Мэтт продолжает хлопать своим жалким ртом, умоляя Деклана сохранить ему жизнь, но я поворачиваюсь обратно к Марко. — Давай ускоримся, у меня был долгий день. — Мой телефон у меня в кармане, — говорит он мне, чтобы я не подумала, что он тянется за оружием. — Я достану его, я никому не доверяю. Я вытаскиваю его и отдаю ему, прежде чем забрать свой собственный телефон. Я жду, пока он откроет банковский счет, который он хочет использовать для перевода. Он продолжает предоставлять всю информацию, которая мне нужна для проведения перевода, и как только все коды страны и номера введены, мы ждем доставки. Банковскому счету Марко требуется около пятнадцати минут, чтобы обновить и отразить депозит. — Твою мать! — На его лице появляется удовлетворение, когда он видит количество нулей в транзакции. — Мы здесь закончили? Его глаза встречаются с моими, и он засовывает свой телефон обратно в карман. — Сделано и забыто. — Марко, давай, чувак! Не оставляй меня здесь, — умоляет Мэтт, превозмогая боль в окровавленной ноге. — Я не ухожу. Во всяком случае, пока. — Марко отступает, и когда я оборачиваюсь через плечо, чтобы посмотреть на него, он поправляет свое пальто и говорит: — Не могу испачкать свое новое пальто, — подмигивая. Когда я снова сосредотачиваюсь на Мэтте, его глаза выходят из-под контроля, поскольку он продолжает умолять. — Давай же! Я клянусь тебе, я оставлю тебя в покое, Элизабет. Не стреляй в меня. — Ты пожертвовал моей жизнью, чтобы сохранить свою, а теперь умоляешь меня спасти тебя? Тебя нельзя спасти, Мэтт. Ты всегда был таким. — Это я, Элизабет! Давай же! — Его тело дрожит от неумолимого страха. Его лицо покрывается слоем пота. — Единственное, что я должна тебе перед тем, как ты умрешь — это поблагодарить тебя. — Что за хуйня? — Спасибо тебе за то, что дал мне спичку в ту ночь, когда мы сожгли Карла и Бобби. Это лучший подарок, который ты мне когда-либо дарил. — Ты облажался в тот момент, когда подверг ее жизнь опасности, — голос Деклана гортанный, его глаза безжалостны. — Не делай этого, чувак. Пожалу… Выстрел. Кровь Мэтта брызжет мне на лицо и одежду, когда треск выстрелов эхом разносится по ночи. Его тело рушится, когда темная кровь льется из отверстия в его голове. Ошметки его мозга усеивают гравий, окружающий нас. Деклан встает над его неподвижным телом, направляет пистолет вниз и... Выстрел. Выстрел. Сквозь звон в ушах я слышу далекий голос Марко: — Это будет чертовски трудно убрать, — за которым следует хруст камней под его ногами и хлопок дверцы его машины. Шины его внедорожника катятся по камням железнодорожной станции, а потом он исчезает. Деклан остается неподвижным над мертвым телом Мэтта, он хладнокровный феникс, больше не тот человек, которым он был когда-то, когда я встретила его в Чикаго. Он — творение моего чудовища, навсегда изменившееся в результате моей безумной души. Он влюбился в дьявола, когда влюбился в меня. Когда его взгляд перемещается на меня, я подхожу к нему, хватаю его залитое кровью лицо и подтверждаю: — Я люблю тебя, — прежде чем поцеловать его сквозь металлический привкус смерти. Глава 30 Элизабет — По крайней мере, ты должна была его увидеть. Ты всегда говорила, что сделаешь все, чтобы вернуть его еще хотя бы на секунду. У тебя есть это и даже больше. — Это все еще больно. — Я знаю. Пик крепче обнимает меня, когда я кладу голову ему на грудь. Он был со мной с тех пор, как Деклан ушел раньше, чтобы навестить Лаклана. Я не могла встать с постели с тех пор, как мы вчера вернулись в Лондон. Все остановилось, когда мы сели в самолет в Чикаго. Внезапно больше ничто не отвлекало, и тяжесть последних нескольких дней обрушилась на меня. Мне грустно. Я скучаю по своему отцу. — Тем не менее, он жив. — Предполагается, что это хорошо? Его пальцы перебирают мои волосы, в то время как я сжимаю комок его белой рубашки, который впитывает аромат его сигарет с гвоздикой. — Что ты имеешь в виду? — Я имею в виду, если его жизнь наполнена агонией, которую, как он сказал мне, он несет с собой каждый день, разве смерть не была бы лучше? Этот мир заставляет людей терпеть невероятную боль. Как будто мы все кучка мазохистов, потому что продолжаем выбирать жизнь, а не смерть. — Это нездоровая мысль. — Но это правда, верно? — Я запрокидываю голову, чтобы посмотреть на его красивое лицо — молодое и свободное от стресса. — Ты чувствуешь что-нибудь сейчас, когда ты... — Мертв? — спрашивает он, подбирая слово, которое слишком больно произносить. — Я скучаю по тебе, но это не похоже на то, что было, когда я был жив. Это трудно описать. Так или иначе, я всегда спокоен, даже несмотря на то, что скучаю по тебе. — Скучать по тебе мучительно. — Я хотел бы отнять это у тебя, но тебе есть ради чего жить. У тебя есть жизнь с Декланом. Он добр к тебе. Он защищает тебя. Для него нет границ, когда дело доходит до твоей защиты — он сделает все, что угодно. Я подвигаюсь, чтобы сесть в кровати, и когда Пик делает то же самое, мы оказываемся лицом друг к другу. — Ты злишься из—за того, что мы сделали с Мэттом? — Нет. Я согласен с Декланом, все ставки были отменены в тот момент, когда этот ублюдок поставил на кон твою жизнь. Я смотрю ему в глаза и делаю глубокий вдох, прежде чем сказать ему: — Я не знаю, что бы я когда-нибудь делала без тебя. Его рука приближается к моему лицу, и я замечаю, как в его глазах появляется напряженное выражение. — Ты думаешь, я воспользовался тобой? — Что? Он на мгновение опускает голову, прежде чем посмотреть на меня и, наконец, впервые озвучивает то, что я всегда знала. — Я был влюблен в тебя всю свою жизнь. Его глаза стекленеют, наполняются слезами, и он говорит мне: — Все, чего я хотел, это сделать тебя счастливой. Независимо от того, о чем ты просила меня, я давал это тебе — даже когда знал, что это неправильно. — Ты не воспользовался мной, Пик. — Я убираю его руку со своей щеки и держу ее в своей. — Это была я. Я воспользовалась тобой. Я знала, что ты был влюблен в меня, и я использовала это, чтобы украсть у тебя. Я взяла твою любовь и использовала ее, чтобы успокоить свою боль. И мне так жаль, что я так играла с твоими эмоциями. — Не извиняйся. Он заключает меня в объятия, и пока мы обнимаем друг друга, я спрашиваю: — Ты все еще чувствуешь то же самое ко мне? — Нет. — Тебе больно видеть меня с Декланом?