единице. Но зато они поглощают инфракрасные лучи и отражают ультрафиолетовые, что позволяет легко зафиксировать их присутствие при помощи соответствующей аппаратуры. Потом я еще долго что-то плел об оптических осях в астрале, но, увидев, что собеседница полностью потеряла нить моей мысли, закруглился, ибо и сам был близок к тому же. В общем, по результатам нашей беседы королева получила обещание, что необходимая аппаратура и специалисты по ее обслуживанию будут доставлены из Австралии со всей возможной скоростью. И уже поздним вечером, вернувшись в посольство, я лично отбил длинную радиограмму Илье. Кроме чисто технических вопросов там содержалась и просьба написать небольшой курс для нашей разведшколы. Потому как аппаратура — это, конечно, святое. Но ведь должны же быть и подготовленные объекты для ее применения! Не ждать же, когда какой-то там дух не пойми кого соизволит явиться под объективы. И значит, во исполнение этих соображений в школе имени Штирлица на днях появится новый предмет — краткий курс молодого привидения. Глава 20 В конце февраля «Врунгель» поднял якоря и двинулся вниз по Темзе — испанской королеве пора было вновь показаться в медсанчасти. Настроение у меня было безоблачным, прямо так и хотелось сделать кому-нибудь приятное — например, за копейки продать французам зенитную пушку, до которой англичане уже кое-как додумались сами, а подданные Людовика все еще телились, в то время как английские дирижабли все больше наглели. Или австрийцам десяток улучшенных и облегченных пулеметов, а то больно уж лихо их шерстит герцог де Виллар. Причиной же моего душевного подъема стала полученная перед самым отбытием личная радиограмма от Ильи, текст которой гласил: «Все, можешь не волноваться, подробности при встрече». Как нетрудно догадаться по тексту, данное сообщение снимало камень с моей души. Лежал же он там довольно давно и, кроме того, с годами демонстрировал тенденцию к росту. Потому как мы тут, можно сказать, лезем из шкуры, строим великую империю, а что в это время происходит в двадцать первом веке покинутого нами мира? Ведь там, например, кто-нибудь шибко умный и не очень стесненный в средствах сможет повторить однажды сделанное Ильей открытие. И что тогда будет? Вот уж точно ничего хорошего для нашего мира, тут можно не сомневаться. Потому как наличие немалых средств там практически однозначно означает отсутствие совести. Про Россию я это знал точно — сам одно время вертелся не очень далеко от тех кругов, — а про остальные страны сильно подозревал. Правда, необязательно средства будут именно у ученого, они могут быть предоставлены спонсором, но такой вариант еще хуже. Потому как никакой спонсор не станет выкладывать не то что последнее, а хотя бы десятые доли своего состояния. Что означает такую его величину, при которой не только про совесть, а даже про человекоподобие говорить затруднительно. И вряд ли тот факт, что между мирами можно путешествовать только в один конец, нам сильно поможет. Мало ли там людей с большими деньгами, которым срочно надо куда-нибудь сбежать? Здешняя реальность для этого подходит как нельзя лучше. А даже если и не сбежать, то все равно. Неужели никому не захочется поменять место олигарха там, на котором он вынужден регулярно вылизывать анус власти, на место мирового господина здесь? А это вполне может получиться, если навербует пару-тройку тысяч головорезов, как следует их вооружит и потом не потеряет над ними контроль. Да, мы развиваемся куда быстрее того мира. Да, в последние двадцать лет прогресс там почти остановился, если не считать таковым регулярное появление новых мобильников и ноутбуков с хитрыми названиями. Но все равно разрыв больно уж велик! Нам бы лет двести спокойного развития — вот тогда мы будем готовы к встрече незваных гостей. Илье тоже не нравилась подобная перспектива, и он постоянно работал над уточнением своей теории. Помните, при первом плавании в Европу я обнаружил в Индийском океане островок, которого там просто не должно было оказаться? Илье этот факт очень помог. И недавно он окончательно пришел к выводу, что к моменту его переселения этот мир был не точной копией нашего прошлого в соответствующее время, а самостоятельным, просто чрезвычайно похожим. Далее мой друг предположил, что чем более тождественны миры, тем проще перемещение между ними, и наоборот. Но ни экспериментального подтверждения, ни тем более числовых параметров потребного сходства до недавнего времени не было. Радиограмма же означала, что теперь они есть. И можно не волноваться — мы настолько изменили этот мир, что из покинутого нами сюда уже никак не пролезть. Перед тем как двигаться в Испанию, «Врунгель» взял курс к нашей базе в архипелаге Силли. Во-первых, там он дозаправится углем. Не так важно, что старый запас не был использован и наполовину, — мало ли что может случиться и куда после этого придется плыть! А во-вторых, по радио сообщили, что на базу уже прибыл де Тасьен. Он должен был получить новую турбину и котел высокого давления для своего дирижабля, потому как два корабля с вином, сукном и медью, то есть оплатой заказанных запчастей, достигли Ильинска и встали под разгрузку. Массовые завозы людей мы уже не практиковали, хотя, конечно, ценные специалисты продолжали считаться желанными гостями. И теперь Людовик вынужден был сократить аппетиты, потому как платить за наше оружие и запчасти ему было почти нечем. На приколе стояли девять французских дирижаблей, но необходимые запчасти были заказаны только для одного — легендарной «Франции», символа могущества французского Небесного Флота. Уже не виконт и первый лейтенант, а