Я помню. – Привет, Настя! Вот так встреча! – это был его друг, брат Маринки – Сергей, и, пробегая по залу, парень легко поймал меня за талию, закружив вокруг себя. – Пусти! – Не пущу! – засмеялся открыто, громко сообщая своему лучшему другу: – Фрол, смотри, я победил! Как обещал, поймал самую симпатичную! Что теперь скажешь? Старшеклассники ответили дружным смехом, но один из них точно молчал, и я леденеющим сердцем почувствовала панику. – Пожалуйста, не надо, Сергей! Отпусти! Стасу это не понравится! – попробовала освободиться из крепких рук, но тщетно, блондин оказался куда сильнее меня. – Почему это, Настя? Все по-честному! Я Фрола предупредил, что обниму самую симпатичную, – и сдержал слово! А может, ты мне нравишься? – Нет! – Да! – Отпусти. – Какая ты неуловимая. Никак не подобраться в школьных коридорах, все убегаешь. Кстати, не думал, что ты такая худенькая и легкая. Знаешь, Матвеева, тебя легко носить на руках. Парню было весело, и он действительно поднял меня на руки, скользнув ладонью под голые колени, а я закрыла глаза, не зная, чего ждать от него дальше. Где-то возмущенно вскрикнула Дашка, но Сергей уже опускал меня на скамейку. Прежде чем уйти, он вдруг неожиданно серьезно заметил: – И запомни, Настя: Стас мне не командир, а Маринка дура, что ревнует. – Что? Но он уже удалялся, направляясь к своим друзьям, оставив меня изумленно смотреть ему вслед. Ревнует? Марина? Но почему? Я медленно перевела взгляд туда, где в окружении парней стояли одноклассницы, и внезапно почувствовала, как сердце рванулось в груди, словно опаленное жаром. Застучало раненно у самого горла, заныло больно, перекрывая дыхание. Это произошло со мной впервые и так неожиданно, что я не смогла усидеть на скамейке и вскочила на ноги, обхватывая шею ладонями. Не было ярости и не было зла в глазах сводного брата. Напротив, сейчас они лучились безнаказанным весельем и вовсе на меня не смотрели. У Стаса в руках была Маринка Воропаева, красивая девчонка, он обнимал ее за плечи, и оба счастливо улыбались. Кажется, изумление сковало не только меня, однако тренер-хореограф, сама еще студентка, гораздо раньше своих подопечных взяла себя в руки. – Ребята, одиннадцатый класс, что происходит? С ума сошли! Вы срываете мне репетицию! Немедленно освободите спортзал, или я вызову директора! Ваша тренировка начнется только через полчаса! – Да ладно вам, Альбиночка, угомонитесь, – это сказал Стас, крепче притягивая к себе сестру друга, и рот у девушки открылся от удивления. – Что?! – Что слышала. Не переживайте, Альбина Павловна, – он нехотя сменил интонацию, – мы просто поприветствуем девчонок и разойдемся. Правда, ребята? Как можно пройти мимо, когда у вас здесь так интересно. М-м-м. И костюмчики будут что надо, да? Короткие юбочки там, топики, то-сё… Ребята захохотали, и кое-кто из одноклассниц поддержал смех. Я смотрела во все глаза на сводного брата, не понимая, что со мной происходит. Что меня так мучит? Он ответил мне взглядом, на незаметный другим миг прогнав с лица улыбку и сжав рот в твердую линию. Опустив глаза, отвернулся, снова улыбнулся… и поцеловал Маринку. Коротко, в губы, на глазах у всех. – Пошли отсюда, Настя, – верная Дашка, оказавшись рядом, вовремя потянула меня к выходу, прежде чем я смогла увидеть, чем все это закончится. – Говорю же: олени, они и в Африке олени – бесстыжие, безрогие бабуины с павлиньим пером в заднице! Все равно уже занятие сорвано. * * * Стих от Насти. Лирическое отступление. Тетрадь. Город в тусклых