Умение долго и цветисто болтать не входило в перечень моих талантов, но и здесь пришлось извернуться. Несмотря на недавнюю попытку самоубийства, я страстно хотел жить. Да, пусть вечером я опять попробую пустить себе пулю в голову, но это буду я, а не какой-то безымянный ублюдок. Мелкий мерзавец слушал меня, периодически кивая и задавая наводящие вопросы. Когда ему что-то не нравилось, он орал и приказывал дать мне по голове. Всё, что было мне известно, я рассказал в первые минуты, а потом принялся всё разжёвывать, снабжая своими комментариями и догадками. Однако так не могло продолжаться вечно — и я с содроганием ждал момента, когда слова закончатся. — А-а-м-м-х-х… — раздалось со стороны Эрвина. Я повернулся так резко, что хрустнула шея, и увидел, как мой приятель оглядывается по сторонам в полном шоке. — Э-э?.. Помо… Помогите? — произнёс он вопросительно, как будто пока не понял, нужно ли его спасать. — Ну наконец-то, блядь! — прокричал я на весь ангар. — Помо… — моего бывшего друга затрясло. — Не надо! Отпустите! Я же ничего не сделал! — тонко заверещал он, отчего у меня в ушах зазвенело ещё сильнее. — Заткнись! — повернулся к нему босс, но трусливый дохляк не слушал и продолжал раздражающе вопить. — Чёрт… Заткни его! Живей! — Эрвин! — заорал я. — Видишь, что ты натворил, мудила?! Я тебя ненавижу! Ненавижу! Один из громил сделал два шага вперёд, доставая пистолет. Мой приятель следил за оружием, крупно дрожал всем телом и не переставая голосил. — Ты самый тупой в мире сукин сын! — продолжил я. — Ты кусок… — и я произнёс Слово. — Кусок чего?.. — переспросил болван за моей спиной. В ту же секунду крик оборвался, и в установившейся тишине коротко звякнула разрываемая цепь наручников. Эрвину хватило доли секунды на то, чтобы подхватить стул, изогнуться и, вложив в удар всю свою массу и инерцию тела, жахнуть им вооружённого здоровяка по голове. Раздался громкий хруст и чавкающий звук. Тело ещё не коснулось пола, а мой приятель уже метнулся дальше. — Како..? — глистообразный урод с ужасом наблюдал за тем, что происходило позади меня. Я не видел, что именно там творилось, но, судя по воплям, оглушительным выстрелам и тёплым брызгам на затылке и спине, чокнутый психопат одерживал верх. Неожиданно на меня навалилось что-то огромное и горячее, но я даже не успел испугаться: спустя мгновение под ноги упало тело, в черепе которого зияла огромная кровоточащая рана. Босс вскочил, выхватил пистолет из спрятанной под пиджаком наплечной кобуры, но выстрелить не успел — очередное тело в костюме сшибло его, словно пушечное ядро. «Всё? Или нет?.. А, к чёрту!» Я прокричал Слово и постарался развернуться на стуле: со стороны это выглядело как забавные попытки подпрыгнуть вместе с мебелью. Да, я боялся этих подонков, но Эрвина в боевой стадии я боялся куда сильнее. Установилась гнетущая тишина, только бледный уродец-босс глухо стонал от боли. — Эй! Ты тут? Эй!.. — «Боже, хоть бы он не додумался выключить звук. Что же делать? Может, ещё раз сказать или написать?.. А вдруг это его активирует снова?.. Боже, боже, боже, боже…» — никогда в жизни я не молился с такой страстью, а для ветерана войны это многое значит. Ножки стула отвратительно скрипели по бетону; пока я поворачивался, по лбу и спине стекали капли пота: я в любой момент ожидал удара. Странный звук — то ли всхлип, то ли стон — раздался невдалеке. В ту же секунду я повернулся достаточно, чтобы увидеть Эрвина, пусть и выворачивая шею до боли и треска позвонков: мой приятель замер на месте и тяжело дышал. На его сером от ужаса лице застыла гримаса непередаваемого отвращения, и у этого была причина: Эрвин держал за горло на вытянутой руке обмякшего громилу, а другая рука почти по