Вот девушка, чьи родители, иммигранты, всю жизнь копили на то, чтобы она стала врачом. Она и впрямь поступила на медицинский факультет, но он ей осточертел. Она в гробу видала эту профессию и всей душой хочет бросить вуз. Для нее эта ситуация тупиковая. Настолько тупиковая, что она шлет в интернете письмо незнакомцу (мне) с глупым и незатейливым вопросом: «Как мне бросить университет?» А вот студент, который запал на преподавательницу. Он мучается по поводу каждого жеста, каждой шутки, каждой улыбки, каждого обмена репликами и посылает мне роман на 28 страницах, который заканчивается вопросом: «Как мне пригласить ее на свидание?» Или мать-одиночка, чьи дети выросли, окончили университет, но лоботрясничают: живут у нее дома, едят ее еду, тратят ее деньги и не уважают ее личное пространство. Она хочет, чтобы дальше они жили сами. Она хочет, чтобы они не сидели у нее на шее. Но она до смерти боится оттолкнуть их. Она настолько испугана, что задает вопрос мне: «Как мне попросить их переехать?» Таковы «стереосистемные» вопросы. Со стороны кажется: чего проще — нечего рассуждать, просто возьми и сделай. Однако изнутри, с точки зрения каждого из этих людей, вопросы невыносимо сложны и запутанны: эдакие экзистенциальные загадки, закутанные в тайну и помещенные внутрь кубика Рубика. Боль — вот, в чем все дело. Написать заявление об отчислении из университета несложно. Но как разбить сердце родителей? Сказать преподавательнице, что приглашаешь ее на свидание несложно. Но не окажешься ли в глупом положении? И не столкнешься ли с отказом? Попросить молодых людей переехать в другой дом несложно. Но как быть с чувством, что бросаешь собственных детей? Большую часть юности и даже в начале взрослой жизни я страдал от социофобии. Я целыми днями пытался отвлечь себя видеоиграми, а ночами много пил и курил, чтобы снять беспокойство. Многие годы сама мысль о том, чтобы заговорить с незнакомцем — особенно привлекательным/интересным/популярным/умным, — казалась невозможной. Я годами пребывал словно в трансе, терзаясь дурацкими вопросами: «Как? Как можно просто подойти к человеку и заговорить с ним? Как у людей это получается?» У меня сформировались совершенно бредовые убеждения: вроде того, что нельзя заводить беседу с человеком, пока в этом нет практической необходимости, или что женщины примут меня за скрытого насильника, если я лишь скажу «привет». Проблема состояла в том, что мои эмоции определяли мою реальность. Поскольку мне казалось, что люди не хотят со мной разговаривать, я стал верить, что люди не хотят со мной разговаривать. Отсюда и «стереосистемный» вопрос: «Как можно просто подойти к человеку и заговорить с ним?» Поскольку мне не удавалось отделить то, что я чувствовал, от того, кем я был, я не мог выйти за пределы самого себя и увидеть мир таким, какой он есть: простым местом, где двое могут в любой момент подойти друг к другу и заговорить. Многие, испытывая какую-то форму боли, гнева или печали, все бросают и стараются заглушить свои чувства. Им нужно срочно почувствовать себя хорошо, даже если для этого придется забыться, впасть в самообман или вернуться к ошибочным ценностям. Учитесь жить с болью, которую выбрали. Вместе с новой ценностью вы выбираете для себя и новую форму боли. Дорожите ей. Смакуйте ее. Встречайте ее с распростертыми объятиями. А затем действуйте, невзирая на нее. Лгать не буду: небо покажется с овчинку. Но не так уж все и сложно. Допустим, вы утратите ориентиры. Однако об этом мы уже говорили: вы ничего не знаете. Даже если думаете, что знаете, вы не знаете реальную ситуацию. Так что же вам терять? Такова жизнь: точного знания нет, но нельзя сидеть сложа руки. Такова вся жизнь. В этом смысле ничего не меняется. Даже когда вы счастливы. Даже когда вы бздите волшебным порошком. Даже когда вы вытягиваете счастливый билет и покупаете флот аквабайков, вы все равно не знаете, что делаете. Не забывайте