По пыльной деревенской улице шло стадо коров. Уставшие, с полным выменем, коровы то брели, норовя еще ухватить травы, то бежали, подгоняемые пастухом. Настя сидела за столом — только поужинали — смотрела в окно, как идет стадо, потом перевела взгляд на Сашку. Та вертелась возле зеркала, меняла кофточки, явно собираясь в клуб. Настя расстроилась: придет за полночь, а у нее экзамены — восьмой класс, выпускной. — Саш, я сегодня посмотрела, а ты одну грядку начала полоть и бросила. И еще две зарастают, — издалека начала Настя. — Да мам, прополю я всё. — Ты опять придешь поздно, а утром тебе спать хочется. А в обед жарко, тяжело на солнце полоть. — Ага, а вечером комары, — засмеялась Сашка и повернулась к матери: — Посмотри, какую мне блузку надеть с этой юбкой, розовую или вот эту беленькую, а может, лучше платье. То, которое ты мне на Восьмое марта купила. Как я про него забыла! — Сашка побежала в свою комнату к шифоньеру. — Саша, ведь еще экзамены не закончились, — не сдавалась Настя. — Мам, ну что ты меня пилишь?! Сдам я все экзамены. Всего-то два осталось. — Сашка вертелась перед зеркалом теперь в платье. — Да знаю я, чего ты переживаешь. Уже насплетничали. Ну прокатилась с Витькой Самохиным на мотоцикле. И что? Настя вздохнула. «Да так-то оно и ничего. Так-то и у всех — первая любовь. Вон как Сашка светится», — Настя снова вздохнула: — Старею я, Саша. — Ну опять за своё, мам! — Сашка подбежала к матери, обняла ее. — Да ты у меня такая молодая! Еще внуков будешь нянчить. Настя встрепенулась, убрала дочкины руки со своих плеч. — Каких внуков? — испуганно спросила она. — Ой, да когда я вырасту! Хотя я и так не маленькая. Когда техникум закончу, когда замуж выйду… Посмотри, как я в этом платье. — Сашка начала кружиться по комнате и петь: — Как прекрасен этот мир, посмотри-и… — затем пристально поглядела на мать и серьезно сказала: — Раз я говорю, что моих внуков будешь нянчить, значит, так и будет. Я никогда не обманываю. Я знаю. — Она снова стала кружиться возле зеркала. — Я вот Иришке сказала, что она четверку по химии получит, так оно и вышло. Хотя она ее знает еле на тройку. — Ох, Сашенька, да хорошо бы внуков понянчить!.. Но ты поосторожнее, с предсказаниями-то. И так уж… Еще в ведьмы запишут. — Да что тут такого?! Настя услышала звук подъехавшего мотоцикла, выглянула в окно. — Сашка, вон кавалер уже приехал. — Подождет. Мам, а где моя заколка? Ну… белая! — засуетилась Сашка. — Да не видала я. — Настя тоже стала суетиться и искать заколку. — Под зеркалом нет. Может, я ее в корзину прибрала. Посмотри на печке. — Да что у нас эта громадина всё на печке стоит! Надо купить деревянную резную шкатулку. Как у бабы Нюры была. Помнишь?.. — Сашка еще раз оглядела себя в зеркале. — Я пошла, ма! Она выбежала из дома, и Настя видела в окно, как дочка разговаривает с Витьком, потом садится сзади на мотоцикл, прижимается к его спине. Настя вздохнула и стала убирать со стола, потом принесла чайник с горячей водой и тазик для мытья посуды. Начала мыть: сначала стаканы, затем ложки, тарелки, тарелки жирные. Поменяла воду. Ополоснула посуду в том же порядке. Взяла полотенце, чтобы всё протереть. Руки привычно работали, а голову теснили думы и думки, воспоминания переходили с одного на другое: «Вот и выросла Сашка. Вырастила. Еще года два-три, и своя семья у нее будет. Ишь ты, корзину выбросить! А память? Мы-то уйдем, а вещи останутся. Ее, может, плели почти век назад. Сколько людей брали эту корзину: мать Николая, сам Николай, я еще по грибы ходила, Василек всё пытался в сарай унести, я не дала, оставила на печке, да и Сашка маленькая сама играла с ней. Как приехали мы из Чехова, она освоилась в доме и давай эту корзину таскать. Кукол туда садила. А я не давала — растеребит, сломает корзину. Постарше стала, так норовила что-то разглядеть в ней. Купить надо шкатулку Сашке. Завтра схожу в магазин, спрошу у Васильевны. Нюра со своей шкатулкой переехала в город к дочке. Внуков нянчит. Всё дом не может продать. И то, Катюха у нее выучилась