Часть 2 из 27 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Шеф, учитывая ее состояние (жуткий токсикоз по утрам), составил для нее щадящее расписание – минимум лекций и семинаров – и загрузил писаниной, которую можно было выполнять дома, за любимым компьютером, в теплом халате и мягких тапочках из натуральной овчины. Так что Марина Юрьевна Рябинина была очень довольна жизнью.
В последние месяцы ее жизнь превратилась в подобие рая. Не надо никуда спешить – лекций раньше часу дня не было, давиться в час пик в метро или маршрутке – в сапожках без каблуков можно смело ходить пешком, есть все самое вкусненькое и только то, что хочется, а не то, что мама готовит по утрам. Ведь есть железная отговорка – от каши меня тошнит. На самом деле Марина счастливо избежала того состояния, когда от всего тошнит. Но маме этого знать было не обязательно. А то еще заставит принимать какой-нибудь рыбий жир. За последние два года в ее жизни произошло столько всего, что могло хватить лет на тридцать. Так что рай, как ни крути, вполне заслуженный. После таких приключений, какие ей пришлось испытать, должен же быть перерыв!
…Марина Рябинина долгое время вела более чем скромный образ жизни, вполне сочетающийся с ее профессией и семейным положением. Она преподавала в университете, занималась научной работой, публиковала научно-популярные статьи во многих изданиях и, естественно, была не замужем. Иначе 24 часов в сутках ей бы не хватало. Бойфренд, конечно, был… но далеко, за границей, к тому же женатый. Так что Марина Юрьевна могла посвятить всю себя любимой работе и поиску своей «Трои». Так называла Марина ненайденную цивилизацию под названием Сигора, которая по некоторым источникам существовала много веков назад на Алтае, в самом сердце Срединной Азии.
Сигора была ее страстью, ее раем и адом. Впервые Марина услышала о ней еще студенткой, потом во время поездки на Алтай случайно ей в руки попала рукопись Карынпачи, в которой очень подробно была написана история Сигоры, ее жителей айяндаков и их предводительницы. С тех пор Марина потеряла покой, потому что увлеклась идеей найти Сигору. Явить миру неизведанную цивилизацию, а вместе с тем и несметные сокровища, принадлежащие таинственному племени айяндаков, навевающих страх на жителей городов-государств, раскиданных по маршрутам следования Великого шелкового пути…
Алтай с его чарующей энергетикой, с тайнами и загадками, которые задолго до рождения Марины, тревожили умы известных исследователей, путешественников, ученых, так просто никого не отпускает. Он заманивает искателей приключений в свои сети неземной красотой, древними легендами и сказаниями, лишая покоя и сна пытливые умы.
Но не только Марине Рябининой хотелось найти Сигору. Об этом же мечтал Владлен Алексеевич Троеглазов – известный олигарх, владелец нефтяной компании «Троя-Ойл», большой знаток и ценитель старинных раритетов. В своем далеком детдомовском детстве Владлен успел объездить этот загадочный уголок земли вдоль и поперек в составе геолого-разведочной экспедиции. Узнал от своего наставника одну красивую не то историю, не то сказку… Она много лет не давала ему покоя, пока он не наткнулся на статьи и исследования Марины Рябининой. Троеглазов внимательно изучил все, что Марина писала об Алтае, о своих находках и открытиях. Он решил встретиться с ней и уговорить на поездку на Алтай, туда, где, по его мнению, кстати, очень схожему с мнением Марины, должна была находиться Сигора.
Встретился. Уговорил. Поездка закончилась печально. Место, где находилась когда-то таинственная Сигора, нашли, но сам Троеглазов оказался погребенным под грудой камней, заваливших вход в вожделенную Сигору…
С тех пор прошло два года. Марина сделала все возможное, чтобы навсегда забыть о Сигоре. В этом ей очень помог Гюнтер Зоммер, историк-этнограф из Германии, а также отец ее будущего ребенка. Теперь вся ее жизнь была поделена на два периода: до Сигоры и после. Все, что было «до», Марина постаралась похоронить как можно глубже в глубинах своей памяти. А жить с тем, что стало «после». В частности, в любви и согласии с Гюнтером.