об этом. И не бойтесь этого. Принцип «Делайте что-нибудь» В 2008 г., проработав по специальности шесть недель, я уволился, чтобы заняться интернет-бизнесом. Я понятия не имел, как и чего, но решил: уж если мне суждено быть нищим и несчастным, так пусть я буду нищим и несчастным на работе по душе. К тому же я был поглощен романами. Да пусть все идет к черту — почему бы не начать блог, посвященный свиданиям? В первое утро свободного плавания меня охватил ужас. Я сидел у ноутбука, впервые осознав, что полностью несу ответственность за все свои решения и их последствия. Я несу ответственность за то, чтобы научиться веб-дизайну, интернет-маркетингу, оптимизации поисковых систем и прочей эзотерике. Все лежит на моих плечах. А потому я сделал то, что сделал бы любой 24-летний человек, который только что уволился с должности и понятия не имеет, что делать: скачал несколько компьютерных игр и избегал работы, как вируса Эболы. Недели шли. Баланс на счету таял, и стало ясно, что необходима стратегия: как засучить рукава, чтобы новый бизнес сдвинулся с мертвой точки. И вдруг с неожиданной стороны пришла подсказка. Когда я учился в школе, наш учитель математики мистер Паквуд говорил: «Если вы завязли с проблемой, не сидите сложа руки. Начните над ней работать. Даже если вы не знаете, что делаете, сам факт работы обязательно приведет к тому, что в голове появятся правильные идеи». В тот период, когда я пробовал встать на ноги и каждый день давался нелегко; когда понятия не имел, что делать дальше, и боялся результатов (или их отсутствия), совет мистера Паквуда стал всплывать у меня из подсознания. Я услышал в нем девиз: «Не сидите сложа руки. Делайте что-нибудь. Ответы придут». Применяя совет мистера Паквуда, я получил важный урок относительно мотивации. Правда, на его усвоение ушло лет восемь: изнурительные месяцы с неудачными выпусками продуктов, смехотворными колонками советов в газетах, неуютными ночами на диванах у друзей, превышенными лимитами по кредиту и сотнями тысяч написанных (и обычно непрочитанных) слов. Но более важной вещи я в жизни не осознавал: «Действие — не только следствие мотивации, но и его причина». Большинство из нас занимаются чем-то серьезно, лишь если чувствуют мотивацию. А мотивацию мы чувствуем лишь при наличии эмоционального вдохновения. Мы полагаем, что все это работает как цепная реакция: Эмоциональное вдохновение → Мотивация → Желаемое действие Если вы хотите что-то сделать, но не чувствуете ни мотивации, ни вдохновения, у вас опускаются руки: мол, что поделаешь. Приходится ждать сильного эмоционального подъема, и лишь тогда у вас появляется стимул встать с дивана и ударить пальцем о палец. На самом деле мотивация вовсе не трехчастная цепочка, а цикл: Вдохновение → Мотивация → Действие → Вдохновение → Мотивация → Действие → и т.д. Наши действия создают новую эмоциональную реакцию и вдохновение и в конечном счете мотивируют ваши будущие действия. С учетом этого можно переориентировать наш подход следующим образом: Действие → Вдохновение → Мотивация Если у вас мало мотивации для важной перемены в жизни, делайте что-нибудь. Барахтайтесь. А затем превратите реакцию на это действие в способ мотивировать себя. Так и назовем сей принцип: «Делайте что-нибудь». Я использовал его для развития бизнеса, а затем стал советовать его читателям, которые осаждали меня «стереосистемными» вопросами: «Как наняться на работу?», «Как сказать парню, что я хочу быть его подружкой?» и т.