Камилла и Калинья отказались вывешивать фотографии своих детей на этот семейный рекламный щит. Вспыхнули страстные споры, в которых каждый горячо отстаивал свое мнение. Несмотря на атаки Мариз при поддержке шквальным огнем со стороны Клементины, Максим понял, что настаивать дальше не нужно, и вынудил жену отступить. Однако она регулярно возобновляла свои попытки. * * * Матильда хлопотала на кухне; озабоченная ходом приготовления блюд, она не заметила Камиллу, которая стояла, прислонившись к дверному косяку. Молодая женщина старалась быть как можно более незаметной, и ей хотелось, чтобы эта минута длилась вечно; Матильда, «мамочка», как она в шутку ее называла, казалось, была счастлива, снуя между плитой и сервировочными столиками, готовая удовлетворить все капризы семейства Мабрек. – Камилла! Вечно ты стоишь в уголке, иди скорей сюда, я тебя обниму! Женщины порывисто обнялись и расцеловались. – Мамочка, ты все такая же красивая! – убежденно сказала Камилла, положив руки на плечи Матильды, которая, улыбнувшись, укоризненно покачала головой. – Ах ты, хитрюга! В моем возрасте, да в этом клетчатом фартуке, да с пятнами от винного соуса… не думаю, что у меня было бы много шансов на конкурсе красоты. Камилла снова обняла ее и ничего не ответила. Едва она ослабила объятия, Матильда схватила ее за руки. – Отойди немного, хочу на тебя посмотреть. Ты красавица… как всегда. Только выглядишь грустной – у тебя все в порядке? – Да… – Звучит как «нет», – иронически заметила Матильда. – Да все нормально, все нормально, – повторила Камилла не слишком уверенно. Матильда решила не допытываться – по крайней мере, пока. – Ужасно рада тебя видеть, ты совсем пропала. – Работы стало выше головы! У нас появились клиенты в Лондоне, и я без конца катаюсь туда-сюда. – Ясное дело… – ответила Матильда, убавляя огонь под огромной чугунной кастрюлей, в которой со вчерашнего дня томился вкуснейший coq au vin[5]. – А что, у тебя в Лондоне мобильный телефон перестает работать? – Конечно, нет… – И этот… как его? – вай-фай… в английских отелях, конечно, отсутствует? Ты же сама подарила нам компьютер, который складывается пополам, как там его… – Ноутбук, Матильда, он называется «ноутбук»! – И ты придумала нам электронный ящик mamochka@starye_lipy.com, «чтобы писать нам как можно чаще» – это твои слова… – Да… Матильда вытерла руки о фартук и сердито заключила: – И ничего за четыре месяца – ни звонка, ни эсэмэски, ни письма! Камилла подошла к раковине, куда Матильда только что положила два больших пучка салата-латука. Она взяла нож и начала разбирать хрустящие листья. На кухне наступила тишина, только глухой шум вытяжного шкафа разряжал давящую атмосферу. Матильда слишком хорошо знала Камиллу – знала, что ей надо выговориться, излить душу. Несколько раз она поднимала глаза, стараясь уловить взгляд или жест, который выдал бы волнение Камиллы. Тщетно. Встревоженная, она решилась сама нарушить это мнимое спокойствие. – Ты это знаешь, но я все же повторю: если тебе хочется поговорить, то я здесь! Продолжая аккуратно резать самые длинные листья, Камилла ответила не сразу: – Вечером после кофе я сбегу от родственников и загляну к вам. Я… – Она заколебалась. – Мне хочется побыть с тобой и Юбером. У Матильды с языка готовы были сорваться тысячи вопросов, ей хотелось взять Камиллу за руку, успокоить ее, но в эту минуту зазвонил колокольчик; хозяйка дома подала сигнал нести закуски. – Ну, пора за стол, – сказала Матильда, бросая фартук на спинку стула. Камилла подошла к ней и ласково вытерла со лба «мамочки» несколько бисеринок пота, выступивших под ее седеющей шевелюрой. – Давай скорее, возьми корзинку с хлебом и пойдем со мной, тогда мне не придется возвращаться на кухню. Взяв под козырек, Камилла схватила