– Мне по работе нужно. Но если тебе трудно или неудобно… – Да не трудно. Только напомни с утра, я постараюсь позвонить, когда время будет. – Спасибо, ты бы мне очень помог. – Что-то случилось? – Говорю же, по работе нужно, вот и вспомнила, как ты рассказывал. – Каталог, кстати, так себе вышел, но заказчик остался доволен. Если честно, не люблю, когда они своих моделей приводят, всегда что-нибудь не то: или лица сложные, или работать не могут. Но тогда вроде как все обошлось – дети как дети, с опытом некоторые. Никогда не понимал этих сумасшедших мамаш, которые пытаются на смазливом детском лице денег заработать, – с некоторой брезгливостью в голосе сказал Никита. – Разве счастье в том, чтобы родиться красивым? Нужно развивать голову, интеллект, а не умение позы принимать. – У всех свои представления о счастье. – Нет, это просто алчность и попытка реализовать свои неудавшиеся мечты через ребенка. А как потом будет жить этот ребенок, когда вырастет и черты лица изменятся? Ведь зачастую бывает, что красивая в детстве девочка перерастает в совершенно обычную среднестатистическую девицу. А привыкла она быть в центре внимания, привыкла, что все ахают и восхищаются. И мать, курица, вбила ей в голову мысль о ее исключительности. И вдруг – раз! – и ничего этого больше нет. Вот и начинаются проблемы, – проговорил Никита, направляясь в комнату. – Но ведь подобное происходит и с теми детьми, что в детстве считаются талантливыми, например, – возразила Лена, расстилая постель. – Это другое. Знания, которые получены, никуда не денутся, а вот внешность может измениться. Потому мне и не нравится, когда люди делают на это ставку. – Никита забрался под одеяло и поманил Лену: – Ладно, иди ко мне, хватит спорить о чужих детях. Утром, проводив Кольцова и напомнив ему об обещании позвонить заказчику, Лена сварила себе еще кофе, забралась с чашкой в кресло и задумалась. С чего начать сегодня? Хорошо бы, чтобы Андрей успел найти что-то в турагентствах, тогда будет хотя бы понятно, планировалась ли супругами Жильцовыми поездка, или решение было принято спонтанно. Тогда можно будет думать о причастности кого-то из них к убийству Полосина. А пока все не более чем ее догадки. Надо бы еще соседей их опросить: что за семья, кто у них бывает, как живут. Это Лена решила поручить Левченко – парень показался ей толковым, хоть и не совсем пока опытным, но это дело наживное. Надо еще составить список друзей и близких знакомых и их тоже опросить. И, видимо, придется ехать в Москву, отрабатывать там связи Полосина, ничего не попишешь. А скоро годовщина у отца… Кладбище, неизбежная встреча с матерью, потом поминки для многочисленных знакомых отца. И нет возможности избежать этого, и придется ощущать на себе материнский укоризненный взгляд – мать до сих пор винила ее в самоубийстве отца, до сих пор не могла простить. Сама Лена считала, что отец не смог справиться с чувством вины, с тем, что дочь узнала о его второй жизни вот так, расследуя уголовное дело. Ему, совершившему подлость единственный раз в жизни, скорее всего, стало невыносимо жить с этим, это была та самая ситуация, когда большие деньги не принесли счастья, а раскололи семью. Денис Васильевич просто не справился с этим. Но мать упрямо настаивала, что, если бы Лена отказалась от дела, все было бы иначе, и дочь никак не могла убедить ее в том, что независимо от следователя подробности прошлой аферы Дениса Васильевича все равно стали бы достоянием общественности. Он помог человеку избежать уголовного дела – какая разница, кто обнародовал бы это спустя почти двадцать лет? Так или иначе, это преступление. Наверное, выстрел был единственным выходом, который видел из этой ситуации отец. Кофе давно остыл, а Лена все еще сидела в кресле, погрузившись в мысли, и едва не задремала. К счастью, взгляд упал на будильник, и она подскочила: – О, черт! – Кофе выплеснулся на пол и тапочки, босая нога оказалась в луже. – Нет, что за наказание такое? Лена метнулась в ванную за тряпкой, наскоро вытерла молочно-коричневую жижу и стала собираться на работу. Машина привычно уже не завелась, Лена попробовала сделать это больше для того, чтобы убедиться: нужно все-таки просить кого-то помочь, – и пришлось добираться на общественном транспорте. Разумеется, она опоздала, получила нагоняй от начальника и в весьма дурном настроении расположилась за столом в кабинете, вынув папку с делом об убийстве Полосина. Появившийся примерно через час Паровозников молча выложил перед ней копии брони отеля и авиабилетов. Лена быстро пробежала их глазами: – Черт. – Не на то