Тот человек ничего не ответил, но наклонил голову еще ниже. Но он не сдавался и сказал, что несколько лет назад рассказывал об этом полиции, но только она не приняла его в расчет. Ведь полиция таких сообщений получает целый миллион, а он, когда это произошло, был еще мальчишкой, и может быть… – Отстань от меня, – сказал тот человек. – Что? – Понятия не имею, о чем ты болтаешь. Отстань! – рассердился тот человек, встал и решительно вышел из бара. А он остался сидеть в одиночестве и все еще не верил, что это именно тот самый человек, когда сам на неверных ногах покинул заведение. Он перебежал улицу Линдаргата, думая, что надо как можно скорее сообщить в полицию, – а видимость между уличными фонарями была почти нулевая. Он уже подходил к противоположному тротуару, как вдруг у него возникло ощущение, что он в смертельной опасности. Вся окрестность озарилась светом, и сквозь вой метели он услышал стремительно приближающийся рокот мотора. И вдруг его подбросило в воздух, он ощутил во всем теле жуткую боль и ударился головой о голый асфальт в том месте, где с него был соскоблен снег. Шум автомобиля отдалился, и все вновь стало тихо, если не считать воя бури: вьюга бушевала над ним, вокруг него. Забиралась под куртку. Он не мог пошевелиться, у него болело все. Но больше всего голова. Он попытался позвать на помощь, но не смог издать ни звука. Он не знал, сколько времени прошло. Вскоре он потерял чувствительность. Ему уже не было холодно. Алкоголь притуплял ощущения. Он думал о цистернах с горячей водой на Эскьюхлид, о том, как весело было там играть, и о том, чему он стал свидетелем в детстве. Он был уверен: они раньше встречались. Это был тот самый человек. Абсолютно точно: он. 3 Когда мобильник начал звонить, Конрауд открыл глаза. Ему так и не удалось заснуть. Как обычно. Таблетки. Красное вино. Медитация без какого-либо определенного направления. Ничто из этого не могло победить бессонницу. Он не мог вспомнить, куда дел телефон. Иногда тот лежал на ночном столике. Иногда – в кармане каких-нибудь брюк. Однажды он несколько дней не мог отыскать телефон, а в конце концов обнаружил его в багажнике машины. Он вышел из спальни в гостиную, пошел на звук в кухне – там-то на столе и лежал гаджет. За окном стыла темным-темная осенняя ночь. – Прости, Конрауд, я тебя наверняка разбудила, – прошептал женский голос в динамике. – Нет. – Кажется, тебе нужно подъехать к нам в морг. – А почему шепотом? – А разве я шепчу? Женщина откашлялась. Ее звали Сванхильд, и она была патологоанатомом в Центральной больнице. – Ты новости слышал? – спросила она. – Нет, – ответил Конрауд, стряхивая с себя апатию. Он копошился в старых бумагах своего отца, и бессонница на этот раз случилась у него частично из-за этого. – Они привезли его к нам часов в восемь, – сказала Сванхильд. – Они его нашли. – Нашли? Кого? Кто? – Немецкие туристы. На леднике Лангйёкютль. Он был подо льдом. – На леднике? – Это Сигюрвин, Конрауд. Сигюрвин нашелся. Они обнаружили его труп. – Сигюрвин? – Да. – Сигюрвин? Нет, разве… о чем ты? – Через столько лет, Конрауд. Просто невероятно. Я решила спросить, не захочешь ли ты взглянуть на него. – Ты не выдумываешь?! – Знаю, это невероятно – однако это он! Сомнений нет. Конрауд опешил. Слова Сванхильд звучали издалека, словно из глубин странного забытого сна. Эти слова он не чаял услышать. Никогда. Слишком уж много времени прошло. Однако он как будто всегда ждал подобного звонка, этих вестей из далекого прошлого, которое, тем не менее, не прошло, а всюду продолжало следовать за ним как тень. И когда эти вести наконец пришли, они выбили его из седла. – Конрауд? – Просто не верится, – сказал он. – Сигюрвин? Сигюрвина нашли? Конрауд опустился на стул у кухонного стола. – Да. Это Сигюрвин. – Немецкие туристы? – Да. На леднике Лангйёкютль. Какие-то ученые заявляют, что с тех пор, как пропал Сигюрвин, ледник значительно уменьшился в размере. Ты вообще новости слушаешь? Это из-за парникового эффекта. Я решила: наверное, тебе захочется его увидеть до того, как у нас тут завтра с утра все завертится. Он хорошо сохранился во льду. Конрауд совсем