Андертон ждала в зоне ресепшен и с кем-то говорила по телефону, не отрывая взгляд от экрана, на который транслировался эфир: два журналиста уже обсуждали неожиданный уход Уинтера с интервью. Она увидела его и быстро свернула разговор. – Я же говорила вам, она змея. – Говорили. Кто это был? – спросил Уинтер, кивая на телефон. – Собек. Рассказывала ему, что происходит. – Как дела у Собека? – Цветет и пахнет. Передает привет. – Не передает. – Да, с концовкой я переборщила, – улыбнулась она. – Уходим? Они стали спускаться по лестнице пешком. Уинтеру необходимо было пройтись. Адреналин в крови зашкаливал. Как только они вышли, он достал сигарету, сделал затяжку и выдул длинный клуб дыма. От никотина повеяло прохладой и спокойствием. Уинтер почти сразу же пришел в себя. Вездесущая психосоматика. Никотин – стимулятор. И яд. Он надел темные очки и пошел к «мерседесу». Андертон шла рядом, кидая на него многозначительные взгляды. – Да, знаю, это вредная привычка и мне нужно бросать. – Я и слова не сказала. – И без слов понятно. – Не переживайте, я не собираюсь читать нотации. Сама бросила десять лет назад. Знаю, как это сложно. Если хотите убивать себя, дело ваше. – Вы же сказали, что нотаций не будет. – Поверьте, это я еще даже не начинала. Ладно. Что это было – там, в студии? Уинтер остановился и повернулся к ней лицом. Ему было видно собственное отражение в окне одной из рядом стоящих машин. Это было лицо невиновного человека, совершенно прозрачного, не сделавшего ничего плохого. – Не понимаю, о чем речь, – ответил Уинтер. – Хорошо, попробую спросить по-другому. Андертон явно пыталась подобрать нужные слова. Уинтер прекрасно понимал, что происходит. Эту распространенную методику допроса он и сам использовал множество раз. Тишина становилась напряженной. В душу начинали пробираться сомнения. Он ждал, когда она подберет слова. – Вы думаете, я и правда поверю, что человека, выдержавшего взгляд отцеубийцы с дрелью, выведет из себя журналистка? – Она про вас плохие вещи говорила, Андертон. Очень плохие вещи. – Вы же разыгрывали ее? – Именно. – Зачем? – Я хочу, чтобы это интервью собрало рейтинг. Если кто-то срывает эфир, это тут же попадет в интернет. Максимальный охват. Вот что нам нужно. – Надо это запустить на YouTube, – кивнула она. – Назвать «Фэбээрщик облажался» – Ну, вообще-то я бывший фэбээрщик, и я не облажался. – Да, но ролик с названием «Бывший фэбээрщик немного расстроился, давая интервью» никто смотреть не будет. – Это точно, – рассмеялся Уинтер. Андертон достала телефон и стала тыкать в экран указательным пальцем. – Пишу СМС знакомому, – сказала она, увидев взгляд Уинтера. – Они выложат интервью. Закончив, она убрала телефон. – Кстати, спасибо за защиту моей чести. – Пожалуйста. Как было сказано ранее, мы партнеры, а партнеры прикрывают друг друга. Андертон двинулась к машине, и Уинтер последовал за ней. – Нам нужно поговорить о главном, – сказала она. – Вы не были полностью откровенны со мной. – Я и не мог быть. – Вопрос: насколько вы уверены в том, что в следующей бомбе не будет выключателя, срабатывающего при наклоне? – На 99 процентов. Поэтому я и не мог ничего сказать вам заранее. Если бы я сказал вам о своем плане, вы бы его одобрили? – Да. – Нет, – покачал он головой. – Вы провели в полиции тридцать лет. Вы давали клятву защищать людей. Даже один процент риска – это слишком много, когда речь идет о жизни и смерти. Предположим, я ошибся. Что теперь будет? Следующая жертва наклоняет стул и разрывается на части. Смерть на вашей совести. Андертон ничего не сказала. – О чем