д. В первые два года вольных трудов у меня КПД был маленьким по той причине, что я сидел как на иголках, не зная, что делать. Хотелось все бросить. Однако я быстро усвоил: если я заставлю себя сделать что-нибудь, даже сущую мелочь, крупные задачи покажутся намного более легкими. Допустим, нужно сменить дизайн сайта. Я заставлял себя сесть и сказать: «Прямо сейчас сменю дизайн заголовка». Сказано — сделано. И тут выяснялось, что можно перейти к другим частям сайта. Дальше смотришь, а уже есть силы и увлеченность на весь проект. Писатель Тим Феррис рассказывает о некоем литераторе, который написал больше семидесяти романов. Кто-то спросил этого борзописца, как ему удается выдавать горы книг, сохраняя вдохновение и мотивацию. Последовал ответ: «Двести паршивых слов в день, вот и весь ответ». То есть он заставлял себя написать двести слов чего попало, и обычно это воодушевляло его: не успеешь оглянуться, выдашь уже не двести слов, а тысячи. Если следовать принципу «Делайте что-нибудь», неудача теряет значимость. Когда стандарт успеха — действие, любой результат считается большим успехом; когда вдохновение понимается как награда, а не как условие, мы движемся вперед. Мы спокойнее относимся к неудаче, и неудача подталкивает нас дальше. Принцип «Делайте что-нибудь» не только помогает одолеть прокрастинацию: через этот процесс мы усваиваем новые ценности. Если вас застигла экзистенциальная буря дерьма и все кажется бессмысленным — если все ваши жизненные мерки дали трещину, будущее неведомо, мечты рухнули или вы ощущаете потребность в лучших мерках, но не можете их найти — ответ одинаков: «Делайте что-нибудь». Этим «что-нибудь» может быть любое адекватное действие, любая хоть сколько-нибудь адекватная попытка. Допустим, вы осознаете, что вели себя с людьми как самовлюбленный болван. И что надо проявить сострадание к ближним. Но как? Делайте что-нибудь! Начните с простого. Возьмите себе за правило слушать, какие у людей проблемы, и пытайтесь им помочь. Хотя бы один раз так поступите. Или обещайте считать себя корнем своих проблем, если у вас начнутся неприятности. Просто попробуйте и посмотрите, что получится. Зачастую этого достаточно, чтобы снежный ком покатился. Действие дает толчок мотивации. То есть вы сами можете быть источником своего вдохновения. Вы можете быть источником своей мотивации. Уж что-что, а действие вам всегда доступно. И если принцип «Делайте что-нибудь» станет вашим единственным критерием успеха, даже неудача будет считаться прогрессом. Глава 8 Умение сказать «нет» В 2009 г. я собрал барахлишко, часть продал, а часть отдал на хранение, — и съехал из своей квартиры в Латинскую Америку. К этому времени я уже раскрутил скромный бложец с советами по свиданиям. Кое-какие деньги давала и интернет-продажа pdf-файлов и курсов. Я планировал провести большую часть ближайших лет за рубежом: увидеть другие культуры, да и воспользоваться низкими ценами в развивающихся странах Азии и Латинской Америки, чтобы укрепить свой бизнес. Настоящая мечта цифрового номада, которому к тому же 25 лет! Что еще нужно от жизни? Но хотя это звучит замечательно и геройски, к странствиям меня подтолкнули не только здоровые ценности. Конечно, достойные ценности тоже были: жажда посмотреть мир, познакомиться с новыми людьми и культурами, испытать приключений, какие бывали у людей в старые времена. Однако где-то в глубине давал о себе знать стыд. Тогда я не подозревал об этом, хотя при полной честности с собой согласился бы: внизу, под поверхностью таится ценность, которой гордиться не станешь. Я не видел ее, но в мгновения тишины и абсолютной честности мог почувствовать ее. Когда мне было за двадцать, у меня не только было ощущение, что весь мир мне должен. «Травматическое дерьмо» отрочества создало специфическое отношение к верности. Я несколько лет компенсировал закомплексованность и социофобию юных лет и в результате мог знакомиться с любым человеком, дружить с любым человеком, любить любого человека, заниматься сексом с любым человеком. Так зачем, думал я, связывать себя с кем-то одним и даже одной социальной группой, одним городом, одной страной и культурой? Да передо мной все пути открыты! А значит, надо понемногу попробовать всего. Вооруженный ощущением родства с миром, я пять с лишним лет мотался по странам и океанам, нигде подолгу не задерживаясь. Я