растерялся. – Конрауд? – Да. – Ты не поверишь: он так отлично выглядит! Конрауд рассеянно оделся. Перед тем, как выйти к машине, он посмотрел на часы. Было почти три. Он покатил по пустым улицам из Аурбайра[4]. Сванхильд больше тридцати лет проработала в Центральной больнице. Они знали друг друга очень давно. И он был благодарен ей за эту новость. По дороге он думал о леднике, о Сигюрвине и о том, сколько времени прошло с его исчезновения. Его искали в портах и на берегу, в расщелинах и канавах, в домах и машинах, – но про ледник никому и в голову не пришло. Он думал обо всех тех, с кем тогда говорила полиция на эту тему, но покуда не видел никакой связи с поездками к леднику. Он въехал на проспект Миклабрёйт, не встретив ни одной машины. В начале девяностых они с Эртной переехали в небольшой таунхаус в Аурбайре, и там он всегда чувствовал себя неуютно. Он был истым уроженцем центрального района, вырос в Теневом квартале[5]. А вот Эртна была довольна, и их сын тоже: он ходил в отличную школу в том районе, у него были друзья, и он создавал себе сказочные миры между горкой в Ауртуне и реками Этлидараур. Конрауду казалось, что эта местность – какая-то абсолютная окраина, он считал, что она не имеет ни с чем в столице никакой связи, а напоминает остров, населенный недотепами, которым не на чем оттуда уплыть. Ему не нравилось, что средоточиями общественной жизни в этом районе были маленькие продуктовые магазинчики, – но при этом он называл их единственными оплотами культуры в той местности. Он утверждал, что если судить по мусору на улицах, то в «Lion Bar» едят больше всего в стране. Когда Эртне надоедало его ворчание, он нехотя соглашался, что красивая природа близ рек Этлидараур все-таки скрашивает впечатление от этого кошмарного шоссе на Ауртунской горке с вечным шумом машин и выхлопными газами. Он припарковался у морга и запер машину. Сванхильд ждала у дверей. Она открыла ему и провела внутрь, молчаливая и серьезная. На ней был медицинский халат и белый фартук, а на голове какой-то убор из сетки и картонки, делавший ее похожей на сотрудника пекарни. Она имела отношения к различным делам, которыми занимался Конрауд, когда еще работал в полиции в отделе расследований. – Они вырезали лед вокруг него и так привезли в морг, – сказала она, подходя к одному из железных столов. Всю его длину занимала быстро тающая глыба льда. Из нее торчало тело, настолько хорошо сохранившееся, как будто тот человек отдал Богу душу только вчера, – если не считать, что его кожа имела необычайно твердую и блестяще-белую фактуру. Руки лежали по швам, голова слегка опустилась на грудь. На полу образовалась лужа от тающего льда, и вода сочилась в сток под столом. – Ты его будешь исследовать? – спросил Конрауд. – Да, – ответила Сванхильд. – Меня попросили сделать это, когда лед вокруг него растает и сам он оттает. Тогда я его вскрою. Я полагаю, внутри он так же хорошо сохранился, как и снаружи. Наверное, у тебя странное ощущение, когда он вот так прямо перед глазами. – Его на вертолете привезли? – спросил Конрауд. – Нет, на машине, – ответила Сванхильд. – А потом они провели поиски вокруг того места, где его нашли, и в ближайшие дни продолжат. Никто из полиции с тобой не связывался? – Пока нет. Но наверняка они это сделают завтра утром. Спасибо, что позвонила мне. – Это же тот самый твой человек, – сказала Сванхильд. – Без сомнений. – Да, это Сигюрвин. Странно – столько времени прошло, а он вдруг появился как ни в чем не бывало. – Мы за это время постарели, – заметила Сванхильд, – а он как будто с каждым днем как бы молодел. – Охрененно, – тихонько произнес Конрауд, словно про себя. – А как, по-твоему, отчего он умер? – Мне кажется, от удара по голове, – Сванхильд указала на голову трупа. На ней лед в основном уже оттаял, на затылке были видны повреждения. – Его убили на леднике? – Надеюсь, мы это выясним. – И он прямо так и лежал там на спине? – Да. – Это не странно? – Это вообще странное дело, – ответила Сванхильд. – Ты сам должен бы лучше всех это знать. – Одет он был явно не для похода на ледник. – Это точно. Что ты будешь делать? – В каком смысле?