– Переключи, переключи, ради бога, – кричит она, чуть не плача, как только видит на экране одного из своих недавних фаворитов. – Я поклялась памятью вашего отца, что ничего больше не куплю у этих вымогателей. Из-за них я чуть не уморила вас голодом. Моих дорогих деточек! Никогда себе этого не прощу. Тот случай произвел на нее такое впечатление, что теперь она решила вообще ничего не покупать самостоятельно, даже в магазинах, и не держать в руках больше сотни лир. Деньги на повседневные расходы она доверила мне, а в остальном целиком положилась на тетю Мити и тетю Динуччу, подписав доверенность на их имя. Они должны были получать арендную плату, ходить на собрания жильцов и заниматься ремонтом. Тетя Динучча позвонила в строительную фирму, где работал гидравликом Станислав, и заказала перепланировку в новой квартире. Тетя Мити вручила каждому из племянников план их нового жилища и каталог «Икеи», чтобы они сами выбрали себе обстановку. (Прошло время, когда они спали в одной комнате, теперь у каждого будет своя отдельная.) Поскольку синьора Эвелина наотрез отказалась участвовать в обустройстве нового жилища, остальные комнаты обставляли совместными усилиями тети, племянники (дававшие советы по телефону с каталогом в руках), женихи и еще начальник тети Мити, старый адвокат Паллавичини. Этот последний в упоении двигал картонные трафареты на плане новой квартиры, напоминая в эти минуты ребенка с игрушечным домиком. Мама вмешалась только один раз, робко предложив купить, кроме мебели, пять телевизоров. – Пять?! Ты собираешься открыть магазин? – в ужасе спросила тетя Динучча. (Она приехала в Геную со Станиславом, чтобы посмотреть, в хорошем ли состоянии наша стиральная машина, или нужно покупать новую.) – Один для кухни, один для гостиной и по одному для каждой из трех спальных комнат, – покраснев до корней волос, объяснила мама. – Раз уж у нас есть деньги… Но тетя Динучча на это не поддалась. – Ты что, с ума сошла? Хочешь, чтобы дети заболели? В спальной комнате положено спать, – сказала она непререкаемым голосом медсестры. У мамы глаза наполнились слезами – то ли от стыда, то ли от разочарования. Тогда мы с тетей сжалились над ней и решили сделать уступку – поставить старый телевизор, который все цвета показывает искаженно, в кухне на холодильник. – Но во время обеда и ужина лучше его не включать. От теленовостей может быть несварение желудка, – сурово заключила тетя Динучча. (Сомневаюсь, что мама последует ее совету. Новости еще ладно, но в половине второго и в восемь вечера она всегда смотрит прямой эфир, а потом повтор «С открытым сердцем».) А в гостиной, для которой мы уже приглядели кресло, диван, прочую мебель, ковер и занавески, будет стоять новый телевизор, большой, с плоским экраном, соединенный с видеомагнитофоном. Это я придумала, чтобы можно было записать какой-нибудь хороший детектив на видеокассету и потом пересматривать. Как хорошо, когда желания так просто исполняются и не надо спрашивать себя каждый раз: «А мы можем себе это позволить?» Первого сентября открылось после каникул адвокатское бюро, в котором работала тетя Мити. В почте последних дней затесался конверт с надписью «ПРЕСТНЕДВ (Престижная недвижимость S.p.A.)». Во вложенном послании говорилось: Милан, 27 августа Уважаемая компания Чеккетто и Паллавичини, нам стало известно, что один из ваших клиентов унаследовал недвижимость по адресу виа Джиневра, 35 в Милане, принадлежавшую покойному графу Карло Антигьеро Райнольди. Как вы, наверное, знаете, мы занимаемся оздоровлением исторического центра нашего города и заинтересованы в приобретении квартир и домов, расположенных в вышеозначенной зоне. Просим вас сообщить сумму, за которую ваш клиент согласен уступить нам указанную недвижимость. С уважением, от имени «ПРЕСТНЕДВ (Престижная недвижимость S.p.A.)» уполномоченный администратор Гельвецио Кальци – Ну надо же, какие нахалы! Кто им сказал, что мы собираемся что-то продавать? – возмутилась тетя Мити (она всегда открывала почту, прежде чем показать ее начальству). – Что сказала бы на это ваша невестка? – поинтересовался адвокат Паллавичини. – Она хочет поскорее переехать в Милан до начала учебного года. Никакого резона продавать эту собственность у нее нет. И крыша надежная над головой, и какой-никакой достаток. А если думать о будущем детей, то недвижимость надежнее, чем счет в банке. – Думаю, вы