— Я и не начинала. — Твои ученики. Я фыркаю. — Пара первокурсников. Пустяки. Иэн все еще упирается. Он наклоняется ниже, задев губами мой нос. — Нет, Линдс. Ты помнишь, что сказал твой отец, когда ты получила диплом, и тебе предложили пройти прослушивание? Да, я помню. Папа сказал мне слова, которые я мечтала услышать с того времени, как покинула родительский дом. «Я горжусь тобой, мой ангел». Сглотнув, я прокручиваю эти слова в голове. Но сомневаюсь, что папа мне что-нибудь скажет, если я откажусь от консерватории в Сан-Франциско. Он уже понял, что я способна принимать собственные решения. Я больше его не боюсь. Между нами иные отношения, отличающиеся от прежних. Папа относится к Иэну снисходительно, но это лишь его маска. Чтобы не дать нам фору, сохраняя свой статус. Так что об этом я даже не думаю. Если бы я так страстно желала остаться, я бы ни за что не начала этот разговор. Мы вернемся, и это будет нашим общим решением. — Хочу, чтобы ты был счастлив, Иэн. Мы вернемся. — Я люблю Сан-Франциско, но его намного больше. — Твое место здесь, а мое — рядом с тобой. Не думай, что я чем-то жертвую. Я люблю тебя. Не находя слов, Иэн наклоняется и впивается мне в губы. — И я тебя, кошечка. Я так тебя люблю. Впитав в себя эти слова, я снова перебираюсь на водительское кресло. Иэн все еще возится с джинсами, когда я скидываю ботинки и открываю дверцу. Пальцы ног утопают в песке, все еще сохранившее солнечное тепло. — Теперь догони меня, Клэй, — бросаю я вызов Иэну, громко хлопнув дверцей. Он поднимает голову, хищная улыбка появляется на его лице, обнажая зубы. — Дразнишь меня? Еще как. Сделав пару шагов назад спиной, я наблюдаю, как он перепрыгивает через пассажирскую дверцу. Затем я срываюсь с места и бегу босиком по теплому песку к играющим между собой волнам. * * * ДЖОРЕЛ Месяц спустя Звонок в дверь раздается слишком резко. Подпрыгнув на месте, я заставляю свое тело подняться с дивана. Пока иду к двери, звонок раздается еще несколько раз. Кому чего не терпится? Распахнув дверь, я встречаюсь с глазами с отца. Он сразу же пробегается взглядом по моему телу. Там ничего интересного: треники и футболка, я только из душа. Отец всматривается в мое лицо, видимо ища в нем признаки опьянения или кайфа. — Я абсолютно трезв и не под наркотой, — произношу я. Меня не устраивает, что он продолжает думать, что я обкуриваюсь до чертиков. Отец заглядывает мне за плечо и ослабляет галстук на шее. — Здравствуй, сынок, — спокойно говорит он. — Могу я войти? Шире раскрыв дверь, я отступаю в сторону и жестом приглашаю его войти. — Конечно, это ведь теперь твой дом. Он проходит мимо меня. Закрыв дверь, я иду следом за ним в гостиную. Там достаточно чисто, не валяются пивные банки и не стоѝт полня пепельница окурков, так что ему нет нужды снова меня пилить тем, в чем он меня подозревает. Хотя прекрасно понимает, что эти подозрения беспочвенны. — Это твой дом, — возражает отец, встав посреди гостиной и сложив руки на груди. — Как скажешь, — отмахиваюсь я. — Кофе? Он качает головой. — Нет, спасибо. Ты один? — Да, только что вернулся из спортзала. Опираясь на арочную дверь, ведущую на кухню, я смотрю на отца и ожидаю очередного разговора. Мы не разговаривали с Рождества. С того самого дня, когда я нашел в себе силы высказать все, что во мне копилось слишком долго. — Джорел. — Темные глаза отца пронзают меня серьезным и в то же время отчаянным взглядом. — Почему мне приходят чеки за аренду той старой студии? Стиснув челюсть, я опускаю глаза в пол. — Потому что могу себе позволить платить. Пальцами он сжимает переносицу и испускает тяжелый вздох. — Ты не можешь платить отцу. Я вышлю все чеки назад. Раздражение охватывает каждую часть моего тела. Я стараюсь не бросаться громкими словами и строить из себя самостоятельного умника. Во мне много замашек, но сбрасывать со счетов свое воспитание этого человека я не собираюсь. — Ты мой сын, Джорел, — продолжает твердить отец. — Что бы ни было. Встретившись с ним взглядом, я едва заметно дергаю вниз подбородком. — Пожалуйста, не возвращай чеки. Не заставляй меня чувствовать себя никчемным. Проходят секунды, прежде чем отец неохотно кивает. Он делает шаг ко мне, но резко замирает. — Мама скучает. Это я знаю. Она звонит, но я так и не решился с ней поговорить серьезно. Я трус, потому что до сих пор не готов. — Мне нужно время, — отвечаю я. — Еще. Снова неохотный кивок. — Прости меня, — он говорит это так быстро, что я едва слышу произнесенные слова. — За Шарлин. Я… это моя ошибка. Она не стоит того, чтобы наша семья разваливалась. Он уже просил прощения. Не знаю, как и зачем, но я смог переступить через себя, внушив своему долбаному сердцу, что этого не было. — Мама знает? Лицо отца становится страдальческим. Она не слышала, когда я говорил об этом ему в тот день. Она продолжает думать, что я злюсь на нее из-за ее прошлого. И это неправильно. — Да. Она хотела уйти, но… Сынок, я сделаю все, чтобы было как прежде. Это слишком хорошо, чтобы звучала как правда. — Никогда не будет как прежде, — отвечаю я, не глядя на него. — Джорел… — Отец. — Теперь я смотрю ему прямо в глаза. — Если ты хочешь исправить все ошибки, начни с Эшли. Она твоя дочь, твоя плоть и кровь. Прими Криса. Мне невыносима мысль о том, что Эшли для него ничего не значит. Лишь потому, что ее сын, мой племянник и внук отца, родился от темнокожего. — Все не так просто. Я мрачно усмехаюсь, поражаясь его логике. — Ну а со мной просто, да? Еще один вздох покидает напряженное тело отца. Он сжимает и разжимает кулаки, пытаясь обрести привычную сдержанность. Пока он это делает, я раздумываю над тем, что только что сказал. Моя старшая сестра не знала о том, что сделали отец и Шарлин. Если бы знала, то ни за что бы ни устроила нам встречу с Шарлин несколько месяцев назад. Она бы ее убила, если быть точнее. Так что я сомневаюсь, что она даже подумает о том, чтобы простить отца. Эшли любит меня слишком сильно. Вот в чем я не сомневаюсь ни капли.