ивовую корзинку: – Слушаюсь, шеф, уже иду! И женщины отправились в столовую, где каждая заняла свое место. * * * Обед проходил, как всегда, в фальшиво-непринужденной обстановке. Дежурный смех сопровождался напряженными, бегающими взглядами. Главной темой разговора была учеба внуков. Мариз пустилась в длинный монолог, с апломбом превознося достижения Клелии. – Девочке всего двадцать один год, и уже на четвертом курсе медицинского факультета! Берите с нее пример, дети! Какой успех, дорогая! После обеда подойди к нам, тебя ждет конверт… Впрочем, остальных тоже. – «Остальных»! – пробурчала Ванесса. – Ты, кажется, что-то хотела сказать? – спросила ее бабушка. Ванесса, с ее подростковой грубостью и прямотой, и не думала смущаться. Шестнадцать лет придавали ей храбрости, которой недоставало взрослым. – У «остальных», как ты их называешь, есть имена: Люк, Антон, Тео и, между прочим, Ванесса. – Ванесса, прекрати, пожалуйста! – перебил ее отец. Камилла молчала; казалось, ее мысли витают где-то далеко. Она взяла графин, наполненный «Шато Анжелюс» урожая 1985 года – в вине этого неповторимого года нотки красных фруктов, приобретших вкус мадеры, переплетались с ароматами ванили. Наполнив бокал этим восхитительным нектаром, она поднесла его к губам и с нескрываемым наслаждением сделала два глотка. Ришар, раздраженный безразличием жены, не замедлил поинтересоваться: – Камилла, ты слышала замечание своей дочери? Она ответила спокойно, даже рассеянно: – Да. – Что значит «да»? Так скажи ей что-нибудь! Вмешалась Мариз и с видом матери семейства снисходительно простила внучку: – Ришар, не волнуйся, такой уж возраст. Кто в шестнадцать лет не говорил глупости? Камилла совершенно спокойно взяла бокал, встала и сказала, обращаясь к свекрови: – Вы знаете, в шестнадцать лет говорят не только глупости! Ришар попытался ее остановить. Он взял ее за руку, но она оттолкнула его. – Извините, мне надо выйти на воздух. Камилла схватила куртку, брошенную на спинку кресла, и пошла к выходу. Калинья долго смотрела ей вслед сквозь панорамное окно столовой. Опираясь на каменную балюстраду, Камилла нервно курила, поставив рядом бокал с «Сент-Эмильоном». Она не смотрела ни на что конкретно, ее взгляд рассеянно блуждал по землям поместья – там, где заканчивались одни пахотные участки и начинались другие, точно такие же. Ничто не задерживало ее взгляда, а монотонный пейзаж погрузил в глубокую задумчивость. О чем думала Камилла? Ее лицо не выражало никаких чувств. Она не выглядела ни счастливой, ни несчастной, нельзя было сказать, что мысленно она где-то в другом мире, но и этот мир, похоже, был ей неинтересен; она чувствовала себя словно в тисках неизбежности, но больше не желала от нее страдать. Камилла медленно допивала третий бокал вина. Привычки к алкоголю у нее не было; лишь изредка она позволяла себе немного розового в компании подруг или бокал шампанского на модных парижских тусовках, которые ей приходилось посещать. Сама не зная почему, она остановила свой выбор на этом восхитительном нектаре, но с непривычки у нее закружилась голова, и нельзя сказать, что ей это было неприятно. Она выпила ровно столько, чтобы не чувствовать тоску, которая всегда охватывала ее на обедах в «Старых Липах». Лицо ее стало спокойным, губы тронула улыбка. «Давай, старушка, надерись как следует – а вдруг поможет?» – подумала она. Камилла поставила пустой бокал и снова закурила. Убирая пачку в карман, она наткнулась взглядом на надпись «легкие сигареты» и грустно кивнула. «Легкие» – это как раз про меня! Я готовлю себя к раку легких, скоро стану легкой алкоголичкой, к работе у меня легкая мотивация, у меня слегка любящий муж или даже слегка нелюбящий; а мои дети… даже не знаю… на самом деле, и они… легко меня оставят».