правы, – кивнул адвокат. – А если бы она согласилась, то что стала бы делать со всеми этими деньгами? Смогла бы сколько-нибудь выгодно ими распорядиться? – Вы имеете в виду, вложить их в акции и тому подобное? Тут и мы с сестрой растерялись бы. А она, учитывая ее пристрастие к телешопингу, может запросто спустить все состояние в какие-нибудь несколько недель. Ради бога! Лучше будет, если мы ей вообще ничего не скажем об этом предложении. С этими словами тетя Мити решительно порвала письмо «ПРЕСТНЕДВ» на четыре части и выбросила его в корзину. Глава седьмая Мы переехали третьего сентября, так что до начала занятий в школе у нас была целая неделя, чтобы привыкнуть к новому месту. Я перешла в среднюю школу и очень волновалась. Записала меня тетя Динучча. Начальная и средняя школа находятся в одном здании, объяснила она, и от дома близко: несколько минут пешком. Хотя вещей у нас было немного, Араселио приехал за нами на своем грузовике. Тети остались в Милане со Станиславом – наводить последний лоск к нашему приезду. Когда мы закрыли за собой дверь и отдали ключ соседке, мама расплакалась. У меня тоже ком стоял в горле. Я хорошо помнила, как мы появились здесь в первый раз, два года назад. Было поздно, и Лео успел уснуть по пути, так что папа нес его на руках. Я держала Филиппо в его черном кожаном футляре. У мамы руки были свободны – она и открыла дверь ключом. – Эвелина, хочу сообщить тебе, что в этом доме мы будем счастливы, очень счастливы, – громко, не боясь разбудить спавшего на руках Лео, сказал папа и переступил порог. Он сказал правду, потому что до самого кораблекрушения мы действительно были очень счастливы. Теперь мы уходили из нашего дома как предатели. Чужие люди придут и побелят стены, в которых папа просверлил дырки для книжных полок. Закрасят дверной косяк, на котором папа, возвращаясь из круиза, отмечал карандашом, как выросли я и Лео. – Стоило только оставить вас на пять минут, как вы сразу вымахали, – говорил он смеясь. – No llores, Паломита[1], не плачь, – сказал Араселио, сжав мою руку. Тетя Мити объяснила мне однажды, что когда он волнуется, то забывает итальянский – на котором и так-то говорит плохо – и переходит на испанский. Вспомнив, что ему самому пришлось покинуть свой дом совсем без вещей и уехать в чужую страну, где он никого не знал, я постаралась взять себя в руки. Ехать от Генуи до Милана не так уж долго. А за разговорами время проходит совсем быстро. Лео был в полном восторге от испанско-итальянской тарабарщины Араселио. – Тетя Мити, а ты хочешь с ним пожениться? – спросил он у нее, когда они въезжали на шоссе. – Я-то хочешь, чичо. Это она не хочешь. Говорит, хватит два мужчины-адвокаты. Говорит, не хотети уходить от сестра. – Жалко. Я бы хотел называть тебя дядей. – Ну и называй, чико. Твоя тетя – mi novia. Лео рассмеялся: – Новая? Какая она новая? Она – старая. – Ну что ты, Леон! Novia на моем языке значить «невеста». «Сейчас этот гаденыш скажет ему: «Невеста? Старше тебя?» или что-нибудь в этом роде», – с тревогой подумала Коломба. И прежде чем брат успел открыть рот, выпалила первое, что пришло в голову: – Араселио, а кто теперь наши соседи? Ты их знаешь? – No todos, algunos[2]. Дом очень большой. Пять этажей. Без elevador, без лифт то есть. Наверх – ходити ногами. – А сколько там всего квартир? – Жди, я считать: восемь ваших – четыре на primero[3] и четыре на segundo этаж. Потом одна квартира очень-очень огромная на terzero этаж, где только кончался большие работы отделка. Джакузи с гидромассаж и сауна, зал для танцы для тысяча гостей и сейф, где я могу помещаться внутри с моя novia – твоя тетя. Много богатый, кто придет там жить. – Там еще никого нет? – заинтересовался Лео. – Там они имеют офис. Рабочие говорят, владельщик хотети покупать и делати ремонт все другие квартирас в этот дом. – Нашу мы не продадим, – заявила Коломба. – Вам стоило таких трудов ее отремонтировать и обставить. И семь остальных тоже. Граф Райнольди хотел, чтобы они были нашими. Ты не знаешь, кто в них живет? – Ваши жильцы. Они – pobre, бедные, но очень добрые, честные, трудящие. Твоя tia[4], mi novia, говорит, она считать: деньги от семь квартирас – много и можете жить хорошо. Еще один владельщик, el segnor Петрарка, живет на деньги от его шесть квартирас и два магазинос в подвальный этаж. Он художник – работать много, а зарабатывать мало. – А что он делает?