— Значит, вот как дело обстоит? И ты почему-то решил, что я переживаю? — В мою задачу не входило тебя оскорбить, Ланс… — Теперь фер вис Кри говорил с нами через звуковые системы комнаты. — Но анализ твоего давления, дыхания и температуры тела указали, что ты правда переживаешь. А, вот оно что? Всевидящее око сделало выводы. Словно прочитав мои мысли и не позволив ответить, джинкина-там добавил: — Но в дополнение могу сказать, что без тебя в реалиях Юдайна-Сити Ч’айе пришлось бы куда сложнее… Он мог бы сказать напрямую — не выжить, но это вполне могло оказаться ложью… —…поэтому я и доверил тебе её опеку… Ты же понимаешь, что реанимировать такого ценного специалиста раньше времени, да ещё и с шансом допустить ошибку… это риск настолько высокий, что оценит даже человек. Да ну что такое⁈ Пусть тебя Бансури дрючит! Значит, я просто шкурохранитель… который и рядом-то не всегда… и которого Ч’айя сама уже разок спасла… Прекрасные перспективы, нечего сказать. В тот момент я в новом приступе поразительной чёткости оценил, насколько несвеж и устал. А ещё вонял, как мусорный бак за курительным салоном. Всемилосердная Когане Но, до чего же было неловко обсуждать девчонку при ней же самой, но меня буквально разрывало от эмоций. — Почему ты сразу не сказал, что она — главная, а вовсе не подарок для утех? Ч’айя молча изогнула бровь, но комментировать не стала. Отошла к пищевому конструктору, зарядила варку чинги. — Чтобы ты спятил от ответственности? — Кри мог бы сказать это с сарказмом, но в голосе джи-там прозвучала удивительно правдоподобная грусть. — Кроме того, а с чего ты взял, что она вообще была прислана для утех? п.5.; г.1; ч.2 Ага, точно, вот этого мне сейчас и не хватало. Чтобы стало ещё более неловко. Как змее, танцующей брачный танец перед садовым шлангом. Ч’айя оставалась подозрительно невозмутима, будто свето-струнный слепок Чооты Пар. — Ты вроде упоминал, что хотел сделать приятное… — прошипел я, надеясь, что девчонка не услышит. К слову, дальше Диктатион проявил неожиданный такт, ответив в личный заушник. — Я имел в виду общение с представителем своего вида, — тихо сказал он, — а не обязательную череду беспорядочных соитий. Желание девушки спать с тобой — её личный выбор. Байши, вот об этом я подумать как-то не подумал. Хотя, опять же, а про чей выбор речь, Куранпу или Ч’айи? Та продолжала игнорировать разговор. Подставила чашки в приёмник, вынула из кармана напёрсток и ввела на клавиатоне комбайна нужную крепость. Не дождавшись, когда мы перейдём к действительно важному, с нажимом начала сама: — И что нам делать дальше? Да ты же моя деточка! До чего же я благодарен тебе за эту нужную смену темы! Я хрустнул шеей, настраиваясь на мучительно-серьёзный разговор, и Диктатион не разочаровал. — Код, расшифрованный из юнму в кулоне, откроет доступ к основным консолям «Корня», раньше это называлось базовым компьютером управления, — негромко пояснил невидимый джинкина-там, — а затем в дело вступает непосредственно Ч’айя. Девчонка потянулась к конструктору, но нахмурилась, придвинула стул и села. — Системотворчество? — уточнил я. — Не совсем. В её ДНК вшит так называемый алгоритм последнего барьера. Он откроет доступ к протоколам тиары. Дальнейшие пояснения только запутают тебя. — О, можно не сомневаться, кому именно фер вис Кри адресовал это замечание! — Но если кратко, то на этом этапе бессознательное Ч’айи без труда справится с мыслезрительной визуализацией протоколов входа. Меня так и подмывало уточнить, что значат эти хитромудрые слова, но тогда Диктатион оказался бы прав. Байши… Ладно, в целом мне и правда доступно: доставляем девчонку к «Корню», венчаем некой тиарой, а дальше… дальше она сама. Та, впрочем, ряд уточнений всё же имела. Правда, как оказалось через секунду, с нашим миленьким мероприятием связанных не напрямую. — Интересно, как ты собирался использовать код из кулона, если не знал адреса и не имел меня в наличии? — задумчиво проговорила она. Всё же дотянулась до кружки и отхлебнула чинги. Заметив, что та сварена на двоих, я с благодарной улыбкой (безответной) забрал вторую кружку. Пригубил, поразившись лютой крепости напитка. — Код из кулона расшифровать стоило сразу, было бы странно поступить иначе. Как заполучить в колоду тебя, Ч’айя, я тоже придумал очень давно. — Казалось, фер вис Кри оправдывается, но я знал, что это тоже часть игры. — Не раздобудь мы координаты «Корня» сейчас, увы, пришлось бы подождать бы ещё сотню лет. Но если вам интересно, то следы ещё двух дублирующих юнму ведут в Архидополис, я уже почти простроил многоходовую схему с их поиском и добычей… Я поперхнулся чингой. — Ну ты и дерьмо… — Ланс, — вздохнули динамики комнаты. — Я только имитирую человеческие эмоции, но оперирую совершенно иными категориями, сисадда? — Никогда об этом не забывал! Я фыркнул, отставил кружку, стянул пальто и портупею с башером, бросил на кровать. Следом полетела «Наковальня». — Сотню лет? А сколько, скажи на милость, вообще существует Тиам? Ну, с тех пор, как вы заперли людей глубоко под землёй и задумали играться в богов? Диктатион