Я качаю головой. – Между нами все круто. Нат бросает взгляд через плечо в сторону «Эпплби». – Так вот, я просто скажу. Если отмести в сторону попытку самоубийства, Гэвин Дэвис снова на рынке. Лис улыбается мне. – Ну так как, когда ты этим воспользуешься? Нат ахает, а я смеюсь. – Мило, Лис. Держишь марку. – Подруга. Ты влюблена в него уже года три, – говорит она. – Вот твой шанс. Нат поднимает руку. – Можно я скажу? – Мы киваем. – Как самая ответственная из нас троих, я бы сказала: попробуй, но будь осторожна. – Почему это ты самая ответственная? – спрашивает Лис. Нат осматривает ее с ног до головы, включая радужные колготки, кеды на платформе и розовый бант в волосах. – Хорошо, можешь быть самой ответственной, – говорит Лис. Я отламываю кусочек свежеиспеченного печенья с арахисовой пастой. – Что ты имеешь в виду под «будь осторожна»? – Он будет подавлен, – говорит Нат. – И может быть немного… – Она изображает знак сумасшествия, крутя указательным пальцем у виска. Лис кивает. – Правда. Парень же пытался покончить с собой. – Ребята, я оценила вашу веру в меня, но Гэвин никогда даже на меня не посмотрит как на девушку, так что мне не очень нужен этот совет. Глаза Нат вспыхивают. – Ты так думаешь только из-за той чепухи, которую говорит тебе мама. Я скрещиваю руки на груди. – Например? Она отсчитывает на пальцах одной руки: – Согласно ей, у тебя целлюлит, ты не фотогенична, не умеешь петь… – Ладно, ладно. Поняла. – Мой взгляд возвращается к «Эпплби». Может, ты с родителями вышел через другую дверь. – Но мы же о Гэвине Дэвисе говорим. Он получит «Грэмми» до того, как мы закончим колледж. И более того, если сравнить Саммер и меня… Лис поднимает руку. – Пожалуйста, позволь мне показать тебе это с точки зрения лесбиянки. Саммер милая, крутая и все такое, но вообще она не такая сексуальная, как ты думаешь. Я, например, никогда не фантазировала о ней во время мастурбации. – О БОЖЕ МОЙ, – говорит Нат, ее глаза широко распахнуты от шока. Два розовых пятна темнеют на ее щеках. Лис вскидывает брови. – А разве вам можно упоминать имя Господа всуе? Нат изящно бьет Лис по руке, та принимает позу каратиста и начинает цитировать «Принцессу-невесту»: – Здравствуй. Меня зовут Иниго Монтойя. Вы убили моего отца. Приготовьтесь умереть. Именно в тот момент подходит покупательница, и я пытаюсь не рассмеяться, пока укладываю дюжину печенек для нее, но продолжаю фыркать от смеха. Она хмурится на нас троих, словно мы какие-то хулиганки, и ее брови ползут на лоб, когда она видит наряд Лис. Это безумие, когда социалистка-лесбиянка и евангелистка-христианка – твои лучшие друзья, но именно так у нас и получилось. Мы подружились в девятом классе, когда нас всех вместе отправили выполнять задание по музыкальному театру в драматическом кружке. Мы решили спеть прекрасную шаловливую песенку «Две леди» из «Кабаре» (Лис играла конферансье), и мы подружились из-за любви к Алану Каммингу. Мне кажется, что наша дружба словно одежда, которую можно увидеть в Vogue, когда ничего не сочетается, но выглядит абсолютно потрясающе. Мы – клеточка, горошек и полоски. Как только моя клиентка уходит, я смотрю на Нат и Лис. – Я написала ему письмо, – говорю я, начиная укладывать печеньки, чтобы продать завтра как вчерашние. Торговый центр закрывается через пятнадцать минут. – Гэвину? – спрашивает Нат. Я киваю. – И я… Я думаю, что он, наверное, его не прочитал. Или