рассчитывала? – сочувственно спросил Андрей. – У тебя кофе нет? – Есть, банка за шторой справа. И мне сделай, если не трудно, не успела дома. – Так все-таки чего расстроилась-то? – Он щелкнул кнопкой чайника. – Понимаешь, эти твои бумажки мне всю версию обрушили. Получается, что Жильцовы планировали поездку, а не улетели спонтанно. Даты-то стоят еще апрельские. – И что это меняет? – пожал он плечами. – Даты – апрельские, на дворе май, но это не значит, что убийство Полосина не было спланировано в том же апреле – разве не так? Что мешало подготовиться заранее? А, собственно, почему ты решила, что дело в Жильцовых? – А в ком? – Не знаю, в ком угодно. – Он поставил перед ней кружку. – Труп в квартире матери – и кто-то другой? – Лена, ты как-то примитивно мыслишь, на тебя не похоже. Мало ли почему этот Полосин оказался в квартире гражданки Брусиловой? Может, дочь ключи дала кому-то из подруг, чтобы та могла с любовником встретиться. – Вряд ли. – Да почему? Вполне могла. Если предположить, что есть у Жильцовой замужняя, например, подруга, к которой приезжает любовник из Москвы, – почему не выручить? Мать-то все равно на даче. – Андрей, это как-то совсем уже глупо. Что за проблема снять номер в гостинице и не привлекать к ситуации кого-то еще? Я бы так сделала. – Она осеклась, поняв, что вот этого, пожалуй, говорить не стоило. Он тоже умолк, прихлебывая кофе. Лена рассеянно помешивала напиток ложкой и думала, что в словах Андрея все-таки есть рациональное зерно. Возможно, у кого-то из подруг Дарьи Жильцовой мог быть резон для подобного поступка – не все хотят светить, к примеру, свой паспорт в гостиницах, да и город у них не такой уж большой, если подумать. – Надо отрабатывать подруг Жильцовой, – со вздохом сказала она. – Список телефонов у меня есть, там их всего трое, дружат еще со школы. Новых не появилось, так, во всяком случае, утверждает ее мать. – Когда ты это успел? – Вчера. Она, кстати, на тебя здорово злится, – сообщил Андрей. – Уж очень ты ее оскорбила предположением, что дочь ее может иметь любовника. – Смотри-ка, какие нежности… Всякое бывает, и абсолютно не обязательно, что мать должна знать о жизни дочери все-все. Но ты прав, пожалуй: я слишком уж явно дала ей понять, что такое может быть, и госпожа Брусилова такого святотатства мне, понятное дело, забыть не сможет. – Ладно, Ленка, спасибо за кофе, поеду я, наверное, по подружкам мадам Жильцовой, – отставив пустую кружку, сказал Паровозников. – Ты сама ни с кем не хочешь пообщаться, чтоб нам с Сашкой полегче? – Да, пожалуй, хочу. – Вот тогда тебе координаты самой задушевной подруги, так мать утверждает. – Андрей быстро черкнул на листке телефон и имя. – Эй, а вымыть за собой? – возмутилась Лена, наблюдая, как он продвигается к двери. – Я наливал – ты моешь. – Улыбнувшись, Андрей скрылся за дверью. – Вот зараза, – пробурчала Лена, сдвигая обе кружки на край стола и берясь за телефон. Через час Лена стояла у здания банка «Кредит Плюс», где заместителем генерального директора работала ближайшая подруга Дарьи Жильцовой. Ее встречала секретарь – молодая особа в белой блузке и темно-зеленой юбке. – Вы Елена Денисовна? – приветливо спросила она, и Лена привычным жестом достала удостоверение. Секретарь чуть изменилась в лице, но быстро взяла себя в руки: – Соледад Сергеевна вас ждет. Странное имя начальницы в ее устах прозвучало вполне естественно и даже немного таинственно, Лена попыталась представить себе, как должна выглядеть женщина, которую зовут Соледад, и ошиблась в своих прогнозах. Секретарь толкнула массивную дверь с табличкой «Матюшкина С. С., заместитель директора» и пропустила Лену вперед. В просторном кабинете за большим столом сидела высоченная круглолицая женщина с курносым носом и копной мелких светлых кудряшек, окутывавших ее голову легким облаком. Ничего «испанского» в ее внешности не было. Голос у Соледад оказался неожиданно низким. – Проходите, пожалуйста, – сказала она, не вставая из кресла. – Света, два кофе. Или вы предпочитаете чай? – Нет, кофе вполне подойдет, – усаживаясь за стол, ответила Лена. – Извините, я не записала вашего имени-отчества, – продолжила хозяйка кабинета, и Лена повторила: – Елена Денисовна Крошина, старший следователь прокуратуры. – Да-да, все правильно, Елена Денисовна. И в чем меня подозревают? – с легкой иронией спросила Матюшкина. Лена терпеть не могла эту манеру людей скрывать волнение за иронией и разговаривать снисходительным тоном. – Пока еще ни в чем, – привычно ответила она. – У меня есть несколько вопросов о вашей подруге Дарье Жильцовой. – О Дашке? – удивилась Матюшкина. – А