усмехнулся, беззлобно, почти устало: — А это важно, друг мой? Семь тысяч лет или семьсот, какая цифра тебе нравится больше? Выбирай… Хотелось возразить, но я не стал. Хотелось атаковать ругательствами, но я не стал. Плеснул в напиток немного паймы из фляги, взболтал, насладился едким ароматом. Ч’айя молча наблюдала, не вмешиваясь, но определённо готовя новые вопросы, чуть более актуальные, чем у её скудоумного шкурохранителя. — Координаты получены, работу нужно закончить, — наконец произнесла она, а на лбу проступила знакомая завитушка. — Как мне попасть в «Корень»? Ох, детка. Это же претендент на звание лучшего вопроса вечера! Но самый-самый лучший всё же: как мне доставить тебя туда, чтобы окончательно не потерять собственную значимость в глазах желчноголосых виртуа-Лансов? Святая корова Когане Но, и почему мне кажется, что это будет непросто? Я поднял голову к потолку, словно тут, как и в заброшенном здании на окраине «Хари’н’ханси», могли крыться камеры. Впрочем, они могли. И точно крылись. — Излишне упоминать, что я не оставлю Ч’айю⁈ Девчонка вдруг повернулась ко мне всем телом. Может, поражённая нарочитой жёсткостью вопроса, может, чем-то ещё. Но в карих глазах промелькнуло что-то приятное, словно прикосновение тёплой ладони к холодному лбу. Так могла бы посмотреть Куранпу, но в эту минуту ничего не выдавало присутствия оторвы. — Ох, Ланс… — Теперь в голосе Энки звучала лёгкая улыбка. — На основе спрогнозированного ранее вектора развития отношений в этом почти не оставалось сомнений. Я стиснул пальцы так, что чуть не отломал рукоять кружки: — А ты всё ещё считаешь себя до*уя умным, не так ли⁈ — Несомненно, — ответил Хадекин, теперь заставив стиснуть и зубы. — Над моей/нашей мыслительной архитектурой работали лучшие программисты Китая, Японии, Франции и Индии. Ч’айя нахмурилась, будто услышала что-то знакомое, но ускользающее: — Это названия казоку? — Нет, не казоку, — терпеливо пояснил Диктатион. — Всё это… впрочем, можно сказать и так. Я потёр лицо, из последних сил удержавшись от проверки времени на экране гаппи. Усталость напоминала коварного бойца-Отчаянного из «Загона», осторожно кружила, чтобы вот-вот нанести точный решительный удар в челюсть, после которого наступает стремительное завтра. — Яри-яри, если манджафоко этих казоку такие умные ребятки, то как допустили дефект? — Мне удалось язвительно прищуриться, словно я полагал и вправду прижать вёрткого гада за причинное место. — Ты сам полчаса назад сознался в неком изъяне, не так ли⁈ — И не подумаю отрицать, — подтвердил Кри. А потом совершенно бесцветным тоном начал разговор такой глубины и сложности, что если бы я мог выбирать альтернативу, то согласился бы подработать в уютном доме для извращуг. Вру, конечно, не согласился бы. Но разговор был до того непрост, что в моём утомлённом сознании целиком уместиться не смог… …Мы говорили больше часа. Негромко и на повышенных, постоянно перебивая друг друга и соревнуясь в болезненности колкостей. Но говорили честно, насколько вообще можно было доверять честности джинкина-там, наконец-то ответившего на бо́льшую часть вопросов. Разговор ударил по нам обоим. Мне пришлось сызнова испить горького пойла «Ты ни разочка не Нагината Когане Но», а Ч’айе… ей, пожалуй, пришлось многим горше. Но девчонка была сильной. Очень сильной. Может быть, даже крепче небезызвестного специалиста по решению деликатных вопросов. А потому вынесла услышанное с невозмутимым достоинством. А ещё я был готов спорить на миллион рупий (теперь-то он у меня мог с лёгкостью появиться, сисадда?), что поняла она куда больше моего… И вот мы говорили и говорили, глотая пайму и чингу, и разливая их по полу во время неосторожных жестов, проваливаясь в собственные мысли и страхи, цепенея и разгораясь от злости, проклиная Диктатиона и поражаясь его уникальности… За покатыми стенами Пузырей густела ночь, скреплённая синтетической кровью перебитых при штурме онсэн. Внутри копились тревога и страх нового дня. Вероятно, в какой-то момент Хадекин фер вис Кри, также известный нам под именем Энки, уловил, что ещё немного, и мы с Ч’айей просто рухнем без сил. Потому что предложил окончить беседу, подготовить новые вопросы и вернуться к обсуждению, когда это будет нам удобно. И исчез из предоставленной норы, оставив после себя похмельное послевкусие и лёгкий гул в ушах — до того пронзительной показалась долгожданная тишина… Какое-то время девушка молча смотрела на меня поверх кружки. Почти не мигая, почти успев напугать. Затем вздохнула, поднялась на ноги и устало потёрла лицо свободной рукой. Я мог бы попробовать ещё раз обнять её. Мог бы сказать что-то утешающее или бодрящее (байши, да меня бы на её месте просто размазало!). А вместо этого выдавил что-то вроде: — Тяжелее разговора у меня в жизни ещё не было. — Улыбка вышла кривой и пугающей. — А ведь в прошлом я наверняка спорил с твердолобыми редакторами и нирмаата[1]… — Потоптавшись на месте, я отставил глоток остывшей чинги на прикроватную тумбу, с облегчением распустил узел трехконечного галстука. — Если ты не против, я пойду мыться…