Когда прочел, попустило немного. — Ты видел это? Черт, столько лет жили бок о бок. На комбинате у Васильева работал, и тут на тебе... Мороз по коже. Рыжий закуривает сигарету и выпускает дым. Я замечаю, как сильно трясутся его руки. На самом деле, забыть увиденное вряд ли удастся. Шесть картин. Шесть девушек, искусно нарисованных на холсте. Шесть юных дев и каждая лежит в гробу. На них кипельно белые платья невест, у каждой длинная коса, спускающаяся до земли. — Волосы, — слетает с губ. – Они ведь настоящие. Рыжий поворачивается ко мне. Я продолжаю рассуждать. — Трупов - три, а картин шесть. — Не думаешь же ты... — он бледнеет от ужаса. — Не думаю, — выбрасываю сигарету. – Странно это все. Две девушки были убиты одинаково. На всех целые конечности, и волосы не тронуты. Даже наоборот, аккуратно расчесаны, и заботливо разложены по простыне. Такое чувство, словно он любил каждую из них, будто для него было важным, оставить их красивыми... Обе укутаны в простыни с цветами. Понимаешь, был особый обряд. А тут все как то грязно и неопрятно. Отрезанный палец, криво обрезанные волосы, бросил ее в машине под грязный брезент. И тупо... так подставиться нам. Напал на Стрекозу, при всем честном народе. В глазах Рыжего плескалось раздражение. — Хан, я не знаю, на что ты намекаешь, но иди к черту. Если он не маньяк, то я чертов пришелец. — Ой, батюшки, что творится то! – раздался неподалеку старческий голос. Знакомый мне голос. При его звучании даже в дрожь бросило. А когда в воротах двора появилась бабуля, ушибленное ею плечо тут же заныло, будто напоминая о событиях нашей с ней встречи. Рядом с бабулей замаячил Павлик. — Баб Тось, сюда нельзя. Тут следственные действия, — он пытался ее остановить, но бабуля была неумолима. Слегка ударив по нему тяжелым пакетом, она уверенным шагом направилась к нам с Рыжим. — Ванька, Ванька, кто бы мог подумать, что этот дурачок окажется душегубом, — покачала головой, осматривая двор. Кажется, она и не замечала меня, чему я был несказанно рад. От этой старушки лучше держаться подальше. — Баб Тось, вам нужно выйти... — Павлик едва не взмолился. — Скоро начальник приедет, и если увидит тут посторонних, мне не поздоровиться. — Это кто начальник то? Васильев что ли? – возмутилась старушка. — Тю, нашел, кем пугать, — махнула рукой, и в этот момент я даже почувствовал к ней некую симпатию. Но симпатия длилась ровно пару минут. — Я че пришла то. Этого не видел, вашего? – задумалась бабуля. – Тощий такой, хиленький дурачина. Имя еще такое у него... Паша покосился в мою сторону. — Хан что ли? — Точно! Хан. — Так вот он, баб Тось. Теперь уже не скрывая смеха, Пашка ткнул в меня пальцем. Женщина обернулась и уставилась на меня. Стыдно это признавать, но я здорово так напрягся. — Боже, а я тебя и не узнала, голубчик. Ты сегодня очень даже ничего выглядишь, — она доковыляла ближе. – Прическу сменил? Я кивнул в ответ. — И правильно, – заключила с умным видом. – С той, как девчонка был. А так хоть на парня стал похож. Я начинал закипать. — Вы что-то хотели? — Конечно, хотела, — произнесла с обидой. — Не просто ж я сюда приперлась, посмотреть на твою физиономию, — рассмеялась женщина и протянула мне пакет. — Держи. Смотри, не урони, — добавила строго. Я взял его в руки и посмотрел внутрь. Там был большой контейнер с жареными пирожками. Судя по пару, который исходил от них, они были только что приготовленными. А запах был такой аппетитный, что тут же заурчало в животе. — Ешь, давай, а то тощий как глист. А Дашке еще за тебя замуж выходить... Она подходит ближе. Все окружающие затихают и внимательно слушают нас, даже судмедэксперт, исследующий салон фургона, перестает работать и в наглую пялится на нас. — Отъедайся, тебе силы нужны. В дерене знаешь ли, жизнь не сахар. Дров наколоть, угля принести.. Не Дашке ж таскать все за тебя. Весь двор разразился хохотом. А я смотрел на старческое лицо этой женщины и впервые за все время знакомства с ней испытывал к ней теплые чувства. Подался вперед. — Спасибо, баб