Он отшатнулся от меня, прислонившись к двери. — Я уйду. Я больше тебя не стану... — Нет! — Я закричала, я никогда не была такой громкой. Мой голос отскочил от люстры, исчезая в роскошных тканях, ждущих своего часа, чтобы превратится в предметы одежды. — Сейчас ты уйдешь и никогда не будешь появляться в моей жизни. Ты слышишь меня? Я ненавижу тебя за то, через что ты заставил меня пройти вчера вечером. — Мой голос надломился. — Оказалось, Кестрел был мужчиной в разы лучше, чем ты, и мне понравились его прикосновения. По крайней мере, он заслужил награду за то, что сделал, чтобы защитить меня. Джетро споткнулся, потирая лоб. — Я не хочу слышать о... — Чертово дерьмо! — Я последовала за ним, когда он отшатнулся. Мой желудок сжался и скрутился от боли. То, что сделал Кестрел прошлой ночью, затуманило мой разум. Да, я была благодарна ему за попытку. Да, я попала под влияние его прикосновения. Но это заставило меня почувствовать себя грязной и использованной, когда я говорила о Кесе с Джетро. У меня были к нему только дружеские чувства. И все равно я не доверяла ему. Он ведь опоил меня. Но я хотела посильнее ранить Джетро. Я хотела разбить его на кусочки, чтобы он почувствовал то, что чувствую я. Я хотела, чтобы он истекал кровью у моих ног и молил о прощении. Я стала неуправляемой. Вибрируя изнутри потребностью сделать как можно больнее. Я никогда не была настолько черствой, чтобы жаждать их боли. Но это… я никогда не испытывала ничего подобного. Толкая его в грудь, я кричала: — Куда ты ушел, а? Где ты был, в то время как твой брат скользнул пальцем в меня и кончил на мою спину? Он застонал, покачав головой. — Нила... не надо... — Нет. Тебе не надо. — Я снова толкнула его. Мои ладони сжались в кулаки, колотя по его груди. — Скажи мне! Скажи мне, черт возьми, о чем ты думал! Я доверяла тебе, делала, как ты говорил. Но больше я не позволю тебе использовать мои эмоции. Он с трудом сглотнул, запуская трясущуюся руку в волосы. — Я заслужил это. Ты ненавидишь меня и хочешь, чтобы я исчез. — Он споткнулся и потянулся вперед, чтобы дотянуться до ручки двери, как будто до нее было всего несколько сантиметров, а не метров. — Я ухожу... Я и... исчезну. Его речь все еще была неразборчивой и нерешительной, язык заплетался с похмелья. — Ты пьян. — Я рассмеялась, давая моей боли развеяться в хриплом звуке. — Я не могу поверить, ты бросил меня прошлой ночью и напился! Он покачал головой. — Больше нет. — Его глаза наполнились слезами. — Я хотел бы. Черт, мне жаль, что я не пьян. Тогда бы это не ранило так сильно. — Что не ранило бы? — Я сорвала странную ночную сорочку, в которую была одета. Кто одевал меня, после того как они закончили изнасилование моего бессознательного тела? Кто уложил меня спать, чтобы я проснулась одинокой и отвергнутой? Но ты не была одна. Он спал рядом с тобой. — Что может ранить, Джетро? Тот факт, что ты монстр? Что ты ужасный человек? Что ты тряпка? О, а может все из вышеперечисленного? — Мои глаза сузились. Гнев закипал, отделяя тело от костей. Мое настроение было разъедающим — кислота проедала свой путь, как червь внутри моего разума. Я не могу так жить. Я не могу любить мужчину, который отказался любить меня взамен. Я не могу существовать в этом аду. — Может быть, тебе больно, потому что ты, наконец, видишь, как чертовски ужасно все это! — Прекрати. — Он накрыл рот рукой и покачал головой. — Просто прекрати... — Нет! Я не хочу останавливаться. До тех пор, пока ты не расскажешь мне. Расскажи мне, что они делали со мной оставшуюся часть ночи. Мне нужно знать. Разве ты не знаешь этого? Нет ничего хуже неведения! — Я сжала руки, собираясь ударить его. — Я хочу, чтобы ты дал мне чертово обещание. Скажи мне, что ты собирался мне рассказать в тот день, когда сюда заявилась полиция. Он замер. — Я... Я не могу. Не сейчас. — Да. Сейчас. В этот момент. — Я указала на дверь. — Ты уйдешь. И никогда не вернешься. Я никогда не признаю тебя, не посмотрю на тебя... не поцелую тебя. Ты понимаешь? Никогда, Джетро. Это твой последний шанс. Я запустила руки в волосы и провела по ним, распрямляя. — Я даже не знаю, почему я даю тебе его. После того что ты сделал вчера вечером, ты не заслуживаешь возможности объясниться. У тебя есть право умереть несчастной смертью и оставить меня одну в этом аду. Мучительный стон вырвался из его груди. — Просто отпусти меня, Нила. Я не могу... — Нет! — Я топнула ногой. — На этот раз ты не выкрутишься так просто. Не в этот раз. Вываливай. Скажи. Мне! Воздух вокруг него сгустился. Он сжался, закрываясь от всего. Я стояла на месте, как одинокий остров, когда его сожаление и