что с ней? – С ней все в порядке. Но было бы хорошо, если бы вы рассказали мне о ней чуть подробнее. Ее мать назвала вас лучшей подругой Дарьи, вот я и подумала, что вы должны хорошо знать Жильцову и ее мужа. – Разумеется. Мы с Дашей дружим с первого класса, я была свидетельницей на их с Витей свадьбе. Даже не знаю, о чем вам рассказать. Хорошая семья, благополучная, – последнее слово, как показалось Лене, Матюшкина немного выделила голосом, и в этом ей снова почудилась какая-то ирония. – Все гладко и благопристойно. Знаете, раньше были такие книги – «О вкусной и здоровой пище», «Домоводство» – с яркими постановочными фотографиями? Там были как раз такие семьи: красивый, слегка прилизанный мужчина, ухоженная женщина в кружевном передничке и ребенок, обычно кудрявая девочка с красным бантом. Вот Дашкину семью вполне можно было бы снимать для подобных изданий. Матюшкина откинулась на спинку кресла и вынула пачку сигарет. Лена же, быстро прокрутив в уме ее последние фразы, опять почувствовала какую-то скрытую недоброжелательность, что ли. Вроде ничего осуждающего или неодобрительного о семье подруги Матюшкина не сказала, но какой-то неприятный осадок от сравнения остался. – Соледад Сергеевна, скажите, а в последнее время в поведении Дарьи ничего не изменилось? – В Дашкином – нет, а вот Витя… – Матюшкина умолкла на секунду, выпустила колечко дыма. – Витюша стал какой-то нервный, мы связывали это с уменьшением заказов в его агентстве. У него частная охранная контора, а сейчас мода на личных охранников прошла. Соответственно, денег стало куда меньше, а у Дашки, наоборот, дела пошли лучше: сумасшедшие мамаши ведут к ней своих чадушек в надежде на карьеру Водяновой в перспективе, – чуть усмехнулась Соледад, и Лена вспомнила, что примерно это же вчера говорил и Никита. – Не мне вам рассказывать, как зачастую болезненно реагируют мужчины на успехи жены, особенно если у самих дела идут не очень. – И что, Виктор Жильцов именно из таких? – Елена Денисовна, – чуть наклонившись вперед, произнесла Соледад, внимательно глядя Лене в лицо, – человек привык быть первым, главным, сильным – и вдруг… Жена, которая раньше без него шагу ступить не могла, начинает зарабатывать едва ли не больше, уезжает в какие-то поездки, на съемки, на конкурсы красоты среди детей – кому это понравится? – Он ревновал ее? – А то! Дашка на втором курсе выиграла конкурс красоты, ее портретами в городе все было оклеено, неужели вы не помните? – Лена отрицательно покачала головой, и Матюшкина продолжила: – Все, что прилагается к подобному событию, у Дашки в жизни тоже возникло: поклонники, букеты, маньяки. Они с Витей на этой почве и познакомились, он ей охранника тогда бесплатно предоставил, ну а потом и сам стал ухаживать. Дашка красивая, таким всегда все само в руки плывет. К Лениному удивлению, Соледад произнесла это без тени зависти, как бывает обычно даже у близких подруг, одна из которых чуть красивее или чуть удачливее другой. Нет, Соледад, судя по всему, не испытывала зависти к более красивой подруге. – Витя ее, конечно, баловал очень, но Дашку это не испортило. Мы много лет вчетвером дружим, и никто из нас не заметил никаких перемен – ни Ирина, ни Лера, ни я. Дашка относилась к нам по-прежнему, мы часто всей компанией у них время проводили, даже когда у девчонок собственные семьи появились. Лена отметила эту оговорку – по всему выходило, что сама Соледад до сих пор не замужем. Отсутствие кольца на соответствующем пальце об этом не свидетельствовало, а вот такая оговорка – вполне. – Витя, конечно, старше нас всех, прилично старше, – продолжала Матюшкина, – но этого совершенно не замечалось в компании. Правда, в последнее время… – она опять на секунду умолкла, словно что-то припоминая, – да, в последнее время он стал какой-то мрачный, что ли. Знаете, как будто у человека внутри происходит борьба, а он старается это скрыть от окружающих и изо всех сил пытается казаться прежним. Именно казаться, потому что быть прежним он уже не может. – А в чем это выражалось? – Скажем, он стал говорить с Дашкой с оттенком раздражения. Словно каждое ее слово причиняет ему боль. Перестал обнимать ее при нас, хотя раньше не стеснялся проявлять чувства. Даже за столом старался сесть не с ней. Если честно, – чуть понизив голос, сказала Соледад, – мне временами начинало казаться, что у Дашки кто-то есть и Витя подозревает ее в измене. «Интересно, что сказала бы сейчас в ответ на это предположение мадам Брусилова», – подумала Лена, делая пометки в ежедневнике. – А вы? – Что я? – Матюшкина вытянула из пачки новую сигарету.