«До» Гюнтер был женатым человеком, отцом двух очаровательных мальчишек-близнецов, постоянно живущим в Кельне, и только «после» он стал ее мужчиной. Жена Барбара сама подала на развод, почувствовав, что поездки Гюнтера в Петербург и Хельсинки, где он работал над своей монографией, закончились серьезным романом. Марина в душе была очень признательна Барбаре за то, как она достойно повела себя в подобной ситуации. В России брошенные жены ведут себя по-другому… А горечь расставания Гюнтера с детьми Марина постаралась смягчить тем, что сама познакомилась с близнецами и подружилась с ними. Когда они приезжают с отцом в Россию, то живут в квартире Марининой мамы Галины Алексеевны. Теперь у них есть настоящая русская бабушка, которая варит им борщ и пельмени, возит на экскурсии в Эрмитаж и пригороды Петербурга, развлекает мальчишек по полной программе. Так что им есть чем похвастаться дома, в Кельне. Барбара рано осталась сиротой, и рано вышла замуж за Гюнтера – их родители были очень дружны. Поэтому сейчас, по истечении многих лет, стало понятно, что брак Гюнтера и Барбары был, что называется, браком по расчету. Расчету родителей, которые забрали осиротевшую Барабару после трагической гибели родителей в автокатострофе к себе в дом, а потом как-то вдруг решили поженить детей. Все было замечательно, супруги ладили, жили дружно, пока в один прекрасный день Гюнтер не встретил Марину…
В течение нескольких лет Марина и Гюнтер встречались во время частых командировок и поездок по любому поводу (да и без повода тоже) в Хельсинки. Этот город был их сообщником, ведь именно в Этнографическом музее Гюнтер работал над материалами для своей монографии, а Марина умудрялась ездить туда на рейсовом автобусе в каждый свободный выходной. Благо, что с финской визой проблем у нее не возникало.
Но когда Марина пропала на Алтае, а Гюнтер стал жертвой автокатастрофы, он, едва подлечившись, бросил все, приехал в Россию и с замечательным парнем Володей Тарасовым отправился на розыски Марины. Нашел. Она была в состоянии, близком к помешательству. Ведь в одночасье обнаружив Сигору, она тут же потеряла ее. А вместе с Сигорой оказался погребенным под завалами и сам Троеглазов. Все спасательные работы, которые инициировал помощник Троеглазова Тимофей, не дали никаких результатов.
Вот что было «до». «После» на любое упоминании о Сигоре было наложено строжайшее табу. Марина и Гюнтер стали жить вместе. Во всяком случае, стараться жить вместе, потому как Гюнтер Зоммер продолжал работать в Кельне и часто уезжал по делам. Но в общем и целом недели две в месяц он проводил в Петербурге. Это для счастья хватает им обоим.
Кстати, пропавший без вести в каменном плену Троеглазов перед поездкой на поиски Сигоры написал завещание, по которому 500 тысяч евро наследовала Марина Рябинина на развитие своих научных проектов. Правда, узнала она об этом уже много месяцев спустя… Но так как еще не прошло пяти лет, по истечению которых без вести пропавшего человека могут признать погибшим, денег она пока не получила. Потом на эти деньги можно будет купить квартиру побольше… Хотя для Гюнтера, который имеет свои счеты с Троеглазовым, такой «подарочек» от олигарха – что кость в горле. После того, как он узнал, что именно Троеглазов организовал аварию, в которой Гюнтер серьезно пострадал, он очень на него рассердился. Жаль, что не успел поговорить с Троеглазовым по-мужски, выяснить, в чем же он так провинился перед ним. Но ответ на этот вопрос так и остался открытым. В последние месяцы Гюнтер стал особенно много работать. Как только узнал о том, что Марина беременна, просто загорелся идеей покупки собственного дома на берегу Финского залива. Марина попыталась ему объяснить, что земля в Курортном районе Санкт-Петербурга не намного дешевле, чем, например, в окрестностях Баден-Бадена, и им не потянуть такую покупку, но спорить с ним было бесполезно.
