– Ты выглядишь очень хорошо, – произносит он, его голос низкий. – Спасибо… – Она прочищает горло, сосредотачиваясь. – Что с тобой? Ты был в порядке пару недель назад, когда мы были в Японии, а теперь ты ведешь себя… Это стеснение? Чего ты добиваешься? – Раньше между нами был барьер, – отвечает он, глядя в сторону. – Но ты продолжаешь опускать его. Теперь все по-другому. – Разве это не хорошо? – Для некоторых вампиров… в большинстве случаев. Возможно. Джованни поворачивается в сторону и вытягивает шею, ища взглядом Маттео. Как будто ему неудобно стоять рядом с ней. Селлина оглядывается. – Что это значит? – Это значит то, что я сказал. – Почему ты так себя ведешь? – Я никак себя не веду. – Отлично, значит, ты собираешься просто повторять и опровергать все, что я говорю… – Потому что я хочу тебя, Селлина. Но я не могу этого получить. Наступает молчание. Он смотрит на нее своими напряженными глазами. – И это не шутка, – продолжает он. – Это не смешно и не мило. Я принимаю свою ужасную жизнь в тюрьме, но, когда ты обжимаешься со мной и прижимаешься ко мне, это подрывает мою решимость. Это морочит мне голову. Селлина смотрит на него, видя боль и разочарование на его лице. – Может быть… – Она моргает, раздумывая. – Твоя решимость нуждается в том, чтобы над ней поиздевались? Может, тебе стоит перестать быть главным мучеником в своей семье? Джованни отступает, выражение его лица меняется на нечто среднее между замешательством и оскорблением. Маттео возвращается с напитками, стоящими на небольшом серебряном подносе. Джованни берет свой бокал, кивает в знак благодарности и быстро покидает их, словно торопясь убежать. Маттео смотрит ему вслед с открытым ртом. – Эм… что? – Он поворачивается и смотрит на Селлину. – Куда он пошел? Я еще даже не предложил сделать ему что-нибудь неприличное! Ты оскорбила нашего короля? – Нет, – вздыхает Селлина, поднося бокал к губам. – Я сказала ему правду. Глава 25 Нино никогда раньше не видел такого выражения лица у своего супруга: чистая ярость, оттененная убежденностью. Нежность и ранимость, к которым он привык, почти исчезают, когда они шагают по коридору к открытому саду в центре поместья. Нино проводит дрожащими руками по волосам. – Какого черта он вернулся? – Потому что такие презренные существа, как он, всегда возвращаются. Как только они получают что-то одно, то сразу неизбежно хотят большего. Харука отворяет внешнюю дверь на веранду, затем выходит, целеустремленно шагая. Нино следует за ним, страх сильно на него давит. Он не хочет, чтобы Харуку забрали у него, как и не хочет возвращаться в это странное и пустое место с гнусным Ладислао в качестве соседа. – Может быть, если мы останемся внутри, мы будем в безопасности… – Нет. Он может определить наше местоположение. Это закончится сейчас. Они стоят вместе, глядя на неподвижный сад, затянутый серым летним туманом. Воздух влажный и пахнет приближающимся дождем. Лайос выходит из-за большого клена, стоящего в центре лужайки. Бледный и жилистый, его движения грациозны, как будто он плывет по темной глади пруда кои. Нино выпускает наружу свою защитную ауру – по сравнению с первым разом, сейчас выпускать ее гораздо легче. – Эта сила… – Лайос встает перед ними, опираясь на трость, на его морщинистом лице появляется ухмылка. – Вам двоим стоит подумать о том, чтобы присоединиться к моим начинаниям. Ваша кровь и природа дадут прекрасное потомство. Я могу помочь вам устроить это? Результат был бы прекрасным дополнением к генофонду моего сообщества. Нино подавляет сухой вздох. Лайос говорит о рождении детей как о каком-то научном эксперименте – о чем-то клиническом и бесчувственном. К тому же Нино до сих пор не затрагивал эту тему со своим мужем. Этому бессердечному вампиру не стоит говорить с ними о такой важной и не обсуждаемой в их личном общении теме. Это не его дело. Лайос ждет. Все молчат. Нино смотрит на Харуку, тот совершенно спокоен, ярость рассеивается, но его глаза, как кинжалы, устремлены на скелетоподобного чистокровного. – Подумай об этом. – Лайос поднимает подбородок, прерывая их молчание. – Вы можете сделать много хорошего для будущего нашего рода. Это подводит меня к цели моего визита. Рукопись, которую вы мне подарили, – превосходна. Не могли бы мы обсудить твои выводы более подробно? Я многое узнал о биологии чистокровных, наблюдая за своим королевством – условия, в которых мы можем выжить и процветать, поразительны! Возможно, мы могли бы обменяться историями и работать вместе, чтобы восстановить чистую расу вампиров? Обменяться историями и работать вместе? Он чертовски безумен… Когда Нино сглатывает, звук громко отдается в его ушах. Харука не двигается, но его глаза светлеют. Вместо глубокого цвета заката, присущего его родословной, радужки его супруга пылают ярким малиновым цветом. Лайос усмехается, как будто его что-то забавляет. – Нужно ли напоминать тебе, что ты не сможешь подчинить меня, используя свою впечатляющую