на врача. Молодец! Квартиру получила. Скучно без соседушки. Может, приедет. Нынче еще не была. Посидим. Надо к Бондарихе на могилку сходить. Сколько времени-то прошло? Кажись, пять лет в этом году будет как померла. Нет могилок ни мужа Николая — так и пропал в лагерях, ни сына Василька — где похоронен, неизвестно. Уедет Сашка, опять одна буду… А куриц-то я закрыла? Вот голова дырявая!» Настя вышла во двор, проверила куриц, постояла возле ограды. Прохладно. Темнеет. На соседней улице собака залаяла. Трактор проехал. Сашка-то теперь только за полночь придет. Зашла в дом, разобрала, не зажигая света, свою кровать. Легла. Не заметила, как задремала. Проснулась от стука двери, звякнул крючок. Послышались осторожные шаги. Сашка из клуба вернулась. Чего-то носом шмыгает. Плачет, что ли? Настя подхватилась, приподнялась на кровати. — Саша! — Да я это, мам, спи, — стараясь сдержать слезы, ответила Сашка. — Чего ревешь? Обидел кто? — в голосе Насти слышались и тревога, и твердость в случае чего защитить дочь. — Да никто меня не обидел!.. — Сашка всё же не удержалась, разревелась и убежала в свою комнату. Настя помедлила, потом встала, накинула халат и пошла в комнату дочери. Сашка лежала на кровати и плакала навзрыд. Настя села рядом, погладила дочь по спине, по волосам. Помолчала, выждала, пока та немного успокоится, и заговорила, стараясь отвлечь: — А какое кино сегодня в клубе крутили? — «Анискин и Фантомас». — И что, интересный фильм? — Фильм как фильм. — Сашка снова всхлипнула. Настя вздохнула, но ничего не сказала. Сашка сама повернулась на спину и стала с обидой в голосе рассказывать: — После кино танцы начались. И когда медленный танец объявили, к Витьке эта городская подскочила. — Это чья? — Да к Сойкиным приехала. — Это к каким Сойкиным? — Ну, возле клуба они живут. — Не помню. — Настя сделала вид, что не помнит. — Там через дом баба Клава еще живет. — А-а… — Теть Лида, их старшая, давно в город уехала. Так ее дочка и прикатила погостить на каникулы. — Сашка опять всхлипнула. — А, вспомнила! Сын-то тоже уезжал, потом вернулся, — Настя пыталась отвлечь дочку на «детали». — Мам, а Витька с этой городской из клуба ушел. — А ты видала? — Нет. Девчонки сказали. — Девчонки!.. Девчонки наговорят. А ты сама с кем танцевала? — А я с Мишкой Быстрыкиным. Ему можно, а мне… — Ну вот. Он, Витька твой, поди, заревновал, а сейчас тоже «плачет в подушку»? Сашка представила плачущего Витьку и рассмеялась. — Ну скажешь, мам! — Завтра и разберетесь, кто виноват. А сейчас давай спать укладываться. Хочешь, завтра вареников постряпаем? Твоих любимых — с картошкой и луком. — Хочууу, — благодарно протянула Сашка. Настя оставила успокоившуюся дочь и вернулась в комнату. Она слышала, как Сашка разделась, легла, поворочалась немного, повздыхала и уснула. Сама Настя долго не могла заснуть, снова думала, вспоминала. Сашенька, как только приехали в Вешки, сначала еще просилась к маме, помнила ее, потом Настю начала мамой называть. Настя и не поправляла: раз ребенку так хочется, то и пусть. А зимой, в начале декабря, пришла телеграмма — умерла мать Саши. Настя не поехала: морозы стояли, чего ребенка мотать, да и не поймет она ничего, маленькая, испугается только. И денег на дорогу надо. Но была и еще одна причина. Боялась Настя, вдруг узнают, что никакая она не родственница, и отберут Сашеньку. Или настоящие родственники объявятся… Может, и нехорошо это, но так они и не поехали. И с Сашкой серьезно не поговорила. Всё думала рано. Вот вырастет, тогда ей всё и расскажет. Остались ведь и фотографии, и письма. «Надо бы рассказать. Помру ведь, и некому будет. А тут любовь у девчонки. Надо бы все-таки поговорить. Вот экзамены сдаст. А то уедет потом учиться. Вот выбрала же профессию — геолог. Какой из девчонки геолог?! Так ведь и слушать ничего не хочет. И зачем это ей — камни собирать, по горам лазить. Не дай бог заблудится где или еще чего случится. — Настя услышала крики первых петухов. Вздохнула. — Скоро светать начнет. Ночи в июне самые короткие».