– Моя дочь должна жить в очень красивом месте, – убеждал он Марину, – в экологически чистом районе. У меня есть кое-какие сбережения, намечается еще один перспективный проект, в результате которого я получу хорошие деньги. Так что домик, небольшой, в два этажа, мы обязательно приобретем.
Марина не могла понять, почему Гюнтер был уверен в том, что родиться обязательно девочка. УЗИ на малых сроках не показывает пол ребенка, но у папочки была железная уверенность в том, что родиться девочка. Спорить с ним она не стала, тем более что ничего не имела против дочки, да и домик окнами на залив ее вполне устраивал.
Вот только перспективный проект, о котором Гюнтер не очень охотно рассказывал, внушал небольшие опасения. Марина поняла только, что проект спонсирует крупная немецкая корпорация, куда Гюнтер приглашен в качестве эксперта-этнографа и координатора. Предполагалось, что в течение нескольких недель большая экспедиция, состоящая из этнографов, историков и археологов, пройдет по маршруту, бывшему очень популярным в начале двадцатого века – по пути следования путешественников Ле Кока и Фердинанда Рихтгофена в Западном Китае, который они совершили ровно сто лет назад. В 1903–1914 годах здесь побывали десятки экспедиций из разных стран. Чаще других сюда приезжали немцы и французы, затем англичане и шведы, да и русские путешественники, начиная с Пржевальского, здесь неоднократно бывали.
Причиной паломничества на руины древних китайских поселений стало случайно обнаруженное в буддийском монастыре недалеко от Дуньхуана уникальное хранилище рукописей, живописных полотен, музыкальных инструментов и других предметов, датируемых IV–XII веками и спрятанными монахами много лет назад. Раритетов было обнаружено великое множество – около 50 тысяч единиц, хотя, скорее всего, их было гораздо больше. Тонны, именно тонны ценных грузов были вывезены в эти годы в Германию, Англию, Швецию и даже Америку, но сколько еще оставалось в этом удивительном хранилище Дуньхуана! Велика вероятность того, что далеко не все хранилища удалось найти.
Клара Кейдер была идейным вдохновителем экспедиции в Дуньхуан. Ей почему-то казалось, что она непременно там должна что-нибудь обнаружить. Непременно! И как только подвернулась возможность его посетить, она немедленно за нее ухватилась. И получила грант на организацию экспедиции в честь столетнего юбилея первой немецкой экспедиции на раскопки древних памятников Синьцзяна, основанной берлинским Музеем этнологии, финансируемую самим Фридрихом Круппом. Несколько месяцев Клара вела активную переписку со всевозможными инстанциями в Китае, собирала рекомендательные письма, справки, сопроводительные документы, без которых въезд в Поднебесную и возможность там поработать был бы весьма проблематичен.
Марина знала Клару ровно столько, сколько и Гюнтера. Когда они впервые встретились в Хельсинки на международной конференции, Гюнтер был вместе с Кларой. Марина еще очень удивилась, когда увидела их вместе: красивый мужчина в сопровождении высокой угловатой девушки в роговых очках с толстыми стеклами. Смотрелись они вместе весьма комично, но понимали друг друга с полуслова и практически не расставались. Только после того, как у Марины и Гюнтера завязался роман, он объяснил, что работает с Кларой над одной темой много лет и дружит с ней еще со студенческой скамьи.
Поначалу Клара не приняла Марину. Она жалела Барбару и детей. Но когда познакомилась с Рябининой поближе, поняла, что она вовсе не расчетливая разлучница, а просто влюбленная в Гюнтера, привыкла. В конце концов, Марина тоже многим жертвовала ради Гюнтера и не настаивала на его разводе. Барбара сама решила отпустить мужа в Россию.
