«Что бы ты хотела сделать?» – пишу я. «Пойти на ужин... Куда-нибудь, где мы могли бы поговорить». Немного разочарованный тем, что мы не сможем остаться вдвоем этим вечером, я знаю, что пойду на все, что сделает ее счастливой, поэтому и отправляю ей сообщение о том, что буду готов через десять минут. Она отвечает, что ей нужно двадцать минут. Эти двадцать минут растягиваются на полчаса, что меня совсем не удивляет. Я встречаюсь с Бренной в вестибюле нашего здания. Девушка идет от лифта, одетая сегодня совершенно по-другому, не так, как одевалась раньше, хотя это, определенно, идет ей, придавая удивительный облик. Ее волосы заплетены. На ней рваные джинсы, заправленные в высокие сапоги, и черная майка, демонстрирующая ее декольте и живот. Она выглядит очень жарко, одеваясь подобным образом и подчеркивая свое тело. Я наслаждаюсь внешним видом такой Бренны гораздо больше. Себя же я чувствую расфуфыренным с зачесанными назад волосами, расстегнутой фланелевой рубашкой цвета хаки, белой майкой под ней и шортами в тон рубашке. Бренна оглядывает меня с головы до ног и улыбается, приближаясь. – Ты выглядишь как настоящий житель Флориды. – По крайней мере, у меня есть пара кроссовок вместо сандалий. Девушка хихикает. – Такое разнообразие. – Так тебе не нравится мой наряд? – я оттопыриваю губу, притворяясь расстроенным. Встав на носочки, за секунду до того мгновения как своими губами коснуться моих, она говорит: – Ты выглядишь настоящим красавцем. Я страстно целую Бренну, показывая, как мне нравятся ее слова, как я верю ей. Когда поцелуй прекращается, шепчу, что она просто великолепна. На этот раз мы используем мой грузовичок. Я везу нас в один французский ресторанчик, который попался мне на глаза, когда я возвращался с работы. Тогда мне подумалось, что ресторанчик окажется милым местечком, где нам будет комфортно и уютно. И сегодня взял на себя смелость выбрать место. Ресторан оказывается немного роскошнее, чем я предполагал. Нас усаживают у дальней стены. – Как ты отработала сегодня? – задаю вопрос Бренне, как только она открывает меню. – Сегодня мне не пришлось как следует поработать, а вот завтра я работаю допоздна, чтобы компенсировать сегодняшний день. – Должно быть, дело во вторнике. Я тоже должен буду задержаться на работе допоздна. – Тебе нравится то, чем ты занимаешься? Ну, твоя работа? – спрашивает Бренна. Надеюсь, она не начнет задавать слишком много вопросов. Я ведь могу не сдержаться и открыть ей всю правду. Но не хочу делать этого здесь. Я просто беспокоюсь, как бы она не устроила сцену прямо в ресторане. Не говоря уже о том, что она ненавидит копов, как неоднократно заявляла об этом ранее. – В большинстве своем. Иногда работа бывает немного скучной. Иногда чересчур насыщенной. Но, в целом, она мне нравится. А твоя работа? Бренна пожимает плечами: – Не уверена. Сегодня я разговаривала со своим боссом по поводу поиска чего-то нового. Я просто не знаю, чем бы хотела заняться. Не так легко проснуться однажды и решить, что тебе следует делать. Особенно, если ты в течение стольких лет занимался чем-то определенным. Верно? – Ну... А как тебе нравится развлекаться? Взглянув на нее в очередной раз, могу точно сказать, что она находится в раздумье. Потом начинает качать головой, смотря на меня взглядом, полным сомнения. – Я не уверена, что люблю развлекаться так уж сильно. Мне нравятся деньги. Я люблю ходить по магазинам и следовать моде. Искусство мне тоже нравится. Хотя, за исключением того, что тебе показывала, я мало что понимаю. Честно говоря, не знаю. Навряд ли я бы хотела стать кассиром в магазине или делать что-нибудь еще такое же унизительное. – Ты когда-нибудь думала о том, чтобы стать персональным покупателем (прим.: специалист, помогающий подбирать наряды)? Здесь вообще есть такое? Могу сказать, что девушка обдумывает мое предложение. – Я не уверена, но вполне возможно, что мне бы понравилось. – Подумай об этом. Я помогу, если что. Если не захочешь моей помощи, уверен, ты справишься сама. Не