локоть утопала в животе жертвы. Я много повидал за годы войны, но это был перебор. Желудок свело судорогой, я зажмурился и крепко стиснул зубы: — Чтоб тебя… Шорох ткани, звук осевшего на пол тела. Затем — второго: Эрвин свалился рядом, буквально выпав из моего поля зрения. Я слышал его неразборчивое бормотание и скулёж. — Эй! — позвал я. — А ну хватит валяться! Иди сюда и освободи меня!.. 8 В штабной палатке так душно, что можно запросто грохнуться в обморок. Вентилятор, разгоняющий с натужным жужжанием тяжёлые пласты воздуха, выглядит издевательством. — Операция не согласована! — в который раз говорит мне Майк. Вообще-то он не Майк, а полковник Коннолли — огромный плечистый ирландец с сединой в волосах и взглядом, способным гнуть рельсы. Но для меня он был именно Майком. Сейчас бы хоть один глоток свежего воздуха… Нет, сквозь сон я понимаю, что на самом деле ворочаюсь на мокрых простынях в очередном дешёвом мотеле, где нет кондиционера, но этот недвижный воздух идеально вписывается в картину сна-воспоминания. — И я ничего не могу сделать, Маки. — Пока она будет согласована, ребят там на куски разрежут, — процедил я сквозь зубы. Где-то далеко летит вертолёт, и я слышу приглушённый свист винтов. В углу радист вызывает посты и принимает доклады: его чёрная лысая голова покрыта мелкими каплями пота. На трёх больших столах здоровенные тёмно-зелёные ноутбуки, похожие на чемоданы, горы документов, кофеварка и куча офисной техники. На стене висит огромная карта — больше дань традиции, чем необходимость, поскольку все планы давно содержатся на серверах армии Корпа. Из парка техники доносится рычание двигателей. Играет музыка. Кто-то на кого-то кричит. — А от меня ты чего хочешь? — взорвался Майк. — Чтоб я отдал приказ? Разрешение выписал? Нет, хрен тебе. Там гуманитарная операция, куча журналистов! Если кто-то хотя бы посмотрит не так на этих сраных чёрных, нас весь мир с говном съест!.. И какого чёрта ты так вырядился? Ах да, точно. В тот день я впервые за долгое время надел парадку со всеми орденами. Думал, это произведёт впечатление. И, надо сказать, оказался прав: когда я ковылял по лагерю, опираясь на уже привычную трость, гремя регалиями и сверкая надраенной кокардой на зелёном берете, весь персонал базы головы сворачивал. Спешите видеть: предводитель «скаутов Янга» оделся по уставу! — Хорошо, с говном так с говном, — я вытащил из папки четыре личных дела и бросил на стол перед Майком. — Что это? — нахмурился полковник. Вопрос был риторическим: он прекрасно знал ответ. — Виктор Майер, Григорий Крамаров, Эрвин Бауэр, Янис Урбонас. Я хотел бы посмотреть, как ты подписываешь уведомления об их гибели. — Что за спектакль ты тут устраиваешь?! — возмутился Майк. — Ничего я не буду подписывать до тех пор, пока не удостоверюсь, что… — О, ты очень скоро удостоверишься. Мы найдём подтверждение, что они убиты. Причём не сразу, а медленно. Очень и очень медленно, — я подался вперёд, заглядывая в глаза полковнику. — Бандиты любят, например, подвешивать человека вниз головой и делать надрезы, а потом снимать кожу. Большим мастерством считается снять её одним куском, как водолазный костюм, знаешь… — Капитан ван дер Янг! — от рёва палатка содрогнулась, а радист втянул голову в плечи. — Вы забываетесь! — я встал по стойке смирно, скрипнув зубами от боли в колене. — Позиция совета директоров вам ясна? — Так точно, полковник! — Ещё какие-нибудь вопросы есть?.. Я покосился на радиста — и Майк приказал ему выйти проверить оборудование на вышке. — Итак?.. — Мне нужен один час и спасательная команда. — Ты сдурел, что ли?! — полковник был шокирован моей наглостью. — Нет. Я всё продумал и осознаю последствия. Майк сжал кулаки так, что