Клара много времени проводила с Гюнтером, и именно от нее он научился так хорошо говорить по-русски. Ведь она была, что называется, «русс-дойч». «Русскими немцами» в Германии называют переселенцев-эмигрантов, приехавших из России и стран СНГ. Клара в начале восьмидесятых, еще школьницей, переехала в Германию вместе с родителями. До этого она жила в поселке Оксановка в Казахстане, куда во время Великой Отечественной войны из Поволжской немецкой республики были сосланы многие немецкие семьи, в том числе и ее дед и бабушка.
Клара с детства мечтала уехать на историческую родину. В Оксановке ее не любили. Обычно и русские, и немецкие ребятишки держались все вместе, только когда играли в «войнушку» делились на своих и чужих. А ее не брали ни в одну команду, хотя бегала она быстрее многих пацанов. Девчонок в Оксановке было почему-то немного, мальчишек было раза в три больше. На фоне такого мужского окружения, Клара и сама была пацанкой – ходила в брюках или шортах, любила лазать по деревьям, но все равно мальчишки в ее свой брутальный мужской круг принимать не хотели. Поэтому играм на улице она предпочитала чтение.
В школе преподаватели всегда неохотно ставили ей «пятерки» по русскому языку и литературе, вполне заслуженные, между прочим, мотивируя тем, что она «плохо работает над русским произношением». А еще ее все дразнили «Кларой Цеткин», хотя у фамилий Кейдер и Цеткин нет абсолютно ничего общего. Поэтому ей очень хотелось уехать в Германию…
А когда этот сложнейший переезд состоялся, она стала очень скучать по казахстанским просторам, алтайским горам и особенно по соседям – тете Вале и дяде Андрее Валовым, к которым по субботам они ходили в баню, а потом ели домашние пельмени… Ух, как же часто она вспоминала эти субботние посиделки.
Когда пришла пора выбирать профессию, Клара решила поступать на исторический факультет, а специализироваться – по истории Китая. Почему Китай? Потому что он граничит с рудным Алтаем, где она родилась и откуда так хотела уехать. А теперь, переехав в самый центр просвещенной Европы, скучала по своей малой родине до слез… Поэтому и выбрала для себя синологию, которую решила изучать в Гамбургском университете. Параллельно она стала изучать китайский язык, в результате чего с годами превратилась в первоклассного специалиста по синологии.
В Гамбурге она и познакомилась с Гюнтером Зоммером, знакомство переросло в многолетнюю дружбу, которой оба – и Гюнтер, и Клара – очень дорожили.
Клара добилась гранта на организацию экспедиции в Дуньхуан, собрала группу из лучших немецких специалистов и нашла спонсоров. Как ей это удалось, для Гюнтера и остальных членов групп осталось загадкой. Она умела хранить свои секреты не хуже, чем Великая Китайская стена.
При всем уважении к профессионализму Клары, Марина очень сомневалась в ее организаторских способностях. Клара была патологически беспомощна в организации быта. Дома у нее царил полный хаос, несмотря на немецкую педантичность и любовь к порядку. Возвращаясь из командировок, Клара с остервенением бросалась на борьбу с пылью и грязью, уничтожала микробы и грязь, до дыр протирая резиновые перчатки. Однако при этом книги у нее лежали аккуратными стопочками рядом с письменным столом, а не стояли на полках, записи и наброски монографий были подшиты в пронумерованных папках, которые «жили» в ванной комнате, на полочке вместе с флаконами и тюбиками, или на кухне, где-нибудь между микроволновкой и хлебницей.
Клара любила порядок, «но странною любовью». Как при этом она смогла бы руководить группой ученых за тысячи километров от цивилизованной Германии, на раскопках в заброшенной местности, более всего беспокоило Марину. Вся надежда была на рассудительность Гюнтера и его умение быстро мобилизоваться в любой нестандартной ситуации.