граф и младший адмирал Александр де Тасьен взошел на борт «Врунгеля» сразу после того, как наш крейсер пришвартовался в гавани острова Сент-Агнес, и дежурный офицер проводил его в мою каюту. Самый результативный ас этого мира, ибо только у него на личном счету имелся сбитый дирижабль противника, был хмур и трезв как стеклышко. Поэтому первым делом мы с ним в темпе исправили это досадное недоразумение, приняв по сто граммов, после чего я распорядился подавать обед, а де Тасьен приступил к своему невеселому рассказу. После своего знаменитого воздушного боя он ухитрился без повреждений посадить неуправляемый дирижабль и, пока тот стоял без турбины и котла с водяным баком, летал на «Беарне». — Ваша светлость, вы даже не представляете себе, что это за кошмар! — жаловался мне новоиспеченный адмирал. — Только после моего личного обращения к его величеству этому недоразумению заменили два бумажных баллонета на шелковые. Всего два из пяти! И требовали, чтобы я летал не только на разведку, но и бомбил Дувр. Что делать — пришлось. Пятидесятикилограммовыми бомбами, коих можно было взять две штуки. — А почему так мало? Ведь для полета к Дувру нужно совсем немного горючего, — поинтересовался я. — Да потому что бумажный баллонет весит на шестьдесят кило больше, чем шелковый, а водород в нем держится всего часа полтора. И этот чертов мешок не сжимается от утечки, как ваши, а набирает воздуха! Почему мы с Пьером до сих пор не взорвались, мне решительно непонятно. Эх!.. Тут де Тасьен потянулся было к бутыли, но глянул в мою сторону и убрал руку. — Дорогой граф, не обращайте на меня внимания! — спохватился я. — Далеко не каждый может похвастаться столь богатырским здоровьем, как ваше, а мне к тому же еще не удалось полностью оправиться от раны, нанесенной в Испании. Так что наливайте себе не стесняясь и по потребности, а я вас поддержу чисто символически, на донышке. Повеселевший адмирал не заставил себя упрашивать и, произнеся тост за мое здоровье, лихо махнул еще сто граммов спирта. После чего вернулся к предмету разговора: — Его величество поручил мне спросить: что еще во Франции может заинтересовать Австралию настолько, чтобы продолжить поставки военной техники, в основном для Небесного Флота? Ибо, это я вам говорю уже от себя, моя карьера висит на волоске. Хотя, конечно, мне даже хотелось поблагодарить англичан, когда их дирижабль совершил налет на аэродром в Руане и четырьмя бомбами разнес проклятый «Беарн» в щепки. Но ведь мы не можем им ответить тем же, вот в чем неприятность. На английской базе под Лондоном появились какие-то пушки, стреляющие вверх почти на километр! На «Франции» я поднимался и выше, причем с грузом, а эти… Тут собеседник горестно махнул рукой. — Попробуйте поросенка, — предложил я ему, — по-моему, сегодня наш кок превзошел сам себя. И что же вы, мой друг, сразу не сказали, что это не только пожелание Людовика, но и ваша личная просьба? Вы же знаете, для вас мне ничего не жалко. Например, недавно мы получили из Австралии новейшие зенитные пушки. Они бьют не на километр вверх, как английские, а почти на полтора. Хотите, уступлю вам одну с полуторным боезапасом? Чтобы англичане не наглели, а то вдруг им придет в голову разбомбить еще и вашу «Францию». Де Тасьен тут же отцепил от пояса кошель и высыпал на стол его содержимое. — Сорок пять двойных луидоров — это все, что у меня есть, — уточнил он. — Зато вы духовно очень богаты, — утешил я его, — и, разумеется, вам будет предоставлена рассрочка на недостающую сумму. На тех же условиях, что и за пулемет. И вообще у нас в Австралии говорят: «Не имей сто рублей, а имей сто друзей». Так вот, в знак нашей дружбы я готов даже пойти на некоторые убытки в торговле с Людовиком. Так уж и быть, согласен заключить контракт по предоплате картинами. Их же много в Лувре и Версале? А ведь по мере развития искусства фотографии ценность картин будет падать. Вот мне несколько лет назад Вильгельм расхваливал картину какого-то Леонардо да Винчи, на ней изображена дама по имени Мона Лиза. Хорошо, если Леонардо смог нарисовать ее хоть сколько-нибудь похожей, а если нет? Мы же этого не знаем. А фотография воспроизводит объект совершенно точно. — Это такая обнаженная, с пышными формами и на морском берегу? — проявил эрудицию собеседник. — Нет, она, ко всему прочему, еще и одета, а фоном вроде бы служат какие-то горы. В общем, ничего особенного, однако из уважения к вам я готов дать за эту картину три… нет, пожалуй, все-таки два баллонета. Но зато они модернизированные, повышенной герметичности и весят на пятнадцать кило меньше старых. А насчет обнаженных, да еще на морском берегу… Знаете, давайте-ка я подарю вашему королю вот это, а то ведь черт знает на что приходится смотреть его величеству. С этими словами я достал из сейфа лист большого настенного календаря с отрезанными датами, но зато с двумя голыми красавицами на фоне пальм и прибоя. Де Тасьен восхищенно хрюкнул, а я продолжил: — Вот, возьмите, пусть сравнит с тем, что у него есть. Ну а мы кроме этой самой Лизы готовы принять еще какие-нибудь работы да Винчи. Потом вроде был такой Тициан, тоже довольно неплохо рисовал. И у Рембрандта встречаются вполне терпимые картины. В общем, передайте его величеству мое предложение. И, может, примем еще по чуть-чуть? За грядущие успехи Небесного Флота Франции. Де Тасьен быстро умял порцию поросенка и, пока я расправлялся со своей, взял посмотреть спецификацию на новую турбину. Дойдя до цифр мощности и оборотов, он удовлетворенно хмыкнул, но потом на его челе отобразилась напряженная работа мысли, а затем мне был выдан ее результат: