Размышления начальника прервал вновь появившийся Боровой. – Я позвонил Медведеву, и даже разговаривал с Иваном, – доложил подполковник. – Ну и как он? – Всё хорошо. Все материалы он забирает с собой сюда, будет работать здесь по этому делу. Говорит отсюда проще проверки и запросы делать. – А ты сказал ему, чтобы срочно выезжал? Или забыл? – недоумевал Долгнев. – Конечно, – сказал Василий Михайлович. – Как я мог забыть. – Когда он будет у нас? – задал очередной вопрос полковник, словно от этого зависела чья-то жизнь. А может он действительно чувствовал своим внутренним Я, что что-то здесь, в этом деле, не чисто. Слишком большие силы замешаны. Большие связи затронуты. Если так, то будет очень тяжело расследовать и искать виновных. Да ещё такому молодому специалисту как Ваня Молотов. Не дай Бог ещё охотиться на следователя начнут, тогда совсем плохие времена наступят. ''Надо будет Ваню сразу предупредить о возможной опасности, когда приедет. Лучше перестраховаться, чем считать опосля трупы…'' – беспокоился Долгнев. – Он сказал мне, что билеты закажет Медведев на сегодняшний ночной поезд, – сказал Боровой. – Я думаю, надо дать ему день-два отдыха. Пусть к матери в деревню съездит, развеется немного, нервы успокоит. Как вы думаете, Василий Михайлович? Долгнев сидел и в упор смотрел на своего заместителя. Но взгляд его был за подполковником. Взгляд был на стене, где висела картина с изображением восходящего солнца и соснового бора на берегу реки. – Да, так и сделаем, – не отрываясь от картины, тихо произнёс Долгнев. – Завтра, Серёж, встречаешь Ивана на вокзале, заберёшь у него документы. Сам лично отвезёшь его домой. Потом закинешь их сюда в сейф и только после этого ты свободен. Понял? – с едва ощутимым беспокойством спросил полковник. Боровой всё прекрасно понимал. И особенно очень хорошо понимал, почему так волнуется его начальник по поводу этого молодого следователя. Он уже столько прослужил рука об руку с Василием Михайловичем, что понимал его с полуслова. Порой им не нужно было говорить: атмосфера в кабинете была такая, что можно было подумать, при взгляде со стороны, что они обмениваются фразами телепатически. Ему самому очень нравился Ваня. Они давно уже с Долгневым присматривались к нему, узнавали про него с помощью разных знакомых, ещё когда он учился в Высшей школе милиции. И как только наступил тот день, когда начинают подаваться заявки на молодых лейтенантов в отдел кадров Главного Управления, они уже заполняли её, не думая и не делая окончательного выбора: только он, только Иван Молотов. А самое интересное началось чуть позже, когда вдруг оказалось, что его хотят видеть ещё в двух местах. И заявки исходили от генерал-майоров. Но Долгнев не стушевался. Прибыв первым из них в отдел кадров, он пошёл на приём к начальнику. Разговор длился не долго. Минут десять. В итоге довольны остались оба. Как и с помощью чего Долгнев смог переубедить и настоять на выполнении своей заявки начальника отдела кадров, можно только догадываться. Но, тем не менее, через три месяца выпускник Иван Молотов проследовал к тому месту службы, где находились и ждали его с большим нетерпением и Долгнев и Боровой. Хотя все эти волнения и переживания понятны. Таким трудом отвоевать у высших начальников молодого следователя, воспитать его под себя, научить, вырастить и вдруг потерять по глупости? Нет, такой вариант исключён! Они это оба понимали и делали всё, что возможно и невозможно, чтобы обезопасить отъезд Молотова из Самары и приезд в Москву. – Я всё понял, Василий Михайлович, – и Боровой направился к выходу. Около двери он обернулся. – Ты не идёшь домой? Давай подвезу, если хочешь. Завтра трудный день. – Спасибо, Серёж, я ещё немного поработаю. Надо один отчёт закончить. Я недолго. Минут на двадцать задержусь… Ты езжай и не вздумай меня ждать. Выговор получишь, – улыбнулся полковник. – У тебя семья, дети. – Как хочешь. Тогда будь здоров, – и, улыбнувшись в ответ, Боровой закрыл за собой дверь. 10.22, 18 мая, Москва – Значит, как решили, так и делаем, – подвёл черту Долгнев, ещё раз бросив взгляд на своих сотрудников, Борового и Молотова, сидящих напротив него. – Тогда ты, Сергей Дмитриевич, делай всероссийский розыск на двух этих негодяев, Эркенова и Мухамадиева, и до обеда он должен уже разойтись по стране. А ты, Ваня, съезди сейчас в архив и посмотри там одно дело, – он протянул Молотову заявку с печатью, в которой стояли фамилия и имя допущенного и номер дела, к которому допущен следователь. – Его привезли из Волгограда по моей просьбе. Там должна быть заметка про старшего брата Эркенова, Арзена. Всё что есть, постарайся запомнить. Нам может пригодиться любая мелочь. Давайте, ребята, действуйте. Подполковник и старший лейтенант поднялись и молча покинули кабинет начальника, каждый погружённый в свои мысли. Каждый из них хотел как можно скорее закончить это дело, чтобы оно вытащило как можно раньше из общества грязную занозу, окутанную оружием и наркотиками… Через два часа, по дороге обратно пообедав в кафе, с кислой и недовольной миной Молотов вошёл к Долгневу. – Проходи, садись, рассказывай, – пригласил его полковник. – Чаю будешь? – Нет, спасибо, Василий Михайлович. Я уже пообедал. – Ну тогда я потом, после разговора пообедаю, – убирая большую кружку в стол, сказал Долгнев. От него не ушло незамеченным отсутствие настроения у Ивана. – Что у тебя интересного? – Ничего, – понуро произнёс Молотов. – Как? Совсем ничего? – удивился Долгнев. – Совсем. Я три раза дела перерыл, – развёл руками Иван. – Ни одного упоминания, ни одной косвенной зацепки. Ничего! Долгнев сжал кулаки. – Жалко, чёрт возьми, – со стальной ноткой в голосе произнёс он. – Не расстраивайся, Ваня. Я сам гораздо больше рассчитывал на это дело, чем ты… Но там должно быть. Мне про них сказал этот, как его… ну, короче говоря, из Волгоградского управления мой однокашник… Вот, чёрт, фамилию забыл. Недавно только звонил он. Вот память! – и он стукнул себя несильно по голове. – Он мог ошибиться, – предположил Молотов. – Тогда остаётся пока одно, Василий Михайлович: ждать результатов всероссийского розыска. – Ага, знаешь, сколько можно ждать? – посмотрел на него Долгнев. – Для тебя никто не будет прочёсывать города, посёлки, леса, реки. Понимаешь? Они сейчас схоронились где-то в дыре, и на них работают люди, которые постоянно торчат на виду, которые в курсе всех последних новостей, и не исключено, а даже наверняка, что как и в Самаре, следят за поступающей информацией в милицию. Чуть что – шухер и ищи-свищи их опять. Молотов опустил глаза в пол. Он думал, он искал варианты для ведения дальнейшего расследования. ''Должен быть выход'' – проносились у него мысли, которые следовали одна за другой, все разные, все стремились перекрыть дорогу друг другу, пытаясь остаться одной единственной, на которой сделают выбор. Но они все проносились мимо. Ни на секунду не задерживаясь. В кабинете всё затихло. Даже вентилятор, казалось, стал работать тише, чтобы не мешать думать людям. Долгнев тоже думал. Так они просидели минут пятнадцать, ни сделав ни одного движения, дабы не отвлекать друг друга и не сбивать с той самой невидимой быстро проносящейся мысли. Но их обоих отвлекли. Дверь, всегда бесшумно открывавшаяся, в этот раз предательски скрипнула. Показавшаяся довольная физиономия подполковника Борового не могла не вызвать на себя заинтересованные взгляды. – У меня хорошие новости, – сказал он, проходя к столу. – Да ну? Мы уже ничего хорошего сегодня не ждём, – не веря своим ушам, удивился Долгнев. – Все управления и крупные подразделения всех городов России получили розыск, – и довольный собой уселся на стул. Долгнев нервно хохотнул. Молотов тоже не выдержал и рассмеялся. Один Боровой не понял их реакции на это сообщение. Но он понял другое. – Нервы, нервы, – догадался он. – Ничего, снимайте напряжение, посмейтесь ещё, – и он сам широко улыбнулся. Наступила весёлая пятиминутка. Ваня Молотов вспомнил хороший анекдот, рассказанный недавно Вадимом, и немедленно поделился со старшими товарищами. Долгнев схватился руками за живот и хохотал, сидя в кресле, немного подпрыгивая от смеха, периодически смахивая выступающую слезу из глаз. Рядом с не меньшими надрывами загибался Боровой. И лишь Ваня Молотов пытался сдерживаться, но это ему удавалось очень плохо, от чего он постоянно прыскал смехом, словно тот выходил из его глубин порциями, в которые он успевал добавлять