Я знал, что должен встать и достать презерватив, но не сделал этого. Я сделал паузу прямо перед тем, как войти в нее, и мы встретились взглядами. Она знала, о чем я спрашиваю. — Все в порядке, — прошептала она. — Это то, чего я тоже хочу. И мы в безопасности. Как бы безумно это ни звучало, я чувствовал себя в безопасности. В безопасности, сильным и могущественным. Защищенным и защищающим. И я понял, когда начал двигаться внутри нее, когда наши руки сцепились над ее головой, а ее ноги обхватили меня, что значит по-настоящему доверять кому-то. После детства я потерял способность доверять, а она вернула ее. Чувства к ней переполняли меня. Пристально глядя на нее, я наблюдал, как она снова поднимается вверх по спирали, как она отдается всему, что чувствует, и всей страсти, которую она вызывает во мне. Я видел, как агония и наслаждение переплетаются на ее лице, чувствовал, как ее тело напрягается подо мной, слушал, как она произносит мое имя, сначала тихо, а потом все громче, громче, громче, пока она не стала кричать, задыхаться, и вырывать руки, чтобы притянуть меня все глубже и глубже, пока она не кончила, и я уже ничего не сдерживал, отдавал ей все, что у меня было, чувствовал, как это течет из меня в нее, мое тело, мое сердце, моя душа, мое доверие. Я упал на нее сверху, и перекатился на бок, увлекая ее за собой. Мы целовались и прижимались друг к другу, в голове у меня была сумасшедшая мешанина невысказанных мыслей, которые я хотел озвучить, но не мог. Было так много вещей, которые я должен был ей сказать. Но моя голова — она кружилась. Или это была комната? Мир? Вселенная? Мне нужно было что-то, что могло бы закрепить меня в хаосе, в который превратилась моя жизнь. Мне нужно было почувствовать, что со мной все будет хорошо. Потому что эта комната, этот укромный уголок рая, не принадлежал нам. Мы должны были сдать ключ, когда уйдем, и мы должны были уйти в ближайшее время. А там, снаружи, ничто не было определенным. Я не знал, кто я. Не знал, что я делаю. Не знал, кем стать. Я не знал, как позволить себе любить кого-то. Но, возможно, пришло время попробовать. *** — Который час? — прошептала она. Мы лежали на боку, лицом друг к другу на кровати, наши ноги все еще были переплетены. Я поднял голову и посмотрел на цифровые часы на тумбочке позади нее. — Почти 11. Она вздохнула. — Не хочу уходить. — Я тоже не хочу. — Но мы должны. — Да. Она начала вставать, и я положил руку ей на плечо. — Подожди минутку. Я хочу тебе кое-что сказать. Она снова вытянулась, положив голову на подушку, подложив руки под щеку. — Хорошо. На мгновение я запаниковал. Как сказать девушке, что ты влюбился в нее? Что она — часть того, что меняет твой мир и тебя самого к лучшему? Что ты, возможно, эмоционально неполноценный, измученный адвокат по разводам и совершенно неумелый отец и парень, но на это есть веская причина, и ты будешь стараться изо всех сил, чтобы заслужить ее веру и доверие? Нет. Это было нехорошо. Мне нужно вернуться к началу. Я потянулся к одной из ее рук, и взял ее в свою между нами, как она сделала со мной в первую ночь, когда осталась ночевать. В мою первую ночь с Пейсли. Она не бросила меня тогда, и я надеялся, что не бросит и сейчас. — Я солгал тебе, — сказал я. Она моргнула, выражение ее лица было пустым. — Что? — Я солгал тебе. О том, что у меня нет братьев и сестер. У меня был брат. — Был? Я кивнул, мое горло сжалось. — Его звали Адам. — Что случилось? — Он умер, когда ему было 9 лет. Лейкемия. Мне было 12. Ее глаза заблестели. — О, Нейт. — Это практически уничтожило меня. Это уничтожило всех нас. Я вытер глаза большим и указательным пальцами. — Конечно, уничтожило. Я не знаю, как можно пережить что-то подобное. — Не знаешь. — Вы были близки? — тихо спросила она. Я кивнул, не в силах говорить. — Лучшими друзьями, наверное. Как мои сестры и я. Через мгновение я обрел голос, думая о боли, которая была не только у меня. — До этого мы были совершенно нормальной, счастливой семьей. А после… у моей матери появились навязчивые страхи перед микробами, толпой и прикосновениями к вещам. Она винила их в смерти Адама — конечно, это была неправда. На самом деле она винила себя. Но она не могла с этим справиться. Она пыталась справиться с этим извне. Это был единственный способ справиться со своим горем и чувством вины. В конце концов, она растворилась в своих страхах. Матери, которую я знал, больше не существовало. Эмми кивнула и вытерла глаза. — А что с твоим отцом? — Он запивал свое горе. Бросил нас эмоционально, если не физически. Он умер от болезни сердца три года назад, но того человека, которого я помню, как отца, не стало задолго до этого. — А ты? — спросила она, из уголка ее глаза скатилась еще одна слеза. — Как ты справлялся? Ты же потерял всех? У меня снова перехватило дыхание. Я сосредоточился на наших соединенных руках. — Я пообещал себе, что больше никогда никого так сильно не полюблю. — Конечно, ты это сделал. — Я хотел защитить себя. Думал, что, если я никогда никого так не полюблю, мне больше не будет больно. Мне не нужно было бы бояться. Еще несколько слезинок вытекло из ее глаз. — Вот почему я никогда не хотел заводить отношения. Почему я никогда не хотел жениться. Почему я никогда даже не думал о том, чтобы стать отцом. Она кивнула. — А теперь? — Теперь есть Пейсли, — я вздохнул. — И с каждым днем я люблю ее все больше. Это как моя любовь к Адаму — чистая, простая и без усилий. Безоговорочная. Не знаю, какого хрена я делаю как отец, но я люблю ее, и стараюсь. — Этого достаточно, Нейт, — она смахнула мои волосы со лба. — Ты делаешь больше, чем многие парни на твоем месте. — Этого недостаточно. Этого никогда не будет казаться достаточным. Потому что это никогда не компенсирует тот факт, что я не хотел ее, — я зажмурил глаза. — Я чувствую себя чертовски виноватым за это. — Прекрати, — она подперла голову рукой. — Ты не должен чувствовать себя виноватым за это. Ты бы хотел ее, если бы знал. Я открыл глаза, и уставился на нее. — Ладно, может быть, не сразу, но… — она снова взяла меня за руку. — В конце концов, ты пришел бы в восторг. Посмотри на себя сейчас, спустя всего две недели. Можешь ли ты представить свою жизнь без нее? — Честно говоря, да. Это моя старая жизнь. Я чертовски скучаю по ней. Я имею в виду, я не хочу отказываться от дочери, но скучаю по старой жизни. Скучаю по себе, по тому, кем я был — я ничего не боялся. Я был на вершине мира. А теперь мой мир выходит из-под контроля, и я в полном беспорядке. — Это не так, — сказала она яростно. — Для меня это не так. Это заставило меня слегка улыбнуться. — Нет?