побывал в 55 странах, завел десятки друзей и множество возлюбленных, которых быстро бросал, а подчас забывал уже к перелету в следующую страну. Это было странное время. Я со вкусом жил, расширял горизонты, а поверхностных впечатлений хватало, чтобы заглушить подспудную боль. Этот опыт казался (да и сейчас кажется) одновременно глубоким и бессмысленным. Конечно, я многому научился, да вообще стал другим. Но уж очень много времени и сил ушло впустую. Сейчас я живу в Нью-Йорке. У меня есть дом, мебель, счет за электричество и жена. Ничего особенно романтического. И мне это нравится. Ибо вот главный урок из всех скитаний и приключений: абсолютной свободы самой по себе недостаточно. Свобода облегчает поиск смысла. В остальном же ничего осмысленного в ней может не быть. В конечном счете увидеть в жизни смысл и значимость можно лишь через отказ от альтернатив, сужение свободы, верность одному месту, одной вере и даже одному человеку. Эта догадка доходила до меня медленно-медленно, в течение всех этих лет и странствий. Так бывает с излишествами: нужно окунуться в них, чтобы осознать, что счастья в них нет. Вот и мне путешествия не дали счастья. Погружаясь в 53-ю, 54-ю, 55-ю страну, я стал понимать: все это классно и увлекательно, но почти не имеет долговременной значимости. Мои друзья на родине обрастали семьями, покупали дома, уделяли время интересным компаниям и политическим инициативам, а я все пытался забыться новыми впечатлениями. В 2011 г. я оказался в российском городе Санкт-Петербурге. Пища была неважной. Погода была неважной. (Снег в мае? Вы меня разыгрываете?) Квартира была неважной. Ничего не работало. Цены были безумными. Люди были грубыми и странными. Никто не улыбался, зато все много пили. Но… мне это нравилось. Это была одна из лучших моих поездок. Русской культуре присуща грубость, которая часто коробит американцев и европейцев. Никаких вам лживых любезностей и расшаркиваний. Вы не улыбаетесь незнакомым людям и не делаете вид, что вам нравится то, что не нравится. В России, если человек видит глупость, он называет это глупостью. Если кто-то ведет себя как придурок, вы называете его придурком. Если женщина вам нравится и вам приятно с ней общаться, вы говорите ей, что она вам нравится и вам приятно с ней общаться. И не важно, кто это: друг, незнакомец или человек, с которым вы пять минут назад познакомились на улице. В первую неделю меня это задевало. Помню, отправился я в кофейню с русской девушкой. Минуты через три она странно посмотрела на меня и сказала, что я говорю глупости. Я поперхнулся напитком. В ее словах не было агрессии: тон был абсолютно будничным, словно мы беседовали о погоде или о размере туфель. Но я был в шоке. На Западе такая непосредственность была бы воспринята как вопиющее хамство, особенно со стороны человека, с которым вы еле знакомы. И так при каждом общении! Мне казалось, что мне все грубят. Мой западный и изнеженный ум полагал, что на него нападают со всех сторон. В результате начали всплывать комплексы, которые годами не давали о себе знать. Но недели шли за неделями, и я привык к русской прямоте, как к русским белым ночам и изобилию водки. И я стал ценить этот подход к общению, поскольку в нем нет условностей. Это — честность в подлинном смысле слова. Это — коммуникация без всякой фиги в кармане, задних мыслей и корысти, отчаянной попытки нравиться. Уж сколько лет я путешествовал, и уж на что Россия не похожа на Америку, но именно там я по-особенному вкусил свободу: возможность открыто говорить, что у меня на душе, не боясь последствий. Это была странная форма освобождения: через приятие отказа. Как человек, годами тосковавший по непосредственности — сначала из-за эмоционально зажатой семьи, потом из-за ложного желания всячески выказывать уверенность, — я упивался ей, словно лучшей… лучшей водкой. Месяц в Санкт-Петербурге пролетел незаметно. Даже уезжать не хотелось.