Сейчас он как раз в Германии заканчивал приготовление к экспедиции, которую решено было начать в начале апреля, после праздника «цинмин», когда в районе Дуньхуана установиться ровная теплая весна. Праздник «цинмин» отмечается на 15-й день весеннего равноденствия, обычно 4 или 5 апреля, когда дневная температура начинает стремительно расти и устанавливается теплая, комфортная погода. В это день в Китае официальный выходной, люди выезжают на пикники, посещают могилы усопших родственников на кладбищах, а вечером – запускают в небо яркие фонарики. Красивый праздник, чем-то напоминающий нашу Пасху.
Глава третья
Западный Китай,
весна 1921 года
Павел Петрович Ремизов никак не мог выбрать время, чтобы навестить профессора Немытевского в Безеклыке. Сначала среди солдат начались волнения, связанные с сильным отравлением большой группы людей, человек в тридцать, которые тяжело переносили болезнь. Люди, уставшие от безделья и полной неопределенности, казалось, только и ждали случая, чтобы «взорвать» свое унылое существование, а тут еще это отравление. Полковой эскулап Кацебо причиной отравления посчитал мясо, которое солдаты приобрели у местных жителей в небольшой деревеньке. Как только он высказал свое предположение, здоровые парни решили тут же идти в деревню и учинить там полный разгром. Ремизову пришлось с оружием в руках усмирять недовольных, а доктору за такие необоснованные предположения он в следующий раз пообещал самолично прострелить череп, чтобы впредь было неповадно.
В последнее время усмирять засидевшихся на одном месте солдат стало все труднее. А от генерала Бакича по-прежнему не было никаких известий. Доктор Кацебо, не на шутку пристрастившийся к алкоголю, становился невыносимым. У солдат доктор пользовался авторитетом, вполне, кстати, заслуженным, так как мог вылечить любого заболевшего воина. На поле боя, в экстремальных условиях он мог прооперировать раненого, в мирное время мог без особого труда по виду больного определить диагноз и за два-три дня поставить заболевшего на ноги. Но в нынешних условиях, после перехода китайской границы и размещения в пещерах Могао, когда перспективы пребывания русской армии в Китае были совсем не радужные, Кацебо затосковал. Он скучал по семье, о которой много месяцев не имел вестей, о былых подвигах во славу царя-батюшки и русского отечества, о и чем-то еще, так сильно печалившем его. Скучал и пил, пил и скучал.
С Кацебо Ремизова связывало не то чтобы дружба, но многолетнее знакомство и служба в одном полку. Приступы меланхолии случались у каждого второго «квартиранта» пещер Могао, да и самого Ремизова порой посещали не самые веселые мысли, но только доктор вел себя так вульгарно.
Ремизов решил взять его с собой к Немытевскому. Когда волнения мало-помалу улеглись, и появилась возможность выехать из отряда на пару дней, Ремизов отправился на переговоры с Кацебо.
Пещера-«келья», в которой располагался доктор, была, пожалуй, самой светлой и чистой. Она разделялась на две части, в одной из которых даже имелось окно. В светлой части доктор проводил прием и осмотр больных, здесь же стояли два топчана, покрытых относительно чистыми простынями на случай карантина.
Кацебо не ожидал прихода командира. Он сидел за столом, склонившись над листом бумаги, и что-то увлеченно писал. Ремизов кашлянул для приличия. Как только он увидел Павла Петровича, расплылся в счастливой улыбке и мгновенно смахнул листы бумаги в ящик стола.
– Что за подарок небес! К нам пожаловал светлейший князь… – начал было витийствовать Кацебо, но Ремизов его быстро прервал.
– Хватит, Валериан, не стоит разыгрывать очередную пьесу. Знаю, актер ты хороший, но я к тебе по другому делу.
– Неужели, хворь какая приключилась?
