1 От нового контракта несло неприятностями, как от ларька с уличной едой. И точно так же, как аромат старого жира, сомнительного мяса и странных специй, этот запах манил к себе. «Подойди и укуси, — приглашал он. — Если, конечно, осмелишься». Продолжая аналогию, можно было сказать, что этот контракт был способен быстро утолить мой голод, но вот стоило ли оно проблем, которые потом неизбежно появятся?.. Странности начинались ещё на этапе формулировок. Вместо обычного «приятель, есть дело» — «добрый день» и вежливые расшаркивания, вместо «деньги» — «денежные средства», вместо «пристрелить» — «принять меры в отношении», вместо «этого мудака» — «нижеуказанного лица». Как будто мне приказывали не убить кого-то, а уволить без выходного пособия. Складывалось впечатление, что письмо составлял задроченный жизнью менеджер, сидящий в громадном опенспейсе среди десятков таких же задроченных жизнью менеджеров. Я в красках представил, как он переписывал послание десять раз и согласовывал с начальством каждую букву в попытке создать самый безликий и скучный текст в мире. Ну, либо он просто зашёл на корпоративный сервер в папку «шаблоны писем» и искал: «Так, на «у»… Ага, вот, «убийство (заказное)». Корпорации никогда ко мне не обращались. Во-первых, они предпочитали уничтожать людей экономическими методами, а во-вторых, у каждой из них хватало личных цепных псов: откормленных, здоровых, краснорожих, напичканных тактическим железом и боевой химией, увешанных гаджетами, прошедших все возможные курсы подготовки, усиленных транспортом, вертолётами и чуть ли не танками. Явно не чета старому дураку вроде меня. Топ-менеджеру достаточно было щёлкнуть пальцами — и эта свора растерзала бы любого за небольшую премию и лишние пару дней отпуска. Моим профилем были бандитские разборки на нижнем ярусе: там постоянно делили сферы влияния и грызлись за каждый метр улиц. Лица менялись с поразительной быстротой, и для меня оставалось загадкой, как все эти крутые парни до сих пор друг друга не перестреляли. Ну и огромное гетто за стеной, куда же без него? Работать с аборигенами означало пасть ниже некуда в профессиональном плане, но двадцать долларов — это всегда двадцать долларов. Когда тебе девяносто, а на военную пенсию можно позволить себе только верёвку покрепче и мыло подушистее, выбирать не приходится. Письмо висело передо мной в дополненной реальности. Несколько абзацев, пара пиктограмм — зелёная галочка и красный преречёркнутый кружок, и выделенная жирным сумма. Именно она была тем самым метафорическом запахом, который манил меня. Первое время я не верил своим глазам и несколько раз пересчитывал нули, а когда понял, что всё верно и в гонораре действительно СТОЛЬКО знаков, обмяк в кресле и зарычал. Кто-то явно делал мне предложение, от которого невозможно отказаться. В иные времена мне было бы глубоко плевать на количество нулей: моё чутьё на неприятности никогда не сбоило, и именно благодаря ему я смог дожить до девяноста лет. Раньше я просто не стал бы отвечать и на всякий случай поменял квартиру, но сейчас… Два промаха подряд обрушили мою и без того неважную репутацию и оставили без средств к существованию. В первый раз очень невовремя засбоил баллистический калькулятор, и я застрелил хот-дог у мужика в двух сотнях метров от цели, а во второй раз меня обманули при покупке дрона с рук. Стоило включить питание, как сработал троян — и моя птичка полетела к прежнему хозяину. Надеюсь, этот придурок был счастлив получить не только дрон, но ещё и два килограмма взрывчатки с железными шариками. Так или иначе, я уже несколько месяцев сидел без работы. Деньги, с которыми я привык обращаться легкомысленно, очень быстро растаяли. Из апартаментов пришлось переехать в мотель, потом в ещё один — подешевле, и спустя несколько итераций я оказался здесь. На самом дне города, в тёмной и тесной комнате, за окном которой ярко горела фиолетовая вывеска алкогольного магазина. Тут не было никакой мебели, кроме насквозь протраханной кровати с образцами всех на свете венерических болезней, холодильника с магнитиком из Кении и драного кресла, с которого я почти не вставал последние несколько недель. Промахи были всего лишь первыми снежинками, вызвавшими лавину. Вслед за ними последовала целая череда неудач, разочарований в людях и в себе, и в конце концов мне стало казаться, что всё действительно так плохо, что хуже быть уже не может. Сплошная чернота в голове и непонимание, для чего я всё ещё продолжаю жить. Опустить руки окончательно не давала только старая закалка. И пусть с каждым днём я всё больше скатывался и делал всё меньше полезных вещей, но в том, что всё-таки делал, выкладывался на полную. Драил ванную и туалет, отмывал корку грязи на