замешательство отравили пространство. Его чрезвычайное опустошение подорвало мой гнев, но я отказывалась сдаваться. Настала его очередь унижаться. Его очередь показать мне свет в этой бесконечной тьме. Я пыталась помочь ему так много раз. Я искала оправдания для него. Верила в его украденные прикосновения и интуитивно знала, что он любит меня. Я умоляла его впустить меня. Позволить мне любить его. Чтобы заботиться о нем. Даже о его секретах. Но он отталкивал, ранил и закрывался от меня. И как бы плохо он ко мне не относился, я не могла вырвать из своего сердца любовь к нему. Он был жестоким, искалеченным мужчиной, который не был достаточно хорош для меня. Моя злость сменилась печалью. Если он не мог дать мне даже этого, когда я была сильна и открыта, он не мог дать мне ничего. Просто отпусти его. Покончи с этим. Я вздохнула, отступая. — Иди. Просто уходи. Джетро напрягся всем телом, зарычав куда-то в стену. Слезы текли по моему лицу, когда я посмотрела на холодное животное, которому я отдала свое сердце. Ледяной страх от того, что я была изнасилована Даниэлем и Катом, наполнил мой разум. Так по этой причине Кестрел накачал меня наркотиками? Чтобы мне не пришлось переживать что-то настолько отвратительное? Неужели он сделал это из-за заботы о моем благополучии? Смог ли Джетро когда-либо сделать что-то столь героическое? Он стиснул свои зубы, и наконец, посмотрел на меня. — Я должен рассказать тебе, что мой отец изнасиловал тебя, и мой самый младший брат довел тебя до грани разрушения. Я должен стоять здесь и заполнять пустоты в твоих воспоминаниях болью и дьявольскими издевательствами. Он сделал шаг ко мне. По моей коже побежали мурашки от мысли, что он приближается. — Но, независимо от того, какие это будет иметь неприятные последствия, и даже если все, что я пытался избежать, вступит в игру, я не могу — я не могу сделать это для тебя. — Его глаза были дикими, зрачки расширены, благодаря наркотикам и алкоголю. — Нила, никто, я клянусь своей гребаной жизнью, не прикасался к тебе. Кестрел вырубил тебя, чтобы мы смогли сделать то, что нам нужно было, за кулисами. — Он ударил себя в грудь. — Но я даю тебе слово, что я был единственным Хоуком, который прикасался к тебе. — Его глаза опустились на мою ночнушку. — Я одевал тебя, целовал, укладывал тебя в постель. И затем я свернулся на полу, чтобы перекрыть доступ для остальных придурков. Даже несмотря на то, что доказал, что я недостоин, несмотря на то, что ты ненавидишь меня — как и следовало бы, я не смог бы жить с самим собой, если бы рассказал тебе ложь, как и всем остальным. Рыдание вырвалось из моей груди. Ох, слава Богу. Спасибо, спасибо. Они не касались меня. Я чуть не опустилась на пол от облегчения. Но осложнения в этих предложениях — правда, бедствие — заставляли меня продолжать подталкивать, продолжать говорить. Как он мог принять мой гнев и развернуть его таким образом? Как он мог растопить мою ненависть так, что она развернулась бумерангом в мою же сторону и обрушилась на меня? Обхватив себя руками, я сделала шаг ближе. Моя нужда ранить его не отступила, но под моей неистовой яростью было непрестанное желание обнять его, прикоснуться к нему — излечить нас обоих. Он уклонился. — Не надо. — Его голос был подавленным — резкое предупреждение, чтобы держать меня на расстоянии. Мы стояли друг напротив друга. Две фигуры в изумрудном море ковра. Прохладный воздух уговаривал вскипеть мое настроение. Не позволять себе прикасаться к нему было пыткой. Я не могла отказать себе в необходимости контакта — ударить или погладить его — это не имело значения. Игнорируя его просьбу о пространстве, я приблизилась к нему и прикоснулась к тыльной стороне его руки. Мои глаза вспыхнули от того, каким он был горячим, — каким неестественно теплым для его обычно холодного тела. — Спасибо, что, наконец, был честен. — Я сглотнула. — Ты не можешь сражаться. Как бы то ни было, ты переживаешь. Какая бы ни была причина, побуждающая тебя принимать наркотики и повиноваться самому жестокому человеку в истории, тебе нужно остановиться. — Мой голос стал тише. — В конечном итоге ты убьешь себя, если не получишь помощь. Джетро шагнул назад, в его голосе была слышна дрожь. — Ты не можешь мне помочь. Никто не может. — Ты ошибаешься, Джетро. Всем можно помочь. Он фыркнул, болью откликаясь на боль. Я снова обхватила себя за плечи, трепеща и дрожа, я боролась с густой напряженностью в комнате. — Расскажи мне, и я даю тебе слово, что буду слушать. Что ты делаешь? — Если ты скажешь мне правду, я не буду судить. Я останусь спокойной и воздержусь от осуждения, пока все не приобретет смысл.