Андрей Петрович прав – окончательный вердикт выносить рано, нужно дать девочке время освоиться. Пусть Нина не хватает звезд с неба, хорошо уже то, что она не какая-то наглая деваха, а тихая непритязательная девочка, с которой не будет хлопот… тьфу-тьфу-тьфу, чтобы не сглазить. «Не нужно было ее брать», – вдруг подумала Ольга Алексеевна. У нее не было близких подруг. Детские подруги все были общие с Катькой, и, когда Катьку увезли из Ленинграда, она оборвала все старые связи, чтобы не объяснять, не лгать, но детские дружбы все равно были обречены: те, для кого она была Олькой, не вынесли бы вранья. Старых никого не осталось, а новых друзей не завелось, от всех, с кем Ольга Алексеевна могла бы подружиться взрослой, у нее был секрет, к тому же для них она уже была женой большого начальника… Не было никого, кому она могла бы наутро сказать: «Знаешь, у меня предчувствие – не нужно было ее брать…» Если предчувствие не исполнится, о нем забывают, а если исполнится, говорят: «У меня было предчувствие, и оно оправдалось». * * * Если бы Нина была испуганной благодарной сироткой из классического романа, можно было бы написать: «А в соседней комнате не спала Нина». Но Нина Кулакова, с этого дня Нина Смирнова, проживающая по адресу Ленинград, улица Рубинштейна, дом 15, в квартире на пятом этаже напротив лифта, спала так крепко, как спят только в чужом месте, нырнула в сон, как в черную воронку, в другую реальность. Кроме того, она не была благодарной сироткой – Нина яростно ненавидела своих приемных родителей. «Я отомщу… Мы еще посмотрим…» – грезила Нина. * * * Ольга Алексеевна понимала – все зависит от девочек. С взрослыми Нина как-нибудь поладит. Главное – девочки. Утром – удачно вышло, что суббота, не нужно торопиться в школу – она подняла Алену с Аришей, подвела к двери гостиной и сказала: «У меня для вас сюрприз». Алена сверкнула улыбкой – подарок, подарок! – нетерпеливо толкнула дверь, влетела, за ней Ариша, тоненько вторя: «Пода-арок?» – Вот Нина, у нее умерла мама, мы ее удочерили, теперь она Нина Смирнова, теперь вы три сестры Смирновы, вы рады?.. Нина сидела на краешке дивана. Она уже давно проснулась, сложила постель в угол дивана, сидела в ночной рубашке, ждала, когда ее позовут, надеясь, что Ольга Алексеевна не забудет, что у нее нет платья, и очень хотела в туалет. Боялась выйти из комнаты, боялась заблудиться, случайно толкнуть не ту дверь, оказаться в спальне или, страшно представить, в кабинете, а страшнее всего – в комнате девочек. Трудно было создать более неловкую ситуацию для знакомства. Теперь, когда к ней наконец пришли, Нина не знала, что делать. Продолжать недвижимо сидеть перед ними глупо, встать невозможно… оказаться в ночной рубашке перед этими рослыми красивыми девочками в нарядных халатиках – лучше умереть! – Вы ее удочерили? Зачем? Откуда она? Кто ее родители? Где она жила? Она теперь наша сестра? Родная? Двоюродная? Удочеренная? – Алена задавала вопросы по-деловому, в хорошем темпе, не глядя на Нину. Ольга Алексеевна ответила на безопасный вопрос: – Нине одиннадцать лет, как и вам, и – я вам много раз говорила, нельзя говорить о человеке в его присутствии «она». – Одиннадцать… – повторила Алена, рассматривая Нину, как оценщик в комиссионном магазине рассматривает сомнительный товар, и уточнила: – Учти, я старшая. Я старше Ариши на десять минут. – Умерла мама… а как же без мамы? …А папа, хотя бы папа есть? – пробормотала Ариша. – Ты что, дурочка? Тебе же сказали – удочерили, значит, никого нет, – сердито сказала Алена. – И папы нет. Никого нет, – повторила Ариша, в глазах мгновенные слезы. Она подвинулась