– Кто отберет? Ты спятил? – Опека! До твоих мозгов не доходит, что ты можешь потерять еще и детей?! – Не могу, – качаю головой. – Я не могу их потерять. Я… то есть как это? – Господи, Вакула… Соберись, а? Ты ж им не отец по бумажкам, так? Чужой дядя. – Я хотел их усыновить. – Хотел, не хотел… сейчас это к делу не пришьешь. Тебе в опеку надо дуть, пока они сами к тебе не нагрянули. Оформлять бумажки, все такое… А ты вместо того, чтобы заняться делом, синячишь. А может, и лучше, что пацанов у тебя отобрать решили? Ты же невменяемый сейчас, и бухой все время, какая у них будет жизнь? Я тогда на Серого бросился. Мол, че он гонит-то? Хорошо хоть по пьянке я ему не смог причинить вреда. А вот Серый здорово меня приложил. И словесно, и физически. Я до конца дней ему благодарен буду за то, что он вправил мне на место мозги. С тех пор я больше не пил. Даже пива. – Может быть, подлить коньяка в твой чай? Я смаргиваю воспоминания и окунаюсь взглядом в темные глаза Дины. Она сидит по шею в воде и выжидательно на меня смотрит. Черты лица у нее мелкие. Необычный разрез глаз намекает на то, что, возможно, среди дальних ее предков были и азиаты. Об этом же говорят темные гладкие волосы. И тонкие губы сердечком. Какого черта я на нее смотрю? Нет, не так. Почему я ее вижу? Смотрю-то я на всех, а уже через пару минут лиц не могу вспомнить… – Я не пью. – Правда? – А что, тебе кажется, что маргиналы, вроде меня, непременно должны бухать? Глаза Дины удивленно расширяются. Она лижет губы… – Я не считаю тебя маргиналом. С чего ты это взял? Я просто хотела… – Что? – Сделать приятным для тебя этот вечер. – Чтобы потом я сделал приятно тебе? Господи, я не знаю, какого черта из меня лезет дерьмо. Но оно лезет. И вместо того, чтобы, по крайней мере, попытаться замаскировать эту кучу, я, напротив, упрямо подбрасываю в нее дрожжей. – Для этого мне достаточно оплатить сеанс интимного массажа в захолустном SPA. Ну, что ж, справедливо. Я же не думал, что она вот так все мне спустит? В конце концов, я вел себя как последний мудак. – И что? – Что? – Ты собираешься его оплатить? Мне бы уже заткнуться. Но я не могу уступить этой богатой сучке ни сантиметра. С чего? Почему? Да хрен его. Может, мне нравится чувствовать. Пусть даже ярость и злость. Это лучше, чем ничего… – Нет. – Дина отворачивается и вылезает из джакузи, подтянувшись к борту на тонких руках. – Веселитесь. Ни в чем себе не отказывайте. А с меня, пожалуй, хватит. Ну, и черт с тобой! Вали. Закидываю в рот орешек и яростно разжевываю, глядя ей вслед. – Пап, а куда пошла эта тетя? – Ее зовут Дина. И она пошла отдыхать. Нам, кстати, тоже пора. – Но мы еще не накупались! – У тебя уже волосы покрылись инеем. Давайте, вылезайте. Еще такси вызывать. – Дина сказала, что нас кто-то отвезет. – Не хочу ее беспокоить. – Она же сама предложила. – Ник! Слишком много разговоров! – отрезаю я. Пацаны переглядываются. Понурив головы, выбираются из джакузи. Я накидываю каждому на плечи полотенце и жестом велю, чтобы те шли в дом переодеваться. Сам оглядываюсь. Понимаю, что если здесь не убраться, к утру вода замерзнет, и палуба вокруг джакузи превратится в каток. Беру полотенце и начинаю собирать расплескавшуюся воду. По крайней мере, Дина не обвинит нас в том, что мы оставили после себя свинарник. Признаться, после всего я не ожидал, что она захочет нас проводить. И даже еще раз честно попытался вызвать такси. Но дозвониться не получилось. Дина выходит из дома как раз в тот момент, когда я в третий раз приложил трубку к уху. – Готовы? Вас отвезет Борис. Вон там видите Гелик? – Гелик? Ух ты! Пап, там правда настоящий Гелендваген. А можно я сяду вперед? – Ни за что. – Ну, вроде бы все. Я пойду. Доброй ночи. – Угу. Спасибо за все. Я могу заправить тачку и… Дина дергает плечом, отмахиваясь от меня, как от мухи. Понятно, ей мои гроши ни к чему. Но зачем так явно тыкать меня носом в это? Я снова какого-то хрена вскипаю. А она машет парням рукой и прячется в доме. ГЛАВА 7 Дина Дверь закрывается с тихим щелчком. Я бы не смогла ей шандарахнуть, даже если бы очень захотела. В руках, как и во всем теле, нет сил. Но это не та приятная усталость, которая обычно приходит после долгого сидения в джакузи. Абсолютно. Я и провожать-то их