острые реплики в тему прозвучавшего анекдота. Когда смех стал переходить в беззвучную стадию и, боли животов от него же стали искажать лица веселившихся, Ваня понял, что пора идти по домам. Он собрался и мобилизовал все свои оставшиеся силы. – Разрешите, Василий Михайлович, убыть домой? – с серьёзным видом спросил он. Но полковник так на него посмотрел, что Ваня не сдержал серьёзного вида. Прыснув от смеха в сторону, он быстро сказал: – Спасибо. До свидания, – и, быстро развернувшись, покинул кабинет. Закрывая за собой дверь, он слышал, как Боровой ещё раз вспомнил концовку анекдота и новый взрыв хохота Долгнева разнёсся по всему этажу. 21.41, 18 мая, Саратовская область Шикарные апартаменты поражают своей изысканностью. Здесь всё выдержано в одном стиле. Начиная от старых медных начищенных до безумного блеска подсвечников на камине и заканчивая превосходно подходящими подвесными потолками из современных материалов и великолепными люстрами. Неяркий свет мягко струится из-под потолка, заполняя собой равномерно все комнаты. Тени отсутствуют, им нет места в этом доме. Атмосферу дворцового величия тех лет нарушают лишь островки современности, от которых никуда не деться: телевизор, видеомагнитофон, ''хай-енд'' музыкальный центр, компьютер, одиноко покоящийся на журнальном столике сотовый телефон и многое другое. И тем не менее это нисколько не искажает общую обстановку и соответственно впечатление о доме. Дом, в котором всё сделано для того, чтобы наслаждаться жизнью, не думая ни о чём, прогоняя все беды и напасти. И так бы всё и было для него, если бы не одно ''но''… Яков лежал на диване в гостиной и смотрел спутниковое телевидение. При входе Узбека он принял сидячее положение. – Привет, Яков, – бросил Узбек, усаживаясь на широкий диван напротив гостя. – Долго ты ещё у меня гостить будешь? Такого вопроса Яков не ожидал. Что-то случилось. Пять дней назад Узбек принял его и двух парней с ним с распростертыми объятиями, посильную помощь сразу же обещал, а сейчас спрашивает, когда он уберётся отсюда. – Что случилось? – проигнорировав вопрос, спросил в свою очередь Эркенов. Узбек молчал, собираясь с мыслями. Наконец он созрел и начал объяснять причину такого своего поведения. – Понимаешь, Яков, вчера мне сообщили, что случилось с Толиком Мухамадиевым. И теперь я знаю, почему ты здесь. И это совсем другая причина, а не та, что ты мне рассказал, – спокойным голосом поведал ему Узбек и вдруг взорвался. – Ты обманул меня!!! Ты сидишь здесь, прохлаждаешься, а Толик свою задницу лихорадочно уносил, когда ты забрал у него ''ягуар'' и этих двух мордоворотов! Он тебе отца заменил, а ты поступил с ним как с каким-нибудь вонючим бомжем! И меня ещё обманул! Убирайся отсюда завтра же! Понял меня? На лице Якова не дёрнулся ни один мускул, пока Узбек разносил его по всем статьям. Он лишь ухмыльнулся в сторону. – Хорошо, я уеду завтра с утра. Но мне нужна машина попроще. Я оставлю ''ягуар'' тебе, – и Яков посмотрел на Узбека. Он знал ещё из давних разговоров с Толиком, что у Узбека была только одна слабость – машины. Он всю жизнь мечтал о таком ''ягуаре'' последней модели. И Яков решил воспользоваться последним шансом, чтобы тот хотя бы ему машину другую дал. Куда же соваться на этой красавице!? Засветиться ничего не стоит. Ближайшие же посты ГАИ и тормознут. И возьмут их тёпленькими. Узбек, выговорившись, задумался над предложением Якова. ''Ну и сволочь же он! Цепляется до последнего, хоть и проиграл всё к чертям!'' – подумал он, но произнёс совсем другое. Слабость и расчёт взяли своё. ''Ягуар стоит в сто раз больше любой отечественной машины, а этот мне почти бесплатно предлагают'' – проносилось у него в голове. – Хорошо. Можешь завтра с утра забрать любую отечественную тачку, – согласился Узбек. – Тогда ещё одна маленькая просьба, – добавил Эркенов. Узбек от такой наглости опешил. Уж кому-кому, а Якову рыпаться и, что-то просить в таком положении было бессмысленно. Все его просьбы должны были разбиваться о камень, который сидел перед ним. Но он знал, что делает и зачем делает. И он знал, что перед ним не камень, а губка, которая очень хорошо продавливается. И он знал, куда давить. – Какая просьба может быть у…