– Вы к кому? – Степочка здесь живет? – задала вопрос незнакомка. – Дмитриев. Я его мама. – Я хорошо знаю свою покойную свекровь, – возразила я, – вы точно не она. – Не родная Степоньке по крови, а крестная матушка, – уточнила женщина. – Позови мальчика. Скажи ему, тетя Мура приехала. – Степан еще не встал. – Так давно проснуться пора, – затараторила незваная гостья, – хозяйством заняться. Корова сама себя не подоит, курам жрать бросить надо. Чего он дрыхнет? А ну, впусти меня! Живо бездельника с постели скину! Ишь, взял моду до обеда кемарить, до полудня подушку давить! Я вернулась в спальню и потрясла мужа. – Милый, открой глаза. – М-м-м, – промычал Степан и завернулся с головой в одеяло. – Который час? – Семь минут шестого, – сообщила я. – До восьми полно времени, – донеслось из-под перины. И тут по квартире снова полетел звон. Степан сел. – Кто там? – К нам приехала твоя крестная, – объяснила я. – Не понял, – удивился муж. – Тетя Мура. Стоит за дверью, сердится, что ты корову не подоил, кур не покормил. – Это розыгрыш? – засмеялся Степан. – До первого апреля еще далеко. «Бух-бух-бух», – донеслось из прихожей. – Наверное, тетя Мура ногами во входную дверь колотит, – предположила я. Степан встал, пошагал в холл, распахнул створку. – Ну, здравствуй, – сердито произнесла женщина, втаскивая в прихожую свой багаж. – Горазд ты дрыхнуть! Че, не узнал? – Нет, – ответил мой муж. – Вообще не удивилась, – вздохнула тетя Мура. – Когда ты в Хомяково последний раз заезжал? – Куда? – не понял Степан. – Туда! – вмиг обозлилась крестная. – Хомяково! Родина наша! Все Дмитриевы оттуда. – А-а-а, – догадался Степан, – деревня, где моя прабабушка на свет появилась. – Слава Богу, доперло, как до жирафа, – улыбнулась тетка. – Моя бабушка твоему деду по матери семиюродная племянница. Она давно померла. Мама моя вышла замуж за троюродного сына той семиюродной племянницы, за дядю Андрея. А я дочь его восьмой тетки от второго брака с шестой внучкой деда Онуфрия. Сообразил родство? Степан шумно вздохнул и развел руками. – Спозаранку мозг не сразу включается. – Спозаранку? – переспросила тетя Мура. – Добрые люди уже пообедали! Ох уж эти москвичи! Лентяи! Степан прищурил один глаз. – Значит, вы вроде как крестная? – Ага, – согласилась тетушка. – Мне мало лет было, когда тебя, младенца, в купель опускали. Папа сказал, что хорошо в родстве с городскими состоять. Если вдруг чего в гадкой столице понадобится, то будет где переночевать. И я стала твоей крестной! На всю жизнь теперь связаны. – Момент своего крещения не помню, – признался муж, – о своей принадлежности к православию не задумывался до момента ухода из жизни мамы. После ее кончины начал вещи разбирать, нашел конверт. В нем мешочек крохотный, внутри крест на цепочке и письмо обнаружились. Мама сообщала, что возила меня крестить за тридевять земель – боялась, что на работе узнают о том, что она в Бога верит. Ее тогда с хорошей службы турнут, из Москвы выселят. Вот и провернула все тайно, в деревне, откуда моя прабабушка родом. Название села забыл, но письмо храню, посмотрю. В послании указано, кто моя крестная мать. Подождите пару минут. Муж ушел, мы с тетей Мурой остались вдвоем. Тетка заломила руки и закричала: – Это что ж творится? Родную вытуривают! Вышвыривают! Совсем стыд потеряли! Я к вам сначала на мотоцикле, потом на автобусе, электричке, поезде перлась. В Москве пришлось такси взять. Денег за это срезали – у нас на такую сумму месяц жить можно! А в вашей Москве проклятущей дороговизна! Я молча слушала гневную тираду. Да, в столице иные цены, нежели в провинции, но так же обстоят дела и в других странах. В глубинке жизнь дешевле. И в Москве есть много такого, что не нравится коренным горожанам. Ну, например, неприлично высокие цены на парковку, засилие гастарбайтеров в ряде районов. К сожалению, жители бывших союзных республик не всегда вежливо себя ведут, часто стараются дать понять окружающим, что они тут хозяева. Не радует постоянная смена плитки на тротуарах, не приводят в восхищение курьеры на велосипедах и люди на электросамокатах. Те, кто пользуется сегвеем, часто несутся по тротуарам сломя голову. Но это наш родной город, он содержится на налоги москвичей. Если кому-то здесь не нравится, этот кто-то может вернуться в свои родные пенаты. На мой взгляд, неприлично приезжать в гости и говорить хозяевам: «У вас тесно в квартире, грязно, готовите невкусно, одежду уродскую