полу, стирал одежду и гладил её так, чтоб не было ни единой складки. Это помогало забыться на какое-то время, но потом я всё равно напивался и с надеждой смотрел на пистолет. Даже в городе, где идёт вечная война всех со всеми, я ухитрился остаться на бобах. Как в том анекдоте: на конкурсе неудачников я занял бы второе место. Я смотрел на сумму. Сумма смотрела на меня. Нормальные заказчики не доверили бы мне расстрелять и бомжа в подворотне, не то что… Как там? «Один из менеджеров известной компании». Ещё одна мыльно-гладкая формулировка. Сумма. Этих денег хватило бы на то, чтобы вылезти из ямы и обеспечить себе безбедное существование до конца жизни. Перед моими глазами проносились строчки расходов, сопровождаемые звоном древнего кассового аппарата. Диагностика, ремонт и лечение всей моей старой изношенной тушки — дзынь! Новый баллистический калькулятор — дзынь! Переезд в район поприличнее — дзынь! Домик у океана — дзынь! Небольшое дело, которое приносило бы стабильный доход — дзынь! Огромный бургер из настоящей говядины — дзынь! Дзынь! Дзынь! Дзынь!.. Я закончил подсчёты и понял, что даже после удовлетворения всех хотелок у меня ещё останется почти половина гонорара. Заманчиво? О да, ещё как. Опасно? Наверняка. Ужасно не хотелось ввязаться в игры корпораций и потерять… А впрочем, что потерять? Для ответа на этот вопрос я оглядел комнату. Обычная бетонная клетка с ободранными обоями. В холодильнике ничего, кроме повесившейся мыши и бутылки мерзкого пойла. Мусор повсюду. Я не помнил, когда мне в голову пришла прекрасная мысль, что можно не тратить силы на поход к ведру, а кидать всё прямо под ноги. Повсюду разбросаны коробки из-под пиццы, бутылки, банки, пакеты, и их становится всё больше по мере приближения к креслу. Я словно сижу на мусорном троне, из которого торчат куски поролона, рассыпающегося удушливой оранжевой пылью. Отвратительно… Да и сам я, должно быть, отвратителен. Старость, конечно, никого не красит, но старость плюс небритость, взлохмаченность и одутловатость из-за алкоголя и аллергии на синтетическую жратву — это уже конец всему. В ванной было зеркало, но посмотреться в него сейчас значило обречь себя на часы мучительного самопожирания и безуспешных попыток ответить на вопрос: «Что же со мной стало?» «К чёрту», — подумал я и ткнул пальцем в зелёную галочку. В принципе, можно было просто моргнуть, но мне нужно было как-то себя расшевелить. Сделать, пусть и бессмысленный, но жест. Письмо тут же свернулось, а я уронил руку с чувством, будто только что перерезал верёвку, которая сдерживала лезвие гильотины. «Нужно сделать что-нибудь, — подумал я. — Как минимум — протрезветь». Справа донеслось приглушённое повизгивание: сосед-онанист за стенкой отправился на очередной заход. В чём-то я завидовал этому дегенерату: во-первых, потому, что такое либидо заслуживало уважения, а во-вторых, потому, что этот парень был по-настоящему счастлив. Окружённый виртуальными телами на любой вкус, обложившийся секс-игрушками и не вылезавший из сети, он был прекрасен в своей самодостаточности. Не сомневался, не рефлексировал, не терзался кризисами личности — просто запускал очередной ролик с красотками или красавцами, зачерпывал в ладонь побольше лубриканта и брался за дело. Я попытался встать, но пол, как выяснилось, был против и опасно накренился. В холодильнике не нашлось ничего, кроме ополовиненной бутылки виски, и я наполнил стакан, забыв, что минуту назад собирался протрезветь. Когда я вернулся в кресло и сделал большой глоток жуткого сивушного пойла, оргия одного человека за стеной была в самом разгаре. И всё-таки хорошо ему. Сиди себе дома, жуй концентраты и наяривай. К чёрту, что вокруг самое дно и опускаться уже некуда, пара кликов — и вот ты уже на океанском пляже в окружении красоток. Пожалуй, если бы мой прибор не перестал подавать признаки жизни пятнадцать лет назад, я сейчас занимался бы тем же. Бутылка уже опустела, а сосед вовсю развлекался, когда в коридоре раздался топот множества ног. Я не успел подумать ничего плохого, как услышал удар, хруст дерева и громкие голоса, орущие что-то на местном наречии — что-то, похожее на: «Скыр-р-ра! Тху-Тху! Пум-пум!», как будто кто-то пытался голосом изобразить стрельбу. Я вскочил на ноги и схватился за пистолет, но тот зацепился за ткань обивки и застрял: мне пришлось пережить несколько мучительных секунд, прежде чем оружие оказалось направлено на совершенно целую дверь. Недоумевая, я стоял и смотрел на вход: я был уверен, что вломились ко мне, но, судя по звукам, это кто-то навестил соседа. Неизвестные галдели на смеси языков, на высокой ноте визжал извращенец, а затем по коридору прокатились четыре выстрела, тут же поглощённые выцветшими обоями, — и