Володарский мысленно схватился за голову. Он вспомнил, как осторожно пытался расспрашивать Шульца, а тот равнодушно разводил руками, мол, я не проектировщик и не исполнитель. Но, по моему разумению, как в чертеже нарисовано… Какой же он был наивный дурачок! Эркюлем Пуаро себя возомнил! – Тебя бы уже давно в тайге прикопали, если бы Траммер не заступился. Мол, специалист хороший, пусть доработает. Вот тебя и не трогали до сегодня. – До сегодня, – повторил Володарский. – А что сегодня за день? – Стой! – крикнул он, не давая ответить Смирнову. – Дай сам догадаюсь! Сегодня запуск? Смирнов кивнул. – Хрононавт в одном из вагонов? Смирнов снова кивнул. – В каком? В ответ Смирнов пожал плечами и сказал: – Ну уж точно не в нашем. Володарский помолчал, пытаясь всё осмыслить. – Будет взрыв? – наконец спросил он. – И ещё какой! – оживился Смирнов. – Нужно создать между капсулой и окружающим миром вакуумную прослойку. Хотели сначала вакуумную бомбу, потом решили, что Си-4 будет лучше… – И мы, значит, взлетим на воздух, а «попаданец» отправится в Прошлое? Смирнов улыбнулся улыбкой похожей на оскал: – Как там товарищ Сухов говорил: «Это врядли»? И, глядя в непонимающее лицо Володарского, продолжил: – Я там с расчетами по взрывчатке малость намудрил. Добавил от себя ещё слегка. И к рельсе над твоим приспособлением магнит налепил, маленький, с монетку, но мощный. Так что, по идее, хреновина твоя сработает с задержкой… – Ну, продолжай, – не выдержал Володарский. – Да хрен его знает, что будет, – махнул рукой Смирнов. – Меня к самостоятельным вычислениям уже год как не допускают. Только под контролем. Мягеньким таким, не навязчивым, но контролем. Так что точно сказать, что будет, я тебе сказать не могу. Одно из двух: либо калибровка собьётся и вместо машины времени получится большой «бада-бум!», либо вместо одного импульса получится серия, и тут я уже не могу сказать, что будет. Не исключено, что в Прошлое отправится все, что в момент импульса будет в фокусе. Но это если ГЭС потянет такую нагрузку. А если нет, то, возможно, тот же вариант, но дискретно… Смирнов замолчал, но губы его продолжили шевелиться. Он стал водить в воздухе указательным пальцем, как школьник, который в уме перемножает двузначные цифры. – А почему ты не попытался выйти на наших? – прервал его расчеты Володарский. – На ФСБ, к примеру. Мол, так и так: желают немцы историю переписать. Примите меры. Палец Смирнова замер. Взгляд обрёл осмысленность. – Ну, во-первых, так мне и дали бы на них выйти, – ответил он. – Да и в самом ФСБ тоже не всякому скажешь. Знаешь, какого уровня человек откаты от моей фирмы получал? И что, теперь возвращать? А во-вторых… Смирнов задумчиво почесал бровь. – …во-вторых, была мысль попытаться. Потом отказался. Технология у этой штуки не такая уж сложная. Энергоёмкая только очень. Немцам, может и не дали бы послать хрононавта в Прошлое. Зато своего бы «попаданца» точно попытались закинуть. И уж тут ни ты, ни я ничего поделать не смогли бы. А ты уверен, что наш «засланец» не наворотил бы там дел? Я вот думаю: не стоит Там ничего трогать. Что было, то было. Они помолчали. Но стук колёс в тишине было слушать невыносимо. – Долго ещё? Смирнов попытался посмотреть вперёд по ходу поезда. – Минут пять. Сейчас проедем тупиковую стрелку. От неё ровно двести пятьдесят секунд при скорости шестьдесят километров в час. Он посмотрел на очередную сигарету в трясущихся губах Володарского. – Не журыся сынку, – сказал он по-украински. – Если моя диверсия удастся – значит, мы с тобой помрём не зря. Взрыв в тоннеле немцам не простят, да и расход энергии в такую копеечку влетит! А тут ещё неудача. Нужны финансы на новые исследования. Я им на этот случай пару ложных тропинок протоптал. Надолго зависнут. А там, глядишь, грянет какая-нибудь третья Мировая. Не до того станет. А если получится у них, то поверь – лучше и не жить. Изменения, которые внесёт этот «хрононавт», наступят не сразу. Будут накатывать