выхожу исключительно потому, что не хочу, чтобы этот мальчишка подумал, будто у него получилось меня достать. Хотя… какой он мальчишка? Папа! Папа… Делаю шаг от двери. Туда, куда уже не добивает свет фар вырулившего на подъездную дорожку Гелика. Собираю волю в кулак и шагаю вверх по лестнице. Спальню наполняют густые тени. Я застываю у окна и наблюдаю за тем, как ночь торопливо спускается с гор. Как из-за них же выкатывается молодой полупрозрачный, словно мармеладная долька, месяц и ненадолго зависает в прорехе туч. Свет от него такой бледный, что ни черта не разобрать. Не разогнать наполняющую душу темень. Кто бы мне сказал, какого дьявола я позволила себе так расклеиться? Уныние – это не то, на что я хотела бы тратить свою жизнь. Определённо. Когда оказываешься так близко к грани, как однажды оказалась я, начинаешь очень четко понимать её конечность. А осознав это, так же быстро понимаешь и то, сколько времени раньше тратил на ерунду. И как непозволительно много себя отдавал тому, что вообще не стоит внимания. Сам выдумывая проблемы и все усложняя, хотя на деле все хорошо, пока есть здоровье и живы близкие. И вот теперь, когда я, казалось бы, все про эту жизнь поняла, когда научилась ценить каждое ее мгновение и проявление, ну какое мне дело до смазливого сопляка, которого я вижу, может, в последний раз? До того, что он обо мне подумает, и как он меня воспримет? – Я просто хотела… – Что? – Сделать приятным для тебя этот вечер. – Чтобы потом я сделал приятно тебе? Он бил прицельно. И довольно безжалостно. А я… Что я лепетала в ответ? Зачем? У него же на роже было написано, что ему от меня ни черта не надо. Что он и общество-то мое терпит исключительно ради сыновей, которым у меня явно понравилось. Хорошо, что хоть в конце разговора мне хватило ума поставить сопляка на место, бросив: – Для этого мне достаточно оплатить сеанс интимного массажа в захолустном SPA. Потому как это правда! Пусть не строит из себя невесть что. Для этого нет никаких оснований. И даже мой интерес, который я не смогла скрыть, им не является. В конце концов, мальчик он действительно привлекательный. Даже у Гарипова, очень пристально следящего за своей внешностью, нет таких мышц, такого пресса и косых… И таких невозможных глаз. В них падаешь, будто в небо. Ну и еще, конечно, его отношение к детям. Его трагическая история… Это тоже цепляет. Я ведь обычная женщина. И реакции мои тоже обычны. Все просто. Закрыли тему. Переодеваюсь ко сну. Скидываю худи, ловлю свой взгляд в отражении зеркала. И не узнаю себя. Веду пальцами по шраму в форме перевёрнутого Y. Тут, наверное, надо признаться, что, несмотря на всю мою любовь к жизни и все те инсайты, о которых я писала выше, накрывает меня частенько. Порой кажется, что меня вообще нет. Я вся какая-то непривычно сгорбленная, будто поломанная… Пустота в заштопанной оболочке тела. Ну вот. Приехали. Зло сдуваю упавшие на глаза пряди, натягиваю старую застиранную и потому очень мягкую, приятную к телу футболку и укладываюсь в кровать. Терпеть не могу, когда на меня нападают подобные настроения. Каждый раз, как мародёры, исподтишка… Так-то я борец по жизни. Так-то я сильная. Но иногда, вот, находит. А сегодня сильней, чем обычно. Отец бы сказал – плюнь и разотри. Так и надо сделать. Отец… Как страшно мне его не хватает! Тем, кто я есть, я обязана только ему. Я была его поздним единственным ребенком. Наверное, поэтому его родительство было таким… осмысленным. Да, пожалуй, это самое подходящее слово. И по этой же причине мы так преступно недолго были вместе. Он ушел за несколько месяцев до того, как я сама едва не умерла. Идиоты-журналисты потом наперебой считали перепавшие мне по наследству богатства. И никому даже в голову не пришло, что я отдала бы все на свете, чтобы просто папа был жив. До них не доходило, что с его смертью я потеряла намного больше, чем приобрела. Не только отца, но и лучшего друга. Человека, на которого я всегда могла положиться. Того, кто для меня ничего бы не пожалел, не то, что мать. Папка бы и сердце мне отдал, если бы это понадобилось. А Федор… Он мне показался тоже хорошим отцом. Тьфу ты… И тут он! Зарываюсь лицом в подушку, а в ушах все равно звучит: – И что? – Что? – Ты собираешься его оплатить?