огнях. Дождь Моросит по ноябрьским окнам. В этом городе я промокла, Этот город пробрал насквозь Паутиной безликих улиц, Серой плесенью стылых дорог. Почему мы сюда вернулись? Разве он затеряться не мог? Где-то там, среди тысяч похожих, Незнакомых, чужих городов, Где глухие шаги прохожих Мнут унылую сень домов? Почему не пропал? Не сгинул? Не забылся, развеян сном?.. …Тишина. Тихий скрип ступеней. Открываю дверь. Здравствуй, дом. POV Стас Я словил пас, сделал шаг и подпрыгнул – мяч легко с навеса вошел в корзину. – Отлично, Фролов! Есть второй трехочковый! – свисток тренера остановил игру, и мы все выдохнули, хлопая друг друга по плечам. – Неплохая игра, ребята, но можно лучше. Гораздо лучше! – недовольно заметил Марк Степанович. Чем ближе была дата соревнования, тем строже тренер спрашивал с нас, регулярно загоняя в пот. Вот и сейчас мы все порядком вымотались, второй час кряду гоняя мяч по баскетбольному полю, но я был не в претензии, отдаваясь игре. В отличие от взвывших ребят, мне нужна была хоть какая-то разрядка. – Надеюсь, в конце следующей недели вы покажете отменный результат! Помните: лучшие игроки школы примут участие в областном чемпионате уже в марте! А там и до региональных соревнований дойдем! Так что завтра к трем чтобы все как один были на тренировке! А сейчас, орлы, по домам, живо! И чтоб через минуту в зале никого не видел! Я стянул майку и вытер лицо. Бросил на плечо, направляясь к выходу. Где-то на балконе второго этажа взвизгнули девчонки, наблюдавшие за игрой, но мне было плевать. Одной из них я сегодня уже отмерил щедрую порцию своего внимания, хватит. Я не намерен был отрывать от себя еще кусок. В памяти всплыло бледное холодное лицо Марины. Как наклонился к ней и поцеловал, вот только вкуса поцелуя не почувствовал. Ничего не почувствовал, только чужой рот и отчаянное движение своих губ, которые захотелось тут же вытереть. Грубо. Сплюнув на пол соленую слюну. Такую же вязкую и горькую, как сейчас. Я снова машинально отер рот и негромко выругался, злясь на себя за подобную глупость. Чертов дурак! Гораздо больше поцелуев мне нравилось продолжение, и чем смелее, тем лучше, которое заканчивалось удовольствием – острым, необходимым как воздух. Спасибо моим взрослым подругам, что понимали это и не настаивали. Все остальное было пустой тратой времени. – Стой, Фрол! Надо поговорить. Наедине. Воропаев нагнал меня уже у раздевалки, положив руку на плечо. Я легко стряхнул ее, даже не глядя на друга. Всю игру я держался с ним холодно, да и сейчас мне все еще хотелось ударить его. Гораздо больше, чем ответить: – Хорошо. Где? – За школой. – Можно и поговорить… …Я редко когда обходил его вниманием, но сейчас не дал прикурить. Чиркнул у лица зажигалкой и выдохнул перед собой дым, пряча ее в карман. Если Воропаев и удивился, то вида не подал. Не обломался, щелчком выбил из пачки сигарету и прикурил сам. – Так о чем ты хотел поговорить со мной, Серый? Надеюсь, не о Полозовой? Скажешь Раевскому: пусть подкатывает, мне она не интересна. – Да мне тоже насчет Ленки как-то фиолетово. Нет, не о ней, о Маринке. Мне нелегко далось удивление, но я постарался. – И? Что тебя смущает, Серый? – Фрол, ну ты даешь! Не прикидывайся! – Воропаев осторожно улыбнулся, напряженно всматриваясь в мое лицо. – Знаешь ведь, что Маринка по тебе с детства сохнет. Помнишь, в десять лет она как дура письма писала, а я носил. Мы еще ржали над ними как кони. Если бы не знал, что сестра сама не против, уже бы морду тебе набил, а так…