– Приключилась, но не со мной. Заболел мой старинный приятель, профессор, который гонца присылал на днях. Просил меня приехать к нему, а я все никак не мог собраться. А тут во сне его увидел. Нехороший был сон. Чувствую, что пора навестить старика. Хотел тебя пригласить прогуляться со мной, пока у нас тут все тихо-мирно…
– А чем болен профессор? У нас с медикаментами дела неважно обстоят, но кое-что у меня припасено… на «черный день».
– В письме он писал, что местные доктора не берутся ставить диагноз. Симптомы непонятные – болей никаких нет, а вот слабость сильная. Стакан ко рту поднести не может. Осмотрел бы ты его.
– С превеликим удовольствием! Хоть на денек вырваться из этой добровольной тюрьмы почту за счастье. А на кого отряд оставишь?
– Мы же ненадолго уедем, Дронов справится. Но для порядка старшим назначу поручика Качанова. Ну как, едем?
– Конечно!
– Завтра на рассвете и выезжаем. Захвати, на всякий случай, каких-нибудь медикаментов из запасов на «черный день».
Поездка по степи пошла на пользу обоим. И Кацебо, измученный «пещерной» жизнью, и Ремизов, уставший от ожидания того, что же будет с их отрядом, с большим удовольствием скакали по предрассветной степи. Солнце еще только-только окрасило горизонт розоватым свечением, утренний воздух был холодным, морозным, он пощипывал щеки и нос. Однако им обоим было как-то удивительно хорошо, спокойно. Быстрая езда вперед, на восход солнца, придавала их застоявшейся жизни новый импульс.
Кацебо давно хотел поговорить с Ремизовым по душам, но подходящего случая как-то не представлялось. А вопросов накопилось к командиру отряда много. Зная, что другого случая поговорить без свидетелей может не быть, Валериан решился на разговор, переходя на более спокойный шаг.
– Павел Петрович, не хочу показаться бестактным, но мне кажется, нам пора расформировывать отряд и отпускать людей.
– Вообще-то за такие призывы, Анненков на месте расстреливать приказывает. Упаднические настроения в армии опаснее дизентерии или тифа.
– Так мы сейчас не в армии, а просто разговариваем, как два старых приятеля…
– Мы же не приятели, просто сослуживцы с общим прошлым.
– Да я в друзья и не набиваюсь. Я просто для себя понять хочу: что c нами будет? Зачем мы тратим время и сидим в этом жутком китайском захолустье? Пока был жив и здоров Дутов, все более или менее понятно, теперь-то что?
– Валериан, есть еще Анненков и Бакич, они помнят о нас. Ну не до того сейчас им, понимаешь? У нас в отряде дисциплина, порядок, …относительный порядок. А в других подразделениях и того хуже. Мы просто должны еще какое-то время продержаться. Я думаю, ждать осталось недолго.
– А я думаю совсем о другом. Пока мы здесь от безделья с ума сходим, в России красная чума косит людей. Голод, холод, фабрики и заводы стоят. Я не знаю, что с моими детьми и женой стало, что с родителями… Мне плохо, совсем плохо от этих мыслей становится… Жить так уже нет сил.
– Ты хочешь в Россию? Иди. Допустим, я закрою глаза на то, что ты сбежишь. Не стану объявлять тебе дезертиром, не пошлю погоню. И что ты станешь делать? Не добраться тебе до Петербурга отсюда одному. Схватят или свои, или китайцы. Границу как переходить собираешься? Забыл, как мы прорывались? У красных заводы стоят, а вот границы охраняются ого-го как.
– Я давно все продумал… и придумал. У меня уже есть надежные поверенные люди среди местных. Я ведь для них что-то вроде шамана. Подлечил двух-трех человек и уже национальный герой. Если попрошу, мне не откажут.
– А что ты собираешься у них просить?
– Для начала, какую-нибудь одежду, малахай китайский, например. Парик можно у цирюльника в Дуньхуане заказать. И все. Вместо Валериана Кацебо я стану Ванном Кжун Чу…
– Лихо придумано…Тебе и документы сделают?