Мой папа открывает свою дверь рядом с нашей машиной, и когда он открывает мою дверь и берет меня за руку, Деклан говорит: — Я подожду здесь. Я оглядываюсь через плечо. — Ты уверен? — Мне нужно сделать несколько звонков, — говорит он. — Иди прогуляйся со своим отцом. Взявшись за руки, мы перешагиваем через груды коряг на пляже и спускаемся к кромке воды. Порывы ветра создают туман из морских брызг, который смешивается с облачными брызгами, падающими с неба. Я протягиваю назад свободную руку и натягиваю капюшон своего плаща на голову, пока мы неторопливо прогуливаемся по плотному, покрытому лужицами песку. — Это то место, куда ты пришел, когда вышел из тюрьмы, или ты жил в других местах? — Только здесь. Я люблю это. Горы, вода, серость. Я люблю холод. — Я тоже. Зима почему—то всегда была моей любимой. Может быть, это потому, что она скрывает правду о смерти Земли под покровом ложной чистоты. — Ложная чистота? — Белый пушистый снег кажется таким невинным, но на самом деле это оружие, которое убивает то, что лежит под ним. Он смотрит на меня сверху вниз, спрашивая с легким юмором: — Ты всегда так много думаешь? — Иногда. — Я тоже. Я останавливаюсь и поворачиваюсь к нему лицом, и ветер дует в нашу сторону, когда я спрашиваю: — О чем? — О тебе, в основном. Он обнимает меня, прижимая к себе, пока мы смотрим на воду. Опустив глаза, он говорит: — У меня всегда была потерянная душа. Мы не смотрим друг на друга, пока говорим, моя рука теперь обвита вокруг его талии. — У меня тоже. — Иногда, когда я вижу маленькую девочку с рыжими волосами, на долю секунды я чувствую надежду, что это ты, но потом я понимаю, что ты больше не будешь той маленькой девочкой. — Я обычно вылезала из окон посреди ночи, когда попадала в приемную семью. Ты рассказал мне о Карнеги в последний день, когда мы были вместе. Раньше я думала, что, если я зайду достаточно далеко, чтобы найти лес, ты будешь там. Мои слезы смешиваются с туманом, который собирается на моем лице и стекает по щекам, пока мы говорим. Он поворачивается ко мне, его руки скользят по моим рукам, и его глаза наполняются годами безутешной боли, которую я слишком хорошо знаю. — Мне так жаль, принцесса. В моей жизни так много сожалений, но ни одно из них не является большим, чем потеря тебя. Я тоже вижу его слезы. — Я был неосторожен. — Нет, папа. — Я был. Мне никогда не следовало связываться с людьми, на которых я работал. Я смотрю в покрасневшие глаза моего отца, когда лезвия пронзают струны моего сердца. — Я никогда не смогу загладить все свои обиды, за то, что оставил тебя без отца, за то, что причинил тебе столько сердечной боли, — задыхается он от стыда. — Я не виню тебя, папа. — Ты должна. — Но я не хочу, — говорю я ему, и он притягивает меня в свои любящие объятия, которых я жаждала с тех пор, как мне было пять лет. — Все, чего я когда—либо хотела, было это. Ты держишь меня. Я так сильно нуждалась в твоих объятиях, — говорю я, слова застревают у меня в горле, мешая говорить. — Мне нужно, чтобы ты выслушала меня, — настойчиво говорит он, и я поднимаю на него глаза. — Мне нужно, чтобы ты знала, как сильно я тебя люблю. Мне нужно, чтобы ты знала, что без тебя мое сердце никогда не сможет быть полноценным. Ты... ты самые фибры моего существа. Я кладу голову ему на грудь и слушаю биение его сердца, когда он продолжает: — Я помню день, когда ты родилась. Медсестра положила тебя мне на руки, и я навсегда изменился. Ты мгновенно смягчила мое сердце, и я понял, что уже никогда не буду прежним. Я никогда не был так влюблен, как в тебя. Мне нужно, чтобы ты никогда не забывала об этом. — Я не буду. — Дай мне посмотреть на тебя, — просит он, когда берет мое лицо и поднимает его к себе. Он качает головой, говоря: — Я просто не могу поверить, насколько ты прекрасна. Малышка моя, ты совсем взрослая. Протягивая руку, я провожу ею по его подбородку, где раньше была борода. — Я не могу поверить, что нашла тебя. — Ты нашла. И я всегда буду благодарен за это. Видеть тебя и знать, что с тобой все в порядке. Он наклоняется, откидывает капюшон моего плаща и целует меня в макушку. Его спина печально вздрагивает под моими руками, когда он продолжает покрывать поцелуями мои волосы. — Ты и я, — в конце концов говорит он. — Мы нерушимы, даже когда нас сломали. — Я никогда не позволяла тебе умереть, даже когда считала, что ты мертв. Мы стоим здесь вместе под туманным дождем, и мы — заплаканные души, которые наконец—то объединились, когда мир так долго держал нас порознь. — Я не могу поверить, что ты вернулся ко мне, — плачу я. Он вытирает мое лицо руками. — Больше никаких слез, хорошо? Я киваю и глубоко вдыхаю, чтобы успокоиться. Когда он поворачивает голову, чтобы посмотреть туда, где припаркованы наши машины, он говорит: — Этот человек там, наверху... Он хороший. Я смотрю на Деклана, который разговаривает по телефону, и улыбаюсь. — Он действительно добр ко мне, папа. Я его не заслуживаю. — Заслуживаешь. Вы заслуживаете друг друга. Я вижу, как он смотрит на тебя, как будто это последний раз, когда он когда-либо смотрит на тебя. Он подходит, чтобы встать перед моим взглядом на Деклана. — Это взгляд человека, который отчаянно влюблен, — говорит он. — Несмотря на то, что я люблю тебя совсем по—другому, я смотрю на тебя так же. Его слова успокаивают так, как я не могу объяснить, и я улыбаюсь ему. — Вот этот великолепный свет, — восхищается он, а затем целует меня в лоб. — Мне нравится твоя улыбка. — Я люблю тебя, папа. Так сильно. — Я тоже люблю тебя, принцесса. Когда он смотрит на свои часы, он стонет. — Мне нужно бежать. Он берет меня за руку и ведет обратно к машине, и когда он открывает мою дверь, он наклоняется и смотрит на Деклана, кивая ему. Деклан отвечает на жест без каких—либо слов. — Спасибо, папа, — говорю я ему. — Мне это было нужно. — Мне тоже, милая. Он наклоняется и целует меня в щеку, и я целую его, прежде чем он проводит рукой по моему лицу.