я и говорю. – А как же вы? Ведь если вы ошиблись, эта смерть будет на вашей совести. – Такого не будет. Это же психология. Сами подумайте. В его распоряжении – с десяток способов взорвать бомбу. Мог бы поставить таймер. Мог бы сидеть в машине и ждать прихода мужа, а потом взорвать ее звонком мобильного. Мог бы предусмотреть выключатель, срабатывающий при наклоне. Любой из способов привел бы к нужному результату – жертва была бы мертва. – Но ему обязательно нужно, чтобы взрывателем был муж. – Да, это его главная отрада. Ему нужно, чтобы открылась дверь и бомба взорвалась. Именно в таком порядке. Дверь – взрыв. Он хочет, чтобы руки мужа были обагрены кровью его жены. Андертон остановилась и поймала его взгляд. – На будущее – если у вас будут возникать какие-нибудь мысли, я хочу о них знать. Даже если они совершенно сумасшедшие и ни к чему не приведут. Я бы даже сказала, особенно такого рода мысли меня интересуют. Я понятно объяснила? – Более чем. – В таком случае мне больше нечего сказать, – отрезала Андертон, продолжая смотреть на Уинтера. Выражение ее лица сменилось с крайне раздраженного на озадаченное. – Что? – спросил он. – В первой части интервью вы хорошо разворачивали эту тему насчет «мы и они», а потом все испортили обращением к следующей жертве. – К сожалению, у меня не было другого выхода. Где, кто, почему – помните? В доме Собека я краем глаза увидел почему. Это дает нам возможность спасти чью-то жизнь, а этот козырь покроет все. Ведь, в конце концов, мы же здесь сейчас, чтобы спасать жизни, не так ли? – Так. Знаете, я, конечно, всем своим существом терпеть не могу Дилейни, но лучшего человека на роль противника трудно найти. Она вам сильно облегчила задачу. – Точно, – оценил шутку Уинтер. – Эта женщина демонстрирует концепцию «мы и они». Она живет, чтобы разделять и властвовать. Дойдя до машины, Уинтер переоделся в чистую футболку, на этот раз с группой «Битлз». Какое облегчение было снять рубашку! Вновь появилась возможность вдохнуть полной грудью. Двигатель завелся с первого же оборота. – Ну что, теперь поехали в гости к Кирчнеру, – сказал Уинтер. – Где он живет? – В Маунт-Плезант. – Сколько туда ехать? – Должны доехать за двадцать пять минут. 11 Эрик Кирчнер больше не жил в доме, где была убита его жена. После трагедии он не провел в доме ни одной минуты, а сразу же снял маленькую квартиру на 7-й авеню. Когда-то этот район был неблагополучным, но сейчас дела здесь шли в гору. Удачное расположение и общий рост цен на недвижимость способствовали облагораживанию местности. Квартира Кирчнера была в старом и неухоженном доме, который, судя по всему, изо всех сил сопротивлялся обновленческим тенденциям. Застройщики, конечно же, придут и сюда, но не факт, что скоро. Еще не освоены гораздо более привлекательные объекты. Дорога заняла полчаса – на пять минут дольше, чем предполагала Андертон. По пути была небольшая авария, и пришлось поехать в объезд. Это было не так важно, поскольку Кирчнера дома все равно не оказалось. Андертон постучала дважды, на всякий случай. Ответа не было. Она достала телефон, нашла в списке контактов номер Кирчнера и дотронулась до экрана, чтобы сделать вызов. – Давно с ним не разговаривала. Надеюсь, он не поменял номер. Уинтер приблизил ухо к телефону, чтобы слышать разговор. Трубку сняли после третьего гудка. Голос на том конце принадлежал мужчине, но он был настолько тихим, что расслышать слова было невозможно. Разговор был короткий. Андертон повесила трубку и убрала телефон. – Кирчнер едет с работы. Будет здесь примерно через пятнадцать минут.