если читал, то думает, что я самый жалкий человек в мире. – Становится трудно дышать при одной только мысли об этом. – Я вообще сгораю от стыда. Не знаю, что на меня нашло. Звенит телефон Нат, и она бросает на меня взгляд. – Ну, завтра ты узнаешь. Кайл говорит, что Гэв возвращается. – Завтра? – говорю я. – Ага. – О боже, – стону я. – Зачем я написала это глупое письмо? – Потому что ты чертовски крутая и чертовски сексуальная, и он, скорее всего, знает это, черт побери, и ему просто нужна чертова причина начать встречаться с тобой, – говорит Лис. Нат кивает. – Согласна со всем, что она говорит, за исключением ругани. Лис накрывает мою руку своей. – Ты сходила с ума по нему вечность. Теперь позволь вселенной решать. – Или богу, – говорит Нат. – Или Будде, или Мухаммеду, или, там, Далай-ламе, все равно, – говорит Лис. – Десять баксов ставлю на то, что Гэвин влюбится в тебя до своего выпуска. – Десять баксов на то, что этого не случится, – говорю я, протягивая руку. Нат скатывает в шарик пакет и выбрасывает в мусорку. – И пусть победит лучшая. Сегодня ты вернулся в школу. Я вижу тебя в коридорах, ты шутишь с другими парнями из театрального кружка, со своей группой. Вы словно свора хулиганистых щенков; никто из вас не может усидеть на месте. Каким-то образом у тебя получается жить в обоих мирах: музыкальной группе крутых парней и с ребятами-ботаниками из театрального кружка. Прошло девять дней с того самого дня, и мне кажется, Гэв, что ты снова стал самим собой. Ты в футболке Nirvana, и твоя шляпа заломлена особенно лихо. Она сбивает меня с толку. Я ожидала… чего? Черную водолазку и берет вместо твоего обычного наряда? Греческий хор, следующий за тобой в класс? На тебе снова свитер-кардиган, и я думаю, не для того ли ты его надел, чтобы спрятать запястья. Знаю, не одна я гадаю, есть ли там бинты и шрамы. Мое сердце ускоряется, и внезапно я чувствую себя глупо. Какая муха меня укусила, что я написала то письмо? Что если ты думаешь, что я перешла границы, что я ненормальная? Что если… Ты разворачиваешься. Между нами десятки учеников. Все бегут, потому что звонок скоро прозвенит. Ты держишь обе лямки рюкзака в руке и останавливаешься, как только замечаешь меня. Замираешь. Твои глаза становятся шире (голубые, голубые, словно тропическое море), а потом уголки твоего рта поднимаются, совсем немного. Как мальчики это делают? Как получается, что все мое тело воспламеняется просто от того, что ты на меня посмотрел? Я прижимаю книги к груди, как Сэнди в «Бриолине», спрашивающая Дэнни Зуко глазами: «Что теперь?» Я этого еще не знаю, но эти мгновение между нами – постановка фильма твоей жизни. То, что ты делаешь – твой внешний вид, эта остановка, восторженный взгляд, – ты украл это все прямо из экранизации «Гордости и предубеждения» ВВС. Ты спокойно крадешь приемы Колина Ферта, а я этого даже не замечаю. Ты в двух шагах от того, чтобы выйти из озера в мокрой белой рубашке. Только позже я замечу, как ты скармливаешь мне отрепетированные фразы и идеально рассчитанные по времени улыбки, вздохи и слезы, наполняющие глаза четко в нужный момент. Через год я буду кричать «Пошел к черту, ПОШЕЛ К ЧЕРТУ» в подушку, потому что мне не будет хватать храбрости сказать это тебе в лицо. Но прямо сейчас парень смотрит на меня с другого конца коридора, и, не проронив ни слова, он присвоил меня. Я новая территория, и ты поставил свой флаг.