хрустнули костяшки. — Осознаёт он, смотрите-ка… — Так точно. Молчание. Снова свистят вертолётные винты. Песня меняется. Отдалённый крик командира, распекающего подчинённых, остаётся неизменным. — Ты ведь понимаешь, что это всё?.. Что после этого — трибунал, разжалование и тюрьма. — Да, понимаю, — кивнул я. — Но иначе никак. Я и так слишком долго командую скаутами, а последние три года вообще не хожу в поля, — трость постучала по левому ботинку. — Это уже на три года больше, чем нужно. — Хочешь мне подразделение развалить? Все знают, что первый взвод — он давно не первый взвод, а скауты Янга. — Команду в любом случае ждут трудные времена, — твёрдо сказал я. — Но если я сейчас ничего не сделаю и нарушу собственные принципы, будет только хуже. Можно найти нового командира — пусть и не сразу, но к нему привыкнут. А если я предам идеалы, на которых всё строилось, начнётся разложение. И затронет оно всех. Впрочем, ты сам это знаешь. — Да, — Майк наградил меня ненавидящим взглядом. — Я знаю. — Час, — повторил я. — Где-то через сорок минут тебе станет плохо из-за жары. Сходи в санчасть, побудь там. Ещё через сорок, когда тебе доложат о происшествии, прикажи отправить группу быстрого реагирования для эвакуации и ареста. — И что потом? Ты сдашься? — Сдамся, — подтвердил я. — И буду сотрудничать с трибуналом. Возьму вину на себя, расскажу, что операция — исключительно моя идея, а парни просто выполняли преступные приказы. Их действия будут полностью в рамках закона, я консультировался с адвокатом. В конце концов их оправдают. Майк оперся костяшками пальцев на стол. — Никак нет! — заорал он на весь лагерь. — Я запрещаю что-либо предпринимать! Понятно?! За-пре-щаю! Марш в расположение и не выходите оттуда, пока я не приказал поставить вооружённую охрану! — после этого Майк кивнул и добавил вполголоса: — Действуй. Время пошло. — Слушаюсь, господин полковник! — козырнул я и вышел на жаркое солнце. Раскалённые лучи упали сверху и обволокли, будто огромный ком смолы, но дышать стало значительно легче. Я прищурился, поднял руку, пробормотал в коммуникатор на запястье: — Готовность тридцать минут, — и неторопливо похромал в расположение. База жила своей жизнью, жёлтая от песка и выжженная солнцем. Стройные ряды палаток рассекала напополам центральная «улица», которую мы называли Бродвеем — широкая, как городской проспект. Над ней постоянно висело облако рыжей пыли, которая не оседала и ночью: её поднимали пробегающие мимо меня колонны красных замученных бойцов и снующие туда-сюда джипы, грузовики, бронетранспортёры и лёгкие танки. Если что-то прибывало в полевой лагерь, не окрашенное в стандартный камуфляж, состоящий из жёлтых и коричневых шестиугольников, то спустя какое-то время это «что-то» мимикрировало под цвет местности само собой. Над головой пролетали звенья вертолётов: кто-то отправлялся на задание, кто-то возвращался. Протопало отделение штурмовиков в тяжёлых экзоскелетах: бронированные здоровяки, настоящие живые танки, помахивали чудовищными пулемётами и ракетными установками, словно тросточками. Между двумя палатками огромные и чёрные от загара десантники тягали под музыку — какая-то подростковая поп-группа для девочек — самодельные штанги и дурачились. Торопиться не было нужды: даже с моей ногой я пришёл бы в расположение вовремя. Самое важное уже было сделано: приказ отдан, рубикон перейдён, и скауты Янга выполняют заранее оговорённые задачи. Кто-то идёт в оружейку с подписанным моей рукой распоряжением, кто-то договаривается насчёт транспорта, кто-то решает вопрос с топливом и погрузкой — каждому выделен свой участок, каждый знает, за какую именно из тысяч мелочей, составляющих военную операцию, он несёт ответственность.