волнами. Одни дома, предметы, люди будут истончаться и таять, другие проявляться, как на фотоплёнке. Каково это наблюдать собственное развоплощение?.. Вдруг стало темно. Голос Смирнова оборвался. Поезд въехал в Бекешинский тоннель. Володарский стал дышать часто-часто, но ему всё равно не хватало воздуха. Пот градом катился по его лицу. Нет, нет! Ещё секундочку! Не надо!!! – Ну что, будем прощаться? – сквозь шум в ушах услышал он голос друга детства. – Прощай, – прошептал он. Врядли Юрка расслышал за стуком колёс. Володарский набрал в грудь воздуха, что бы сказать громче. Нет, не сказать – крикнуть! Но не успел. Вспышка, ударила по глазам даже сквозь опущенные веки, очень, очень больно ушам, где верх, где низ? Огонь – огонь в лицо, где руки прикрыть лицо? Нет рук. Не чувствую. Да чёрт с ними! Нет воздуха! Нечем дышать, целую вечность нечем дышать… Наконец – вдох. Бесконечно долгий, лёгкие вздулись так, что рёбрам больно. Вот-вот лопнут. Больно! Опять всё кувыркается. Удар по голове, по спине, по ногам, снова по голове. И всё кончилось. Ещё один вдох такого вкусного и прохладного воздуха. И ещё. И ещё… Володарский лежал на боку в позе зародыша… Мокро, холодно, снег. Какой снег? откуда снег?.. Прижимая к груди что-то круглое. Он пошевелился – руки-ноги на месте. Открыл глаза. Точно снег. Встал на колени. Осмотрелся. Серое небо. Лес. Железнодорожная насыпь, две чёрные полоски рельсов, а на них и вдоль метров на двадцать – тридцать какие-то ошмётки, обломки, куски жести и дерева. И все это горит или дымится. Благо ветер в сторону, а-то уже был кашлял. Стоп! А это что? Кровь? Володарский присмотрелся. Между черными пятнами копоти и смазки алели островки алого и бордового. И только теперь он разглядел тела. Одно, другое, пятое. Да сколько же их? И кровь. Так много крови! Вдали почудилось движение. Молодой человек в спортивном костюме вдруг зашевелился, сел, отряхиваясь и ошалело оглядываясь. Далее вроде бы зашевелилось ещё кто-то… Володарский как-то бездумно двинулся в ту сторону, проваливаясь по колено. Господи, да откуда же он тут взялся! Середина августа! Что-то мешало ему поднять руку и рукавом вытереть капли растаявшего снега с лица. Что-то, что он до сих пор держал. Володарский опустил взгляд и содрогнулся. В руках у него была оторванная голова Юрки Смирнова. Глава первая «…Довожу до внимания властей, что житель нашей деревни Крюково Санька Бражников хоть и не кулацкого происхождения, но сочувствующий. Он только прикидывается справным колхозником, на самом деле вредитель. Вчерась на вечерней зорьке Санька свою бомбарду, ещё с гражданской в лесу прихороненную, где-то в стороне Жабьего лога испытывал. Я так кумекаю, проверял, мол, не завелась ли где в механизме ржа. Так грохнул, что моя коза Зойка ведро с молоком урюхала и в лес сбежала. Где её волки уже наверное задрали. А ежели не задрали, то ты, участковый, на всякий случай, объяви мою голубу в розыск. Коза видная была, ни с какой не спутаешь. Левого уха нет, собака соседская отгрызла, чтоб ей пусто было. Правый рог до половины обломан…». Участковый Краюхин невесело хмыкнул, глянул на коряво выведенную дату внизу листа. «Вчерась» выходило больше недели назад. Вздохнул и переложил бумагу в стопку прочитанных. Тоскливо смерил кипу заявлений, которые ещё предстояло прочитать. Накопилось. А всё она – поголовная грамотность. Развелось писателей. Краюхин нечасто навещал этот медвежий угол. Крюково стояла на отшибе, вдалеке от дорог и важных магистралей. Тихое место. Революция, гражданская война – всё прошло где-то далеко, не заглядывая. Да и позднее, в коллективизацию, тоже особого шума не было. Из кулаков пострадало только семейство Пряниковых, заимевших во время НЭПа собственную мельницу. Но раскулачили их не шибко сурово. Даже в колхоз «Утро коммунизма» хотели после этого принять. С испытательным сроком. Но потом всё-таки сослали по команде из областного центра, который до сих пор по инерции называли губернским.