стало поразительно тихо. — Не он! Это не он! Тху-тху-пум! Пятнадцатый комната! Нам уру-тху! Шестнадцатый надо! Скыр-ра! — заголосил кто-то, и ноги снова затопали. «Значит, вот оно что», — я покрылся холодным потом. Осознание собственной правоты не принесло никакой радости. Задание принято максимум час назад, а неприятности уже начались. «Хотел расшевелиться, старый хрен? — выругал я себя последними словами. — Вот и шевелись. Шевелись, пока не пришли и шевелилку не оторвали». Выглядел я, должно быть, комично. Старый всклокоченный дед в грязной майке-алкоголичке и огромных синих трусах. Стоит, приняв героическую позу, по колено в мусоре. В одной руке пустая бутылка, в другой — древний кольт, который нельзя было сильно трясти, потому что могла отвалиться затворная рама. Героическое зрелище. Я сделал грудь колесом и приготовился умирать. Хлипкую дверь вынесли с одного удара, и в комнату всей толпой ввалились огромные негры. Фиолетовое сияние вывески отразилось от их глаз, гладко выбритых черепов и белых зубов, отчего возникло жутковатое ощущение, что ко мне пожаловали чеширские коты, одетые в грязный камуфляж и вооружённые чем попало. Один из нападавших, который держал древнюю винтовку за ствол как дубину, завопил и бросился на меня, перекрывая сектор обстрела своим напарникам. Сердце забилось чаще, время замедлилось. Я выстрелил раз — голова одного «чеширского кота» треснула, забрызгав стену позади чёрными сгустками. Я выстрелил два — второй негр сделал удивлённые глаза и схватился за шею. Я выстрелил три… А, нет, не выстрелил, у кольта всё-таки отвалилась рама. Но он был уже в принципе бесполезен, потому что идиоту с винтовкой оставался всего один шаг до меня: и он уже готов был пустить в ход своё оружье. Его дружки не стреляли, чтоб не попасть в убогого, только голосили что есть сил и старались развернуться в узкой, как пенал, комнате. Бесполезный пистолет описал дугу и врезался идиоту в лоб, отчего тот потерял сознание, а я пригнулся, напряг сервоприводы и остатки старческих мышц, и толкнул кресло в сторону двери. Оно просто смело придурка с винтовкой и внесло сумятицу в ряды атакующих: я услышал два выстрела, пули ушли в потолок, но очередь оборвалась, даже толком не начавшись, — сегодня оружие подвело не только меня. Кресло разбилось, заполняя воздух облаком оранжевой поролоновой трухи, послышались громкие ругательства на неизвестном языке, а я, издав боевой клич, бросился в контратаку, занося бутылку над головой, как саблю. Но, к счастью, ни ударить кого-то, ни зарезать я не успел: два аборигена, которых накрыло креслом, засучили ногами, заверещали, выкатились в коридор и помчались прочь, бросив пушки. Отпустить их просто так было бы слишком просто: кашляя от пыли, я выдернул из-под обломков насквозь проржавевший автомат, выскочил в коридор, предвкушая, как срежу подонков длинной очередью от бедра, но оружие издало печальный «щёлк». Курок ударил в пустоту — в магазине не было патронов. — Зараза! — зарычал я и швырнул бесполезную железку вслед убегающим неграм. — Чтоб вас всех!.. Ар-р!.. * * * Комнату было проще сжечь, чем убрать. Мало было мусора, так теперь ещё и кровь с мозгами на обоях, разбитое в щепки кресло и мертвецы. Я хотел проверить пульс у идиота с винтовкой, но тот был мёртв: огромная вмятина в черепе не оставляла в этом никаких сомнений. Мои руки дрожали от напряжения и нервов, давненько не случалось влипать в переделки вроде этой. Ещё бы немного и… Остро захотелось выпить, но я вспомнил, что бутылка опустела и выматерился, схватившись за голову. «Идиот. Полный идиот. Во что же ты ввязался?.. Что же теперь будет?.. — я сел на пол и обхватил себя руками. — Это конец. Всё. Я труп». Здравая часть рассудка, не занятая самобичеванием, подсказывала, что лучше было бы собрать вещички и проваливать, пока сюда не пришёл ещё кто-нибудь, но другая, порабощённая и парализованная бесконечной чернотой, не слушала — и я сидел, тупо уставившись в одну точку, и очень хотел заорать от боли и ужаса. Неожиданно внутри черепа раздался негромкий звук уведомления — и перед глазами повисла пиктограмма нового письма. Даже двух. Первое было уведомлением от платёжной системы: мне в кошелёк упала сумма, при виде которой перехватило дыхание. «Добрый вечер, господин ван дер Янг! — прочитал я во втором. — Мы рады, что Вы приняли наше предложение, и приносим извинения за небольшую проверку. Надеюсь на понимание и пересылаю детали. Аванс в размере половины суммы контракта уже перечислен на Ваш счёт. Хорошего дня!» Во вложении оказался файл, который назывался «Детали». Я загрузил его, открыл и первым делом взглянул на имя будущего жмурика. — Твою-ю ма-ать!.. — горестно простонал я на всю комнату. — Ну твою же мать!.. 2