к дивану, они с Ниной неотрывно смотрели друг на друга, не в силах произнести ни слова, одна от стеснения и страха, другая от жалости. «Хорошо», – удовлетворенно подумала Ольга Алексеевна, наблюдая за девочками, как дрессировщик за зверятами. В Арише Ольга Алексеевна не сомневалась. Ариша – добрая душа, всеобщий защитник, готова привести в дом всех несчастненьких, потерявшегося щенка, подбитую птичку. Но Ариша – при Алене. Оценки выносит Алена, решает Алена, как Алена решит, так и будет. Алена посмотрела на съежившуюся Нину с неприязнью, потом на мать, как бодающийся теленок. Развернулась, направилась к двери и уже из коридора обернулась с непроницаемым лицом: – Ну ладно… Нина. Ой, прости, сестренка. Ольга Алексеевна нервно передернула плечами – что это, насмешка? Обиделась, что такую сенсационную новость предъявили как свершившийся факт? …Обида? Ирония? Угроза?.. Ольга Алексеевна знала, что у нее совершенно разные дети, с тех пор как ей впервые принесли девочек в роддоме, – одна жалобно хныкала, а другая кричала. Алену покормили первой. Алене первой меняли пеленки, Алена первая перевернулась на живот, первая села, пошла, заговорила. Алена была выразителем общего мнения близнецов – хочу и не хочу от обеих говорила Алена, но у Алены были и свои собственные желания, а у Ариши своего отдельного «хочу» не было. Ольге Алексеевне приходилось обращаться с близнецами по-разному: на Аришу достаточно было строго посмотреть, припугнуть, а Алена на сердитый взгляд отвечала еще более сердитым взглядом. Андрей Петрович восхищался – какая у Алены сила воли, с ней можно только договориться!.. Но у Ольги Алексеевны тоже была сила воли. Договориться означает что-то получить, но и кое-что уступить, а уступать Ольга Алексеевна не любила. С какой стати она, преподаватель, известный всему институту своей строгостью, должна уступать собственной дочери?! Алена с Ольгой Алексеевной всегда были в небольшой конфронтации, шла ли речь о том, чтобы доесть кашу, надеть шарфик или выбрать стихи к празднику. И чем старше становилась Алена, тем пристальней Ольге Алексеевне приходилось следить, чтобы дочь не переступала границ – пусть навязывает свою волю Арише, пусть даже отцу, если уж он позволяет вить из него веревки, но не ей! – Аленушка… – строго начала Ольга Алексеевна, но Алены уже и след простыл. Стукнула дверь в спальне – побежала к отцу, расспрашивать, любопытничать. Вместо субботнего любовного спокойствия – обиженная беготня, стук дверей… Господи, как же это оказалось трудно! Одно дело – сгоряча совершить благородный поступок, и совсем другое – ежеминутно пожинать последствия!.. За завтраком молчали. Ольга Алексеевна отметила, что аппетит у Нины хороший, – нет-нет, ей не жалко еды, но все же странно, такая маленькая, а съела на два сырника больше девочек. Подумала – нужно кормить, одевать, это все деньги… И тут же пристыженно одернула себя – прокормить ее они могут без всякого для себя ущерба. Зарплата у Андрея Петровича 700 рублей плюс конверт, в конверте надбавка по партийной линии, еще столько же, – получается 1400 рублей. Это, конечно, очень много – заведующий кафедрой, доктор наук, профессор получает 450. Плюс деньги «на лечение», раз в год тысяча рублей… Нет, дело, конечно, не в деньгах, – если бы дело было в деньгах! Девочка ее раздражает. Смотрит удивленно, как будто никогда не видела еду… Ольга Алексеевна одернула себя – не стоит раздражаться, Нина действительно никогда не видела красную рыбу, буженину, икру, шоколадные конфеты. Слушая на кафедре разговоры коллег – где достать сервелат или горошек к Новому году, Ольга Алексеевна