– А здесь – будто и нет больше ничего на свете. В стремительно сгущающихся сумерках Хельга увидела, как Воронцов повел рукой, очерчивая круг. Его рука описала дугу, уперлась в соседний остров, и вдруг Воронцов остановился, да так внезапно, что Хельга налетела на него. – Смотри-и-и! – выдохнул он потрясенно. Хельга повернула голову и в указанном им направлении увидела: в ночной тьме, там, где находился соседний остров, коротко, но хорошо различимо мигнул свет. И еще раз. И еще. А после этого – непроглядный мрак. Они простояли не меньше четверти часа, но больше ничего не увидели. – Как ты думаешь, что бы это могло быть? – шепотом спросила Хельга. – Свет. – Я это поняла. Но откуда? – Почем я знаю? – Он же говорил, что там никто не живет, – пробормотала Хельга. – Кто – он? – Представитель фирмы, который привез нас сюда. – Он мог и не знать. – Чего не знать? – сердито спросила Хельга. – Что там кто-то есть. – Он должен все здесь знать! – чуть не плача, сказала Хельга. Это было предвестие близкой истерики. – Раз он привозит сюда людей, он просто обязан… Воронцов обнял Хельгу и с силой прижал ее к себе. Хельга не плакала, но было заметно, как волнами прокатывается по ее телу дрожь. – Все будет хорошо, – как можно мягче сказал Воронцов. – Вот увидишь. Он говорил без всякого убеждения, и потому это нисколько не успокоило Хельгу. Она слегка оттолкнула Воронцова и пошла по берегу. Пенные языки теплых волн нежно лизали ее ступни. Воронцов шел следом и размышлял. Чем дольше он размышлял, тем безрадостнее вырисовывалась картина. Он не хотел делиться своим беспокойством, но Хельга сама все высказала – она думала о том же самом. – Это все как-то связано, Саша: мертвец, вой по ночам и огни на соседнем острове. – Чепуха, – пробормотал растерявшийся Воронцов. Ему показалось, что Хельга прочла его мысли. – Ты сам знаешь, что не чепуха. И словно в подтверждение ее слов где-то далеко позади снова раздался вой. Они остановились, с замиранием сердца вслушиваясь в эту песнь безысходности, и вновь заговорили только тогда, когда вой прервался. – Может быть, это собака? – высказала предположение Хельга. У нее был деревянный голос с трудом сохраняющего самообладание человека. – Почему именно собака? – Представь, что этот человек, труп которого мы с тобой нашли, был с собакой. Потом умер… или его убили, а собака осталась жива. И теперь она каждую ночь приходит к месту гибели своего хозяина, чтобы излить свою печаль. – Романтично, но неправдоподобно, – вынес заключение Воронцов. – Но это вполне могло случиться! – обиделась Хельга. Воронцов приобнял ее: – Не обижайся на меня, прошу. Лучше скажи: в тот раз, когда кто-то гнался за тобой и ты слышала его дыхание совсем рядом, – это было похоже на собаку? – Нет, – быстро и уверенно ответила Хельга. – А на что это было похоже? Хельга задумалась и вдруг остановилась. – Послушай, – сказала она потрясенно. – Я только сейчас об этом подумала. Ведь сегодня, когда ты гнался за мной по лесу, все было очень похоже, почти как тогда. Такое же дыхание, такой же топот за спиной. – Ты хочешь сказать, что это был я? – Нет, я о другом хочу сказать. Это дыхание и этот топот – все было человеческое! Человек за мной гнался, Саша! Человек! Глава 45 Невозможно было сказать с уверенностью, сколько они прошли и скоро ли выйдут к дому. Светила луна, заливая все вокруг призрачным светом, который был настолько слаб, что не позволял рассмотреть никаких деталей пейзажа, и только белые барашки набегающих на берег волн отчетливо виднелись, разделяя океан и узкую полоску берега. – Наверное, мы уже прошли нужное место, – высказала предположение Хельга. Она была настолько утомлена событиями прошедшего дня, что едва передвигала ноги, так что Воронцову пришлось убавить шаг. – Нет, мы еще не дошли. Я узнаю наш пляж, поверь. – Воронцов приобнял Хельгу. – Я хотел поговорить с тобой. Он обернул к Хельге лицо, черты которого едва угадывались в темноте. – Давай после возвращения в Москву уедем. – Куда? – удивилась Хельга. – Куда угодно. В Рязань, например, у меня там родственники, или в Новосибирск, там тоже есть дальняя родня. А захочешь – в любой другой город: страна большая, найдем, где поселиться. Я продам свою московскую квартиру, на новом месте купим собственный дом. И будем жить – я и ты. – А из Москвы-то зачем уезжать? – спросила Хельга. – Я так хочу. Хельга вздохнула: – Ты чего-то недоговариваешь, Саша. Обернула лицо, хотела заглянуть в глаза Воронцову, но было слишком темно. Эта темнота самому Воронцову казалась спасительной, при свете дня он не смог бы сказать того, что говорил сейчас. – Знаешь, Марина… – Называй меня Хельгой. – Хорошо, пусть будет Хельга. У меня как-то все не складывалось с женщинами. Какие-то отношения были… Не знаю, не могу объяснить. Ну, провели ночь, ну, две ночи, а потом – скучища, и хотелось как можно быстрее сменить обстановку. Они, конечно, тоже виноваты… – Ну, в этом-то я как раз и не сомневалась, – желчно сказала Хельга. Воронцов смешался: – Ты не совсем верно меня поняла. Ну не должен человек позволять о себя ноги вытирать, должна же быть какая-то гордость, чувство собственного достоинства… – Ты так красиво выражаешься, что я уже почти совсем убедилась, что гадостей женщинам ты наделал выше крыши. – Да, я был с ними груб, – признался Воронцов. – И не ставил их ни в грош. Пока не встретил тебя. – И это перевернуло твою жизнь, – продолжала Хельга. – Не иронизируй, пожалуйста. – Хорошо, не буду. – Ты не такая, как все. – Не сомневаюсь.