Подъехав к оговоренному месту, кибитка остановилась. Он открыл скрипучую дверь кибитки и вышел к зданию. Постучав в двери дома дважды по три раза, парень оглянулся влево-вправо, и, не обнаружив за собой слежки на полупустой улице, вошёл внутрь когда дверь распахнулась. Внутри помещения было темно и сыро. - Всё готово? - спросил голос из темноты. - Так точно. - ответил парень. - Ну полно тебе! - из темноты показался огромной величины силуэт. - Я уже давно не на службе. Можешь общаться как вздумается. - Ну хорошо, если Вам так будет угодно… - Еля, не начинай! Ты лучше вот что скажи: хвоста не видал? - Вроде чисто. Силуэт подошёл к парню и они крепко обнялись. Постояв так несколько секунд, великан сказал: - Ну поехали! Кудрявый парень вышел первым. Он открыл дверь кибитки и снова посмотрел в нескончаемую даль длинной улицы. В кибитку незаметно прошмыгнул, пригнувшись, высокий человек. Дверь помещения захлопнулась, а парень, приказав ехать, запрыгнул в кибитку следом. - Ну что у нас там? - спросил парень у вошедшего пассажира. - Удача нам улыбнулась. - отвечал тот. - Неужто Вы нашли Вея? - С Веем дурная история вышла. - великан мельком посмотрел на кучерявого и опустил глаза. - Служит советником при одной особе, близкой ко двору, да пытающейся поболее власти ухватить. Ты ещё не знаешь, однако я и вылетел со службы, как только наверху узнали, что я под него копаю. Анты хорошо защищают своих. Так что к этому убийце, увы, не подкопаться, пока у власти анты. - Не дай бог ещё их потомки властвовать будут… - вздохнул парень, выглядывая сквозь щель на грязную улицу. - Это сколько ж ещё в России твориться такое будет, а? Сколько можно им безнаказанно убивать, грабить, народ наш изводить, скажи, Ригрон?! - Вот по этому поводу я тебя сюда и вызвал! - отвечал Ригрон. Он снял с головы капюшон плаща, и на свету, бившем из узких щелей грузовой кибитки, заблестели седые волосы и борода. Пассажир был старцем весьма приклонных лет и весьма внушительного роста. - Анты ответят за всё, помяни моё слово, Еля! Я знаю что говорю. Мне уже двести сорок, помирать скоро. Пожил столько, сколько даже создатели сыворотки не представляли. Только вот, Еля, чую, не дождусь я этого часа. Доводить начатое будешь ты и твоё поколение. - Ригрон, да брось ты! Ты ещё проживёшь столько, сколько ни один ант не видывал! Старец отвечал медленно, рассудительно, словно взвешивая каждое слово: - Я тебе говорю, дело это не быстрое. И спешки тут не требуется. Как и в случае с Клеофаном, поспешишь, - анты прознают и предпримут все меры. Так что просто готовь людей. Собирай понемногу силы. Копи их. Придёт время, говорю тебе, придёт, и уже скоро грянут перемены. Выхватим мы у них власть. Вот уж и великий князь с нами, не говоря уже о народных массах. Спасём мы Россию, припомнишь моё слово. А спасём Россию — спасём и мир. Ты знаешь, как анты правят. Нам бы только власть иметь хотя б в одной России — и их время сочтено. Кибитка неторопливо ползла, поскрипывая всеми колёсами на кочках. - Ригрон, когда мы спасём Россию, ты сам скажешь ещё раз своё слово! - Спасибо, Еля, но чую я, не доживу… Я уже на Гайе был почти стариком, когда меня послали курировать экпедицию сюда. А уж сейчас я и подавно старик, никакие сыворотки уже не помогут. - Не пристало помирать борейцу, видавшему Гайю, не увидев отмщения! Старик ткнул парня пальцем в плечо и завил: - Ты! Ты продолжишь моё дело. - Брось, Риг, какой из меня революционер, какой спаситель? - отнекивался тот. - Ты мне это брось! Думаешь, твои речи зажигают в людях огонь хуже речей прочих товарищей? Скажу тебе точно: нет, не хуже! Подумай сам! А какие замечательные стихи ты пишешь! «Достоин истины лишь тот, кто сам найти её способен!» Какая философия, какая глубина… Кстати, тот, к кому мы едем, тоже стихи пишет. - Одних стихов мало. - перебил парень. - Да и речи мои не такие уж страстные, как у иных соратников. Парень посмотрел в глаза старику. - Риг, знаешь, я без тебя… Я думаю, я не справлюсь. - Эх, Еля, Еля… Я столько повидал, что уже не надеюсь… И на Гайе я был начальником при министерстве, и на Земле дорос до оберполицмейстера… И Ригроном был, и Григорием… А теперь я всего лишь Гришка