сжималась от неловкости. Водитель Андрея Петровича раз в неделю входил в Елисеевский магазин с отдельного входа, с Малой Садовой, получал продуктовые пайки – по символическим ценам, практически бесплатно. Она не участвовала в разговорах на тему «достать», ловила ехидные взгляды коллег – что же, у нас НЕ ВСЕ равны? И отвечала смущенным взглядом – да, у нас в стране не все равны, но, поймите, это справедливо! Первому секретарю райкома много дают, но от него много и требуют – Андрей Петрович работает как проклятый! Андрей Петрович вставал в 6:30, в 7:30 он уже стоял в прихожей в костюме – черный костюм, белая рубашка, галстук за столько лет приросли к нему, как вторая кожа. В Смольный в другом виде нельзя, не разрешена даже цветная однотонная рубашка. При взгляде на мужа в костюме, белой рубашке с галстуком Ольга Алексеевна всякий раз испытывала секундный сильнейший сексуальный импульс, одежда «для Смольного» действовала на нее, как на других женщин военная форма. Возможно, ее привлекала власть. В отпуске, когда муж одевался свободно, как все, и казался как все, с Ольгой Алексеевной ничего подобного не случалось. В восемь утра Андрей Петрович был в своем кабинете, и водитель никогда не привозил его домой раньше десяти вечера. Ольге Алексеевне хотелось сказать: «С восьми до десяти каждый день много лет – попробуйте-ка! …А ведь он еще учится, постоянно учится! Раз в три года в Москву – на курсы повышения квалификации на базе ЦК КПСС, раз в месяц лекция в райкоме “Методики идеологической работы”, раз в месяц лекция о международном положении, раз в месяц приглашенный специалист читает лекцию по культуре, о театре и кино, – он должен быть в курсе. Неужели при такой нечеловеческой нагрузке он не имеет права на колбасу или зеленый горошек?!» После завтрака устраивали Нину в детской, все вместе, чтобы Нина почувствовала – ей рады. – Нина, ты будешь спать на диване в проходной комнате… Диван нужно будет потом поменять на раскладной, – оживленно сказала Ольга Алексеевна. – Хорошо, что у вас две комнаты, да, девочки?.. Всем хватит места… – Она ТУТ будет спать?.. Мусик, а если к нам гости придут, а она тут спит?! Пусик, а если я… – Алена на мгновенье задумалась. – А если я захочу допоздна уроки делать?! А она тут спит! – Я могу спать в проходной, хочешь? – предложила Ариша. – Я тебе не буду мешать, я буду ложиться спать, когда ты скажешь… – Вот еще! Ты всегда будешь со мной спать! – фыркнула Алена и уточнила: – А полки в моем секретере я не отдам. Пусть Ариша делится. А мне все мое нужно. – Цыц! Нечего мне тут права качать, – притворно сердито отозвался Андрей Петрович и, отвернувшись, растроганно улыбнулся. Какое там «допоздна уроки делать», Алена все уроки делает мгновенно, – и учится на одни пятерки. И характер у нее правильный – вредная! Не промолчит, когда ущемляют ее интересы, не уступит, не отдаст, – ни пяди земли! А на кой ляд быть доброй, добротой всякий может воспользоваться. Доброта – это бесхребетность, отрицательное качество, а не положительное. Нине определили место в Аришином секретере. Переделили полки в платяном шкафу, половина Аришиных полок теперь пустые, Нинины. Уроки она будет делать на круглом столе в проходной комнате. – Теперь у каждой есть свой рабочий уголок и шкаф. Все точно, как в аптеке, все справедливо, – удовлетворенно сказал Андрей Петрович. Андрей Петрович повесил над диваном бра. Потрепал Нину по плечу, сказал: «Вот, дочка, теперь ты как барыня устроилась, понимаешь… читай перед сном и становись умнее». Нина сжалась, кинула быстрый птичий взгляд на Алену, – сильно ли она рассердилась, что ее папа