возражаешь, если я спрошу, почему тебе больше не нравится твоя работа? – По некоторым не зависящим от меня причинам. Самая главная из них... Думаю, что я все же уже выросла из такой работы. Бренна как-то странно смотрит на меня. Мне кажется, она что-то скрывает. А если еще и вернуться к тому случаю с синяками... Может быть, тут все гораздо сложнее? Официант принимает наш заказ, затем расставляет бокалы. Я хочу одернуть Бренну, когда она заказывает вино, ведь ей только двадцать. Есть так много всего, о чем я мог бы сказать, если бы только это не разоблачило меня, поэтому прикусываю язык. Когда официант отходит, над нашим столом нависает давящая атмосфера грядущего разговора. Я знал, что с Бренной что-то не так, еще когда она подошла ко мне, и совсем не уверен, имеет ли это какое-либо отношение к предстоящей смене профессии. Не хочу ее расспрашивать, не хочу лезть в ее жизнь, но чувствую, что если этого не сделаю, все так и останется недосказанным между нами. Поэтому я решаюсь: – Тебя что-то беспокоит? Видимо, что-то печалит? Девушка опускает бокал после хорошего глотка. Мы уже почти прикончили вино, а ведь нам еще не принесли ужин. С тяжелым вздохом она улыбается мне: – Я хочу рассказать тебе о некоторых вещах, но не знаю, с чего начать. – Что ты имеешь в виду? В этот момент все, о чем я могу думать, так это о том, что она знает о моей работе детективом. У меня нет выбора, если она попросит рассказать все честно. – Мое прошлое. По большей части... Если честно, она застает меня врасплох. – Серьезно? Ты действительно хочешь поговорить об этом? По идее, я не должен чувствовать такое облегчение сейчас, но сама возможность узнать что-то о ней заставляет меня почувствовать себя почти счастливым. – И да, и нет, – Бренна неловко смеется. – Это больше, гораздо больше, чем я чувствую, но я должна сказать тебе. Наклоняясь над столом, я беру ее руки в свои и говорю проникновенным голосом: – Ты мне ничего не должна. Не надо чувствовать себя обязанной рассказывать мне. Но я здесь просто для того, чтобы выслушать все, о чем ты хочешь поделиться со мной. Бренна закрывает глаза, ладонями сжимает мои руки, как будто набирается мужества рассказать мне о наболевшем. У меня возникает такое чувство, что мыслями она унеслась в то далекое прошлое, о котором не вспоминала уже долгое время. – Кое-что я уже рассказывала твоей сестре, так что не уверена, что ты не знаешь. – Она мне ничего не сказала, – шепчу ей едва слышно. Что почти верно. – Я умолял ее рассказать о тебе хоть что-нибудь, но она ответила, что ты сделаешь это сама, когда придет время. Очевидно, это было правильным поступком. Конечно, я злился на Эмили, но теперь предпочитаю узнать правду из первоисточника. – В ночь перед тем, как мне исполнилось восемь лет, мои родители подрались. Я пришла на кухню узнать, в чем дело. Мама пыталась заверить меня, что все в порядке. Ничего из ряда вон выходящего. Мой отец уехал за пивом, мама сидела за кухонным столом и плакала. Это было последнее, что случилось перед концом. Мама открыла глаза, чтобы посмотреть на меня. По ее щекам лились слезы, она всхлипывала, держа в руке какой-то конверт, как будто это спасательный круг. Помню, мне очень хотелось спросить ее, что было в том конверте, но так и не решилась. Я до сих пор понятия не имею о том, что в нем было. – Уверен, есть способы, узнать об этом, – вставляю я быстро. Бренна пожимает плечами: – Теперь уже неважно. Это было двенадцать лет назад. В любом случае, на следующее утро должен был быть мой день рождения, и к нему прилагалась вечеринка. Я была очень взволнована, поэтому мама улыбнулась обнадеживающе и велела готовиться ко сну. Когда я забралась в постель, она подошла ко мне, поцеловала, но мой отец так и не пришел, чтобы пожелать спокойной ночи. Официант своим появлением прерывает рассказ Бренны, расставляя на столе заказанные нами блюда. Расцепляя руки, мы принимаем тарелки и благодарим официанта. Не думаю, что кто-то из нас голоден сейчас. Бренна допивает свое