…додумать я не успела. Дверь приотворилась. — Вечера доброго, — молвила Люциана Береславовна. А голос-то, голос таков, что озеро выморозить можно до самого донышка. Небось когда б мне таким голосом вечера доброго пожелали, я б уверилась, что ни этот, ни другой какой на седмицы добрыми точне не будут. — Доброго, — отозвался Фрол Аксютович, волосья встрепанные приглаживая. — Ты несколько не вовремя. — Извини, но… дело есть. — До утра не подождет? — Сам решай. Это ваших поисков касается. Тут у Зославы беседа недавно состоялась… с ее родственницей. О саксонской моде, — говорит, и кажное словечко, что камень, на порог падает. И вид-то горделивый, неприступный. От же ж… вроде умная женщина, а глупство делает. Коль вид неприступный, то как мужику-то подступиться? Может, он и сам радый был бы, да боится. Бабка моя сказывала, что мужики, оне дюже пугливые. Подлезешь к такой от и гордость свою поранишь. Она ж после болеть будет. — Опять ты… — Хотел он что-то еще сказать, да замолк. Посторонился, нас пропускаючи. — Проходите. Велимира, на сегодня, пожалуй, хватит… …от уж кого я тут увидать не чаяла, так боярыню нашую. Она ж с креселка встала, поправила запястья. Меня увидав, зарумянилась крепко. И глаза долу опустила. А сама-то… платье простое, волосы под плат убраны. И вид виноватый. — Завтра в то же время? — спросила тихонечко, шепоточком. — Конечно… Ох, каким взглядом Люциана Береславовна боярыню проводила… с такого взгляду вороны на лету замерзають. А Велимира ничего, за двери вышла и за собой прикрыла. — Надеюсь, — сварливо осведомился Фрол Аксютович, — лишнего говорить ты не станешь? — Конечно, не стану… лишнего… — Люциана на кресло мне указала. — Присаживайтесь, Зослава. И повторите здесь, что мне говорили… Я и повторила, мне не тяжко. А после еще раз для Архипу Полуэктовича, в покоях которого, на счастие, никаких таких девиц не имелося, но имелся только сам Архип, полуголый и мрачный. Завидевши меня, он испустил вздох, аккурат, что моя бабка намедни, и произнес: — И тут от вас спасения нету… А мне вдруг подумалося, что во втором своем обличьи он какой-никакой девкою и не побрезговал бы. После подумалося, что в этоем деле я поперед Велимиры пойду. Она-то хоть и боярыня, но тощевата, приличному вивернию на один зуб будет, и то в оном зубу бисер позастревает — не выковыряешь. То ли дело я, меня и на обеду достанет, и на ужин, коль обедать с экономией, позастанется. Как-то вот сразу и неуютно сделалося под желтыми глазами. — Я… — икнула, — не нарочно. Послали меня за вами… там… Фрол Аксютович и Люциана… — Там? — Архип Полуэктович рубаху таки на плечи могутные набросил. А значит, переворачиваться в виверния не станет. В рубахе-то оно неудобственно, одежа на человека шитая, а не на тварь чешуястую и клыкастую. Порвется. А на кажный оборот по рубахе тратить — этак и по миру пойти недолго. — Там, — кивнула я. — Вдвоем? — Ага… — Давно? — С полминутки… — Он же ж сам не открывал долгехонько. — И не поубивали друг дружку? Надо же, какой небывалый прогресс… — Он разом и подобрел, от я прям шкурою ощутила, что жрать меня не станут. Но запомнят. И ежель допущу промашечку в учебе, то точно… а я ж на завтрего недоучила главу, в коией сказывалось про то, какой из щитов супроть каких чаров созданный и применен быть должен. Он же ж проверкою грозился. — А вы, Зослава, благотворно на людей влияете… …ага, до того благотворно, что… как вошла, так и замерла. Может, и не поубивали один одного, но не замирилися. Вона, сидит Люциана, что палку проглотивши — бабка, помнится, сказывала, что в прежние далекие времена ведьмы матерые на метлах летали. И стало быть, днем, чтоб метлу никто не споганил черною работой, оные метлы глотали. И мне все думалося, как же ж так, это ж чтобы цельная метлища и в человека влезла. А на Люциану гляжу и понимаю — влезла б, отчего б не влезть. И прутья б Фролу Аксютовичу досталися… с чего б иначей ему мрачному быть, будто бы окромя этих прутьев он ничегошеньки и не емши? — Рассказывайте, — сухо обронил Фрол Аксютович. И Люциана кивнула. Дескать, рассказывай. Рассказала, куда мне деваться-то? Архип Полуэктович слухал молча, ногтем клык поскребывал. И главное, что взгляд был прям Задуменный, аккурат у Ивашки, когда он и наетый вроде был, и при пирогах. От помню, лежит и любуется оными пирогами, размышляет, сколько еще их в брюхе уместится… …я икнула. И Фрол Аксютович подал стакан с водицею. Нет, на людях жрать не станет. Да и… он же ж Наставник. Ему нашие душеньки вручены не для пожратия, но исключительно, чтоб постигали мы всякоразные науки, в оных укреплялся. И вообще… он сам сказывал, студиозусы ныне пересчитны. Если их жрать, то в отчетностях ладу не будет. — От оно как… наша Зослава и к саксонам влезть умудрилась. Талант! Или это у вас призвание душевное? — Не. — Я головушку опустила, хотя ж виноватою себя не чувствовала. — Это не я, это бабка… — Бабка… уж не та ли милая старушка, которая давече тебя, Фрол, проклясть грозилась? — Чегой? — не удержалася я. Это ж когда такое было? — Зослава! — с упреком воскликнула Люциана Береславовна. Ах да, боярыни не чегойкоют, но вопросы задают продуманные, с уважением к собеседнику. — Да я так… бабка моя… она ж не могла… — Могла, могла, — развеял мои сомнения Архип Полуэктович и на крестлице присел. — Явилась и давай кричать, что всех нас проклянет, если мы ее кровиночке, внученьке единственной жизнь поганить станем… — Архип. — Фрол вздохнул. — Не стоит переживать, Зослава. Мы прекрасно понимаем, что ваша родственница не совсем здорова… Я кивнула. Нездорова, значит? Ноженьки не ходют, рученьки не носют, а глазыньки ничего, окромя будущих хором царских, видеть не желают. Но как-то ж донесли и доходили ноженьки с рученьками до Фрола Аксютовича. А язык, выходит, вовсе здоровый, коль повернулся этакое говорить. Ну все… В Барсуки, и точка. Даже если придется запеленать бабку и самолично в сани отнесть… или не в сани. Возок у Кирея попрошу для этакого дела… — Не знаю, не знаю. — Архип Полуэктович цапнул со стола яблочко наливное, о рубаху потер красным бочком и зубами вцепился. Яблоко только хрустнуло. — Орала она как здоровая… — Я не про это здоровье… и вообще, не стоит это сейчас обсуждать… — Не будем. — Архип Полуэктович кусок яблока пальцем подпихнул, чтоб из роту не вываливалось. — Видишь, я всецело с тобой согласный… а вот саксоны… про саксонов-то будем? Или о чем поинтересней поговорим? К примеру, о том, что вам двоим хватит уже дурью маяться… — Архип, мы не для того здесь собрались… — Именно, — поддержал Фрол. — Зослава, большое спасибо за помощь, но… …я не хотела. Не думала даже в его глаза лезти. Просто позабыла, верно, что порой мой дар соизволения не спрашивает. Рухнула, что ухнула. И дыхание перехватило. И дурно стало… …но сквозь дурноту слухала я, как бухает тяжелое сердце. …Фрол, Фролушка… ласково звала… как матушка… матушка оставила, сгорела рано, бросила и его, и еще шестерых, за которыми глаз да глаз нужен. А батька недолго горевал, привел в дом вдовицу. У той своих четверо, ну да миром и горевать легче. Не было горя.