Тось. Вашими стараниями, я наконец-то стану «своим». Вы только Васильеву не рассказывайте о наших планах с Дашкой, а то расплачется, того гляди, – подмигнул ей. Старушка улыбнулась. — Васильев? Ну уже нет, этот пройдоха точно не для нашей девочки. А у тебя, Ханыч, есть шанс. Не упусти его, и покажи себя, — тряхнув передо мной кулаком, бабуля с гордым видом направилась к выходу. А я стоял и смотрел ей в след. Как она только что назвала меня?! *** Голова гудела. На часах было одиннадцать ночи. Я бросил пакет с пирожками на стол и подошел к шкафам на кухне. Они были пустыми. Черт, забыл попросить Олега забить холодильник продуктами. Ладно, завра в обед возьму с собой полурослика и поедем в продуктовый. Взял один пирожок из пакета. Он был давно остывшим, но аппетитно пышным и мягким. На пальцах оставался жирный след. Я поморщился. С роду не употреблял такой пищи, а сегодня этот уже пятый по счету. Взял со стола салфетку и, вытерев пальцы, обернул ее вокруг выпечки. Жизнь порой творит невиданные пируэты. С роду бы не подумал, что окажусь в месте, похожем на хутор Калинин. И более того, буду получать удовольствие от нахождения в нем. Устало опустился на диван. Огромная гостиная была темной и тихой. Представил на минутку ее шумной и светлой. Представил Дашку, в коротеньких шортах и топе, с хвостом на голове. Играет какая-то музыка, и она танцует... совсем так, как в клубе, когда я впервые увидел ее. Увидел, и глаз не мог отвести. Дожевав пирожок, достал из кармана телефон. Посмотрел на экран. На часах десять минут двенадцатого. Помню, что рано спать она не ложится. Немного подумав, набрал номер. На экране высветилась ее спящее лицо с приоткрытым ртом. Усмехнулся в тишине, и так тепло на душе стало при виде нее. Помню, как сильно отгреб за эту фотку. Стрекоза грозилась меня прибить. Поднес телефон к уху, и ровно в этот момент в трубке раздался ее тихий голос. — Да... — Не спишь? — Нет, но уже собираюсь. Ты чего? Случилось что-то? Ее голос такой грустный и уставший. Она будто расстроена чем-то. Может, так сильно испугалась нападения придурка? Сжал кулаки, понимая, что хочу сорваться и поехать к ней. Только не уверен, что она примет. Это ведь Стрекоза. Сейчас обняла, а спустя пять минут по башке готова треснуть. Не думаю, что сейчас ей нужна моя откровенность. Не думаю, что она готова ко мне настоящему, что-то чувствующему к ней. — Хотел сказать, что в моем полку прибыло. Ты в курсе, что баб Тося уже давно нас поженила, и более того, притащила мне целый контейнер пирожков. Говорит, Васильев, пусть катится колбаской, а ты, Хан, самый лучший. В трубке раздался ее тихий смех. Он горячей волной прокатился по венам. — Так и сказала? — Можешь у Рыжего или у Павлика спросить. При всем честном народе заявила, чтобы Васильев шел лесом, представляешь? Все-таки, у бабули отличный вкус! Даже она не смогла устоять перед моим обаянием. Дашка фыркнула. — Она просто спихнула тебе старые пирожки. Я бы советовала тебе запить все это «полисорбом», Хан. Иначе завтрашний день ты проведешь на унитазе, — злорадно хохотнула. — Эй, это не так! Они были только что из печки! Горячие и ароматные. В любом случае, я поделился со всеми, так что пострадаю не только я. Минуту она молчала. — Что там с Ваней? Вы нашли что-то в его доме? Я не хотел говорить с ней об этом. Не хотел ее пугать. — Кое-что нашли, но я не думаю, что он и есть маньяк. Шизик – да, но не тот, кого мы ищем... — Не знаю, радоваться или расстраиваться. Все же, если это не он, то настоящий маньяк еще на свободе. В ее голосе снова грусть. И я ловлю себя на мысли, что мне хочется сделать так, чтобы она снова улыбалась. — Если ты боишься, я могу побыть твоим телохранителем, Стрекоза. Могу хоть сейчас примчаться и охранять тебя. Платы, так и быть, не возьму, только тебе придется разобраться с Васильевым, чтобы он не уволил меня за прогулы. Стрекоза смеется. — Нет уж, Хан. Лови преступника, а я как-нибудь сама. Придумал тоже, терпеть твою наглую физиономию целыми днями. Бр-р-р!