вино прежде, чем продолжить рассказ: – Я была не в силах уснуть той ночью, в основном, от волнения. Где-то после полуночи я встала и направилась в угол своей комнаты. Лунного света было достаточно, чтобы можно было спокойно играть с куклой Барби. Вдруг я услышала, как мои родители дерутся, затем два хлопающих звука и шум от падения. Потом дом накрыла тишина. Спустя некоторое время, думая, что же мне делать, я прокралась по коридору к спальне родителей. Открыв дверь, я увидела два тела, целиком покрытых кровью. – Черт, Бренна. Мне так жаль... – Позволь мне закончить, хорошо? – мягко прерывает она. Я киваю, умолкая и позволяя ей продолжить. Мне хочется укусить свой кулак, чтобы остановить волну гнева, поднимающуюся внутри меня. – Полиция утверждала, что согласно осмотру места происшествия и отсутствию других доказательств, таких как записка, это происшествие было причислено к разряду убийство-самоубийство. Отпечатки моего отца были единственными на пистолете. Не знаю, как бы поступила сейчас, но даже когда мне было восемь лет, я точно знала, что мама держала пистолет в руках за некоторое время до этого происшествия. Картинка, которая чудом сохранилась в моей памяти о том вечере, говорит мне о том, что моя мама держала пистолет в руках, когда ее застрелили... Когда Бренна замолкает, я тянусь к ее руке, но девушка снова хватает уже наполненный бокал вина. Как только она ставит бокал на место, то кладет сцепленные вместе руки на стол. Бренна смотрит на них, трет их друг о друга, как будто в сильнейшем волнении. – Из моих родственников осталась лишь тетя, которой дежурный офицер пытался меня оставить, но она отказалась. Сказала, что у нее есть сын, и она не сможет разорваться на нас двоих. Офицер обещал помочь мне найти приличный дом в этом городе, но он солгал. Я больше никогда его не видела. Я даже как-то пыталась позвонить ему, рассказав о своих проблемах, но он ответил, что детские дома переполнены, и что мне придется заплатить за то, чтобы он решил мои проблемы. Не думаю, что он поверил мне, но это уже не имеет значения. Никто не захотел помочь мне. Тогда я и узнала, что должна найти способ стать независимой. К тому времени, как мне исполнилось тринадцать, я уже попробовала несколько видов наркотиков. От алкоголя меня откачивали большее количество раз, чем ты можешь себе представить, а все классы, в которых когда-либо училась, я провалила. Я меняла детские дома несколько раз, одни были лучше, другие хуже. Я пыталась завести парня, у меня даже был друг в то время, но, видимо, эти вещи плохо сочетаются. Меня жизнь сильно потрепала от восьми до семнадцати. А потом я сбежала во Флориду. Мое сердце физически болит за нее. Не знаю, как она умудрилась пройти через все это и стать такой потрясающей женщиной, что сидела сейчас передо мной. Когда молчание между нами растягивается на несколько минут, я понимаю, что могу говорить сейчас без опаски. – Я не собираюсь говорить тебе, что мне очень жаль. Это ведь не то, что ты хочешь услышать. Но я не знаю, что еще сказать… Я позволяю словам повиснуть в воздухе. Знаю, через некоторое время Бренна ответит мне. Сейчас она борется со своими собственными демонами, так что лучше просто сидеть и ждать так терпеливо, как я могу. Через некоторое время я поднимаю вилку и подношу ко рту, но мысль о еде не очень привлекательна для меня в данную секунду. – Спасибо, – шепчет Бренна после продолжительной паузы. – Да за что? – За то, что не знаешь, что сказать. Пока я рассказывала, боялась, что ты начнешь поучать меня или читать лекции и давать советы. А я просто хотела, чтобы ты это услышал. Так вот за это и спасибо... – Как я уже сказал тебе, Бренна, я здесь ради всего. Даже если это – просто сидеть и слушать тебя. – В своей жизни со мной случилась масса вещей, которыми я совсем не горжусь. Но я не могу просто удалить их. И ни о чем не жалею. На самом деле ни о чем не жалею, ведь это позволило мне понять и желать стать лучше, чем я есть. Мое сердце вдруг стало учащенно биться.