сущностью, молодой человек. Мои силы… Харука поднимает руку и быстрым движением щелкает пальцами в сторону Лайоса, как будто смахивая с них воду. Лайос громко потрясенно вдыхает и падает на траву, как срубленное дерево. Харука выходит с веранды и встает над телом старого вампира. Серебристый туман, говорящий о силе Лайоса дрожит и колыхается у его ног, но Харука проводит ладонью над его головой, а затем крепко сжимает кулак. Лайос взвизгивает, его крик, леденящий кровь, эхом разносится по воздуху. Он подносит морщинистые ладони к вискам, держась за голову, и плачет в агонии. Харука начинает говорить, его глубокий голос звучит громко и убедительно, перекрывая крики старого вампира. – Я ясно предупреждал тебя, что если ты когда-нибудь придешь сюда еще раз, то пожалеешь об этом. Как ты смеешь возвращаться и разговаривать с нами? Как будто ты не угрожал мне и не причинил непростительный вред моему мужу! Харука снова раскрывает ладонь, затем сжимает ее. Лайос извивается на траве, его крики превращаются в нечленораздельное мычание. Харука опускает руку вниз, пока она не нависает над шеей старого вампира. Он сжимает пальцами воздух, и Лайос начинает корчится и задыхаться, хриплые звуки, издаваемые его голосовыми связками, являются явным признаком того, что его горло перекрыто. – Хару, прекрати, хватит! – Нино спускается со ступенек веранды и подходит к своему супругу. – Почему? – Горящие красные глаза Харуки полны злобы, когда он наблюдает за старым вампиром. Как только он начинает говорить, Нино видит, что его резцы превращаются в изящные кинжалы. – Он заслуживает гораздо большего за то, через что заставил нас пройти. Он опускает свою раскрытую ладонь все ниже, пока она не оказывается над грудью Лайоса. Нино касается ладонями лица Харуки. Когда гневный взгляд мужа встречается с его собственным, Нино делает глубокий вдох. – Не убивай его из-за меня. Я не хочу снова видеть, как кто-то, кого я люблю, делает это у меня на глазах. Гнев в выражении лица Харуки смягчается, тает, как лед. Его светящиеся глаза возвращаются к привычному винному оттенку. Темное и пугающее существо исчезает. – Я не хочу этого, понятно? – говорит Нино, делая шаг к Харуке и обнимая его. – Ты слышишь меня? – Да. – Харука кивает ему в ответ, обхватывая Нино за талию. – Я слышу тебя, я понимаю. Нино закрывает глаза, все еще дрожа от волнения. Вся эта сцена вернула его в то время, когда ему было шесть лет и его мать обнаружила, что дядя кормился от него в его комнате. Без колебаний, без вопросов она вырвала ему горло. – Мне не нужно еще одно жестокое воспоминание, – шепчет Нино ему на ухо. – Мы можем попытаться связаться с детективом, чтобы она смогла с этим разобраться. – Мы можем, конечно… – Харука поднимает голову, и они оба смотрят вниз на дергающегося старого вампира у их ног. Его глаза пусты и устремлены в пасмурное небо. – Что ты с ним сделал? – спрашивает Нино. – Он в коме? – Возможно. Я сделал несколько обоснованных предположений относительно его лобной доли. Я знал, что у меня есть один шанс сделать это правильно. Похоже, мне это удалось… – Харука смотрит ему в глаза. – Я расстроил тебя? Я прошу прощения… – Нет, tesoro. Нет. Ты идеален. Я просто хочу поговорить с детективом и рассказать ей, что знаю. Я чувствую, что это важно, и мы откладывали это достаточно долго. Харука вздыхает, почесывая затылок и глядя на Лайоса. – Я не хочу привлекать к себе внимание этим вопросом. Может быть, мы можем попросить о некоторой конфиденциальности? Как-нибудь… – Я согласен. Спрошу у Джи, есть ли у него какие-нибудь связи с ней – наверняка есть. Что нам с ним делать в это время? Может, вызвать местную полицию? – Сомневаюсь, что они способны справиться с таким мерзким существом. – Харука берет Нино за руку, подталкивая его к дому. – Пока что забудь про него, ему повезло, что он остался жив. К полудню дождь неистовствует и льет стеной, поэтому Нино чувствует сырость, несмотря на то что шагает под навесом. Недовольный тем, что Лайос стал украшением газона, Асао заставил Харуку использовать свою ауру, чтобы переместить вампира. Его муж отказывался пускать этого старика в свой дом, даже в недееспособном состоянии, поэтому они решили бросить его на заднем дворе, под большим открытым загоном кюдодзё. Отец Харуки, Хаято Хирано, был искусным лучником и использовал это место для своих занятий, а Харука, так и не сумев привить себе интерес к стрельбе из лука (да и вообще к какому-либо виду спорта или упражнений), никогда не пользовался этим просторным зданием. Нино распахивает тяжелую дверь кюдодзё, и в лицо ему ударяет запах полированного кедра и соломы. Он снимает уличную обувь, прежде чем ступить на чистый пол, после чего проходит к открытой передней части здания, где Харука сидит рядом с Лайосом. Когда он приближается, то слышит голос своего мужа. – Если ты хоть как-то пошевелишься, я тебя прикончу. Голос Лайоса – хриплый шепот, едва различимый даже в тишине моросящего дождя.