покупаете». Положа руку на сердце, ответьте, долго вы будете терпеть такого приятеля или родственника? Небось, живо выгоните вон. – Меня крестили в Хомяково, – объявил Степан, возвращаясь в холл. – Крестную звали… – У вас телефон звонит, – перебила я Степана, обращаясь к тете Муре. Тетя Мура вытащила из кармана мобильный. – Алло, алло, алло! Кто там? Чего надо? Виктор Петрович? Ой, меня вон гонят! Веником вышвыривают, типа неродная. Держи! Последнее слово адресовалось Степану, которому незваная родственница сунула в руку трубку. – Добрый день, – начал Степан. – Так, ага, ясно. Понял. Вы опрометчиво действовали. Следовало заранее предупредить. Даже не знаю, как реагировать. Нет, ни малейшей радости не испытываю. Подумаю. Не обещаю. Это могу. Хорошо. Степан вернул гостье телефон и повернулся ко мне. – Беседовал с председателем сельсовета Хомякова. У них уже обеденное время. Думаю, тетя Мура просто не перевела часы. Зовут ее Надежда Андреевна Круглова, женщина и в самом деле моя крестная. Приехала увидеть свою дочь Катю. Та живет в Москве, не желает общаться с мамой. – Почему? – проявила я неуместное любопытство. – Данную информацию мне не сообщили. Надежда Андреевна села на пуфик, который у нас стоит возле вешалки, и запричитала: – У соседки справа, Светки, шестеро детей, пятеро ушлепки, а последний, Кирюшка, магазинами по всей области владеет. Мать к себе взял, в шикарном доме поселил, одел, обул. Светлана устроилась лучше царицы. У Нинки – она слева живет – четыре девки. Одни две пьяницы, другие квартиры в городе купили, к маме раз в неделю прикатывают, все привозят. Нинка ни в чем не нуждается. Зачем детей помногу рожают? Да чтобы хоть один хороший получился, в старости маму любил. А у меня единственная Катя… Тетя Мура опустила голову. Я посмотрела на ее пальто, сшитое по моде прошлого века. У Раисы, которая воспитывала меня в детстве, имелось похожее. Тетка целый год копила рубли, отказывала себе даже в маленьких радостях, даже одной мармеладки к чаю не брала в день получки. И под Новый год купила обновку из драпа темно-коричневого цвета, на ватине. Обшлага рукавов и воротник оторочены мехом, который успешно прикидывался норковым. На самом деле это кролик, но ведь он тоже красивый и даже вблизи прямо норка. Можно, конечно, найти вариант подешевле, где даже и зайцем не пахнет, просто вязанный из шерсти воротничок. Но зимнее пальто покупается раз, ну два за жизнь, поэтому лучше подкопить и взять роскошное, с длинноухим под норочку. Обновку Раиса берегла, надевала лишь по особым случаям. Сгребать снег с тротуаров выходила в ватнике, в магазин бегала в старом полупальтишке. Шли годы, Раиса часто говорила: «Сегодня мокрый снег идет, новое пальто пусть дома висит. Еще промокнет…» И вот сейчас передо мной стоит тетя Мура в таком же пальтишке. Я перевела взгляд вниз, увидела черные ботинки на «манной каше». Такие тоже были в моде много лет назад. В глаза бросился чемодан – похоже, он помнит первое нашествие половцев на Русь в тысяча шестьдесят первом году. И сумка… В горле возник горький ком, к глазам подступили слезы, я защебетала аки соловушка: – Дорогая тетя Мура! Уж извините, долго вас расспрашивали, но мы с вами незнакомы, хотели узнать, кто к нам в гости прибыл. Раздевайтесь, умывайтесь, сейчас завтракать сядем. – И вы нам все за столом расскажете, – без особой радости прибавил Степан. Глава 7 Сначала гостья пришла в восторг от горячих бутербродов с сыром. Потом ей очень понравился капучино. – Может, еще чашечку? – предложил Степан. – Да, – радостно согласилась Мура и тут же охнула: – Наверное, дорого! – У нас абонемент на напиток, – лихо соврала я, – платим совсем мало, а пьем, сколько хотим. – Тогда угощусь с удовольствием, – обрадовалась Надежда. – Уж простите, может, есть чего ненужное из еды? Макарошки кто не доел… Я встала. – Сварю вам свежие. – Это Кларе, – прошептала Мура, – мы вдвоем прикатили, в сумке сидит! Гостья взяла свой ридикюль, который поставила около стула, расстегнула молнию. Из кошелки высунулась мордочка кошки. – Клара очень аккуратная, только на газетку ходит, мебель когтями не точит, не царапается, ласковая, – зачастила Мура. – Одну не бросить. К сумке привыкла, спит смирно, ест, что дадите. – У меня есть кошачьи консервы, – улыбнулась я. – Маша, соседка, иногда оставляет нам своего Василевса, кота Васю. А он только из банок ест. Сейчас посмотрим, как Клара к курице с рисом и овощами отнесется.