Это ты. – А теперь я закрываю дверь, потому что не хочу, чтобы Сэм зашел сюда и заразился, – говорит мама. Я таращусь на нее. Не знаю, как ты умаслил ее, чтобы она впустила тебя в дом, не говоря уж о моей комнате. – Привет, красотка, – шепчешь ты, когда за тобой закрывается дверь. Удивление при виде тебя в моей комнате почти заставляет меня забыть, что я сейчас на смерть похожа. Стой, ты только что назвал меня красоткой? Я вслепую ищу резинку для волос. Понимаю, что на мне нет бюстгальтера. Я молюсь, что не пахну так, словно меня тошнило последние пятнадцать часов. – Гэвин, что ты… – Делаю здесь? Как будто я мог не проверить, что с тобой все нормально. За кого ты меня принимаешь? Ты ставишь на пол свой рюкзак, пакет с продуктами и гитару перед тем, как снять обувь и забраться на кровать. Ты садишься, скрестив ноги, положив руки на мои колени. – Э-э-э, я могу быть заразной… Ты пожимаешь плечами. – Лучше страдать в компании. Резкая боль пронзает живот, и я откидываюсь на подушки. – Мне больно сидеть, – говорю я. Ты ложишься рядом со мной, подперев голову рукой. Я лежу в позе эмбриона, и мы смотрим друга на друга какое-то мгновение. На тебе нет шляпы, и волосы падают на глаза. Мне хочется убрать их назад, но я этого не делаю. – Все скучали по тебе, – говоришь ты. – Как прошла репетиция? – Безумие. Полный хаос. Эта постановка не выживет без тебя. – Рада, что я необходима, – улыбаюсь я. – Как ты уговорил маму тебя впустить? – Сказал ей, что мне нужна ее помощь в великом романтическом поступке, – говоришь ты. Ради меня. Великий романтический поступок ради меня. – А также пригрозил, что начну петь серенады. Я смеюсь: – Не могу поверить, что ты очаровал мою маму. Это действительно сложно. Ты знаешь женщин, Гэвин. Признаю. Ты точно знаешь, что мы хотим услышать, не так ли? – Она показалась мне милой, но… – хмуришься ты в поисках правильных слов, – внушительной. Я фыркаю: – Тогда ты застал ее в хороший день. Я рассказывала тебе немного о своей семейной ситуации, но не во всех ужасных подробностях. Я пыталась придумать, как представить тебя своей маме, не создавая много шума. В чем-то я рада, что все случилось так. – Мне нравятся твои волосы, – дразнишь ты, касаясь пальцами моих запутанных локонов. – Не все мы можем просыпаться утром и выглядеть как Джеймс Дин, – говорю я. Ты тихо смеешься: – Все еще чувствуешь себя паршиво? – Думаю, я в постпаршивой стадии, но еще до стадии «Уже лучше». – Могу с этим помочь. Ты садишься и роешься в своей сумке с продуктами. Достаешь бутылку имбирного эля и пластиковый контейнер, кажется, с бульоном внутри. – Куриный бульон? – Я попросил маму приготовить его для тебя, – говоришь ты. – Это волшебное лекарство. Мои глаза округляются. – Ты попросил свою маму приготовить мне суп? Ты ставишь контейнер на стол. – Ага. У нее сегодня не было работы. Клянусь, ты почувствуешь себя лучше, когда съешь его. – Вау… Это… Ты удивительный. – Спасибо. – Уголки твоих губ поднимаются. – Возможно, я пообещал привести тебя на ужин, когда ты не будешь заразной. Мой желудок подпрыгивает. Черт побери, ты хочешь познакомить меня со своими родителями. – Обещаю, они не кусаются. – Ты поднимаешь ложку. – Голодная? – Лучше подождать, – говорю я. – Только если тебе не хочется, чтобы меня на тебя стошнило. Ты снова улыбаешься. – Да, на этом я как раз провожу границу. – Ты оглядываешься. – Так это твоя комната. Я пытаюсь увидеть ее твоими глазами. Постер с видом Нью-Йорка с воздуха, постер «Аренды», который я купила на eBay, карта Парижа. Книжная полка, заставленная детективами о Нэнси Дрю и старыми выпусками Vogue. На подоконнике стоят безделушки: ракушки из Малибу, игрушки из «Хэппи Мил», которые мне дарит Сэм. – Мне нравится, – говоришь ты. Твои глаза задерживаются на коллаже из фотографий рядом с моей кроватью. Ты двигаешься ближе. Через минуту ты видишь себя на одной из них, и мое лицо розовеет. – Это был хороший день, – говоришь ты. Мы тогда только закончили технический прогон «Как важно быть серьезным», заказали пиццу и ели на площадке, прежде чем сыграть в американский футбол, правда, без мяча. Ты показываешь на фотографию, на которой мы с Бет вместе прыгаем в воду с трамплина. – Кто это? – Моя сестра Бет. Она на два года старше меня. Сейчас учится в Калифорнийском университете Лос-Анджелеса. – Универ моей мечты, – говоришь ты. – Да? – Я подавал к ним документы осенью. Скоро узнаю результат. Мне нужно это напоминание. Что бы ни происходило между нами сейчас, это не может длиться долго. Ты переедешь в Лос-Анджелес, а я перейду в двенадцатый класс. Но я не хочу об этом думать. – Ты поступишь. Ты пожимаешь плечами. – Может быть. – Ты тянешься за имбирным элем. – Думаешь, получится удержать это в желудке? Я киваю и беру его с благодарностью. – Мама давала мне одну лишь воду. – Что с ней не так? Было такое впечатление, что мне нужен костюм химзащиты, чтобы попасть внутрь. Я вздыхаю. – Это просто… мама. У нее пунктик насчет микробов. – Я беру тебя за руку и сжимаю ее. – Спасибо, что заботишься обо мне. Ты улыбаешься. – Лучшая часть моего дня. Я кусаю губу и ищу, на что можно смотреть, кроме твоих глаз. – Что в сумке? – спрашиваю я, указывая на нее. – Ах да.