назвал дочкой чужую девочку, и на Аришу, словно заряжаясь от нее силой вынести всю невозможную тяжесть сегодняшнего дня. Ольга Алексеевна заметила, вздохнула – ну вот, не было печали… девочка страшно, до немоты, боится Андрея Петровича, Алену и ее саму, боится всех, кроме Ариши. Но что Ариша, Аришу и муравей не боится… Они все, буквально все делают, чтобы Нина чувствовала себя как дома, а она вместо благодарности – боится… Она и правда какая-то отсталая… Но даже если Нина не блещет умом, если она эмоционально неразвита, даже если она отсталая, необходимо выполнить поставленную задачу – позаботиться о ней и создать в семье хорошую обстановку. Не для того они ее взяли, чтобы девочка боялась и была несчастна. И не для того, чтобы самим чувствовать себя дискомфортно. – Нина, а ты знаешь, как тебе повезло? – доброжелательно улыбнулась Ольга Алексеевна. – Девочки сегодня приглашены на день рождения к однокласснику, Виталику Ростову. И ты тоже пойдешь. Это будет для тебя как… как первый бал Наташи Ростовой. Нина не улыбнулась, и Ольга Алексеевна вздохнула – они с девочками недавно посмотрели фильм «Война и мир», а Нина не знает, кто такая Наташа Ростова. Алена нахмурилась: – Мусик, это же не просто одноклассник! Это Виталик Ростов. Ты ведь знаешь, кто у Виталика родители! Виталик пригласил только нас, и Таню Кутельман, и, конечно, Леву Резника. Андрей Петрович недовольно поглядел на жену: – Опять двадцать пять!.. Резник, Кутельман… А что, других-то в этом классе нет?.. – Я понимаю, понимаю, но, Андрюшонок, пожалуйста! – значительным шепотом отозвалась Ольга Алексеевна. – Девочкам рано об этом знать! Подрастут, сами поймут… – О чем это нам рано знать? – оживилась Алена. – Что Лева и Таня – евреи? Подумаешь, тайна, покрытая мраком. Национальность в классном журнале написана на последней странице. Мы вот русские. У нас в классе есть одна татарка, один татарин и три еврея. – М-да… вот девка, ничего от нее не скроется, муха мимо носа не пролетит! – смущенно крякнул Андрей Петрович. – Ну все, хватит, проехали… – Лева – еврей, Таня – еврейка. Они евреи, и что? – не отставала Алена. – У нас ведь все равны. Да? – Да, и русские, и татары, и украинцы, и лица еврейской национальности, – торопливо ответил Андрей Петрович. – Все, хватит об этом, – поддержала Ольга Алексеевна. Андрей Петрович и Ольга Алексеевна, как всегда, понимали друг друга с полуслова – они ни в коем случае не антисемиты! В Техноложке – не на кафедре марксизма-ленинизма, конечно, – но на технических кафедрах работали евреи, и Ольга Алексеевна поддерживала со всеми хорошие отношения, абсолютно не обращая внимания на национальность. В райком раз в месяц приходил завкафедрой марксистско-ленинской эстетики философского факультета университета Моисей Соломонович Коган, читал лекции по культуре, и Андрей Петрович очень его ценил, всегда с большим интересом и уважением… Но – одно дело поддерживать отношения на рабочем уровне, а совсем другое пускать их в дом, в семью. Так девочки и замуж за евреев могут выйти! А ведь еврей по служебной лестнице не продвинется, начальником не станет, а уж о партийной работе и говорить нечего. И в университет, к примеру, евреям хода нет. Алена уселась на колени к отцу, прижалась, невинно заметила, высунувшись из-под его руки: – Пусик, но ведь ее… то есть нашу новую сестру Нину не приглашали! Все-таки Вадим Ростов, мировая знаменитость. – Пойдет без приглашения. Она – Смирнова, – весомо произнес Андрей Петрович. – И чтобы никаких лишних разговоров в гостях у этих ваших мировых знаменитостей! Никаких «кто» да «откуда». Вы три сестры Смирновы, и точка.