Дроф, подпольный революционер, для антов усопший да захороненый. - старик выдохнул и улыбнулся. - И похоже, что только сейчас, в гонении, я добился наконец столь многого, что приблизил нашу победу. - О чём ты? - Я нашёл наконец личность, какую искал. Человека, который может изменить этот мир. Один ты можешь и не справиться. Но с ним, я уверен, сможешь! Ригрон достал из внутреннего кармана фотопортрет. На чёрно-белом снимке красовался парень с усами, чёрными глазами и волосами, со смуглым, загорелым лицом, явно не русской национальности. - И ради него я здесь? - спросил Еля. - Да. Он уже готов. Расскажешь всё. Займёшься им плотно. Будешь вести. Дашь все необходимые знания. Расскажешь всю правду. - Всё рассказать? Даже то, чего не положено смертным? - Даже это. Обучишь воздействию. Будешь оберегать, как зеницу ока. И остальным, кто будет в подчинении, то же самое прикажи. Парень взял фотопортрет и вгляделся в него. - Так кто ж это такой? - задал он вопрос. Старик достал из кармана персональный вычислитель. - Смотри. Григорий клацнул сенсор, Еля закрыл глаза. Через десяток секунд он открыл их, расширив от удивления, и снова направил взор на фотопортрет. - Ничего себе, какая мощь! - выпалил он. - А то! - улыбнулся старик. - Возможно, его нахождение было самым достойным делом моей жизни. И старец перешёл к изложению плана: - Значиться, едем мы в обсерваторию местную. Он там работает. Сейчас кроме него там никого не должно быть. Зайдёшь, познакомишься. Меня он не знает, однако подполье местное ему знакомо. Так что скажешь, что ты от Вано по делу ячейки. Ну а дальше разговоритесь, договоритесь, всё обсудите. Только позже и за городом, чтобы никаких лишних ушей. Разрешаю использовать вычислитель, если будет необходимость. Покажи ему наш мир. - Хорошо. Что ещё ты про него знаешь? - Мать отдала в семинарию, хотела священником сделать. Учился недолго, на экзамены не явился. За сим был отчислен. Наука ему ближе, чем учение оккупантов. Наш человек, идейный. К свободе стремится. В обсерватории вычислениями и рассчётами занимается. С подпольем работает, агитатор из него знатный выйдет. В общем, сам увидишь, перспективный товарищ! Кибитка подъехала к зданию обсерватории и остановилась. Кучер крикнул: - Приехали! - Ну всё, иди! - Ригрон обнял парня. - Иди, и помни, хоть ты и родился на Земле, в тебе течёт борейская кровь! Ты сможешь изменить этот мир! - Благодарствую, Риг! - парень крепко обнял старика. - Держись, мы тебя вытащим! - Со мной всё в порядке. - отзывался тот. - Позаботься лучше о будущем. Выходя из кибитки парень спрятал в карман фотопортрет. - Зовут-то его как? - спросил он, глядя в темноту за открытой дверью. - Сосо. - отвечал голос из кибитки. - Сосо. - тихо повторил про себя Еля, чтобы запомнить. - Сосо… Прикрыв дверь кибитки, он посмотрел на здание обсерватории. Круглый купол надстройки, похожей на башню, недвижно, но пристально глядел в серое с редкими просветами небо. Кибитка тронулась и уехала. Парень пошёл к зданию… - Так я и познакомился с Сосо Джугашвилли, будущим Иосифом Виссарионычем… - закончил свой рассказ Елисей. - И что, всё это правда, что о нём сейчас говорят? - спросил я. - Что он был жестоким и всё такое… - Чушь собачья. - грустно улыбнулся Елисей. - Умным — да. Рассудительным — да. Ответственным и трудолюбивым — да. Хитрым и дальновидным — да. Скромным — да. Но никак не импульсивным и не жестоким. - Так я и думал. - кивнул я головой. - Ну не может человек, сотворивший такое чудо со страной быть жестоким диктатором. - Пропаганда антов делает своё дело. - Елисей явно погрустнел. - Как только перехватили у нас власть, так сразу взялись за свои «развенчания», а точнее, поливания грязью. Недооценили мы их тогда, ох недооценили… - А что репрессии? - поинтересовался я. - Репрессии начал вовсе не он. Он их закончил. Реальной полноты власти у него тогда ещё не было. Чекисты вышли из под контроля и при поддержке партии начали расправляться с политическими противниками. Но он с нашей помощью смог остановить репрессии, уничтожив почти всех зачинщиков. До всех у нас тогда, к сожалению, руки не дотянулись… А жаль, смогли бы — не проиграли бы борьбу чуть позже. - А что потом?