— У судьи был только один близкий друг. Помните, сэр, я говорил вам, что его приятеля вчера ожидали к чаю и что судья велел сразу проводить посетителя в павильон? Это и есть его друг. Он гораздо моложе Мортлейка. Вам, вероятно, будет интересно узнать, что это сэр Эндрю Трэверс — величайший адвокат по уголовным делам. Он развалил не одно из наших хорошо подготовленных дел. Заместитель комиссара уставился на него. — Еще как интересно! — воскликнул он. — Я не знаю Трэверса лично, но много слышал о нем. Значит, вчера он был приглашен к чаю. И явился туда? — Нет. Кажется, позже он позвонил, что его задержали дела. Полковник Маркуис задумался. — Полагаю, вы еще не успели опросить всех обитателей дома, но одна нить бросается в глаза. Вы сказали, что младшая дочь, Айда, звонила вам и сообщила, что Гейбриэл Уайт собирается убить ее отца, и вы думаете, что она знала Уайта лично. — Да, сэр. Я говорил с мисс Айдой Мортлейк. Только ее я и смог повидать, так как мисс Кэролин и клерк Пенни вчера отсутствовали. Хотите знать мое мнение о ней? Она великолепна! Эта чисто человеческая нотка была настолько неожиданной, что Маркуис недоуменно заморгал. — Вы имеете в виду то, что я думаю, или что у нее великолепные манеры? — Манеры? Вовсе нет. Я имею в виду, что готов за нее поручиться. — Пейдж живо представил себе большой дом в парке, маленький павильон и Айду Мортлейк с бледным лицом, спускающуюся по лестнице ему навстречу. — Что бы ни произошло в павильоне, она не имеет к этому отношения. Это утонченная девушка — не то что современные крутые девицы. — Понятно. Вы спрашивали о ее отношениях с Уайтом, если таковые имели место? — Дело в том, сэр, что я опрашивал ее не слишком настойчиво. Естественно, девушка была очень расстроена и обещала все рассказать мне сегодня. Она признала, что знакома с Уайтом, но только слегка, и он ей не слишком нравится. Насколько я понял, он проявлял к ней внимание. Она познакомилась с ним на вечеринке в студии в Челси[24]. Такие вечеринки больше по вкусу старшей дочери, которая, похоже, тяготеет к богеме. В тот раз Айда Мортлейк пошла с ней и познакомилась… Когда на лице полковника Маркуиса появлялась волчья усмешка, казалось, будто кожа лица трескается, как на поджаривающейся свинье. Он сидел прямо, устремив на Пейджа холодный взгляд. — Ваш послужной список, инспектор, не оставляет желать лучшего, поэтому я воздержусь от комментариев. Я не имею ничего против молодой леди. Но я хотел бы знать, почему вы так уверены, что она не имеет к этому отношения. Выходит, вы признаете возможность, что Уайт кого-то прикрывает, что в комнате мог находиться кто-то еще, кто выпрыгнул из окна после выстрела, и что Уайт мог потом запереть окно. — Разве? — отозвался Пейдж, довольный, что может дать старику сдачи. — Не думаю, что мои слова можно истолковать подобным образом, полковник. Я думал над этим, но потом пришел к выводу, что это не срабатывает. — Почему? — Два южных окна были у меня на глазах до и после выстрелов. Никто не вылезал из них. Борден наблюдал за дверью. Единственный возможный выход был через западные окна. Но мы узнали от привратника Робинсона, что никто не прикасался к ним больше года. Стекла в рамах разболтались и пропускали холодный воздух. Судья обычно пользовался павильоном вечерами и боялся сквозняков. Поэтому окна и ставни снаружи всегда держали запертыми. Когда Борден и я обследовали их, замки были такими ржавыми, что мы смогли справиться с ними только объединенными усилиями. Засовы на ставнях тоже заржавели, и нам не удалось сдвинуть их с места. Так что это определенно от-па-да-ет. Полковник Маркуис использовал неофициальное словечко. — Значит, мы возвращаемся туда, с чего начали? — Боюсь, что так, сэр. Получается, что комната действительно была запечатана. Одной из четырех сторон квадрата была глухая стена, другая непроницаема из-за заржавевших замков и засовов, а за двумя остальными наблюдали. Приходится верить, что Гейбриэл Уайт произвел оба выстрела, — или сойти с ума. Телефон на столе заместителя комиссара пронзительно зазвонил. Полковник Маркуис, очевидно собирающийся отказаться сходить с ума, ответил на звонок не без досады. Но выражение его лица внезапно изменилось, и он прикрыл ладонью микрофон. — Где сейчас Уайт? Вы арестовали его? — Естественно, сэр. Сейчас он внизу. Я подумал, что вы можете захотеть поговорить с ним. — Пришлите сюда обоих, — сказал Маркуис в трубку и положил ее на рычаг с довольным видом. — Думаю, — обратился он к Пейджу, — было бы неплохо устроить нечто вроде очной ставки. И мне не терпится составить собственное мнение об этом святом мученике или насквозь порочном убийце, мистере Гейбриэле Уайте. Но в данный момент у нас посетители. Сюда идут мисс Айда Мортлейк и сэр Эндрю Трэверс. Хотя Пейдж боялся, что переборщил, описывая Айду Мортлейк, увидев ее во второй раз, он понял, что не погрешил против истины. Девушка была стройной и хрупкой, как дрезденский фарфор. Несмотря на солидный рост, она не казалась высокой. У нее были голубые глаза, золотистые волосы под черной, плотно прилегающей шляпкой с короткой вуалью, очень светлая кожа и обаятельная улыбка. Ее норковое манто Пейдж, неделю назад охотившийся за грабителями на Вест-Индия-Док-роуд, оценил в полторы тысячи гиней. Это повергло его в уныние. Впервые ему пришло в голову, что после смерти старого судьи Айда Мортлейк станет очень богатой девушкой. — Полковник Маркуис? — спросила она, слегка покраснев. — Я думала… Девушку прервал кашель за ее спиной. Пейдж никогда не видел сэра Эндрю Трэверса без мантии и парика, но манеры знаменитого адвоката оказались такими же, как в зале суда, очевидно став частью его самого. У сэра Эндрю были массивные голова и грудь, синеватый подбородок и непроницаемый взгляд; густые черные курчавые волосы коротко подстрижены над ушами. Он выглядел внушительно и в то же время дружелюбно. На нем было темное пальто с серым шарфом, а в руке он держал шляпу и перчатки. Его звучный голос, казалось, заполнял собой комнату. — После такого ужасного события, полковник Маркуис, вы поймете чувства мисс Мортлейк. Как личный друг бедняги Мортлейка, я взял на себя смелость сопровождать ее сюда. Маркуис указал посетителям на стулья, а Пейдж вытянулся у стены по стойке «смирно». Айда узнала его и улыбнулась. Когда сэр Эндрю Трэверс опускался на стул, Пейдж представлял себе слугу, смахивающего с него пылинки, дабы придать ему лоск. — Откровенно говоря, полковник Маркуис, — продолжал адвокат, — мы пришли сюда за информацией… — О нет! — Айда снова покраснела; ее глаза блестели. — Но я хочу сказать вам, что не верю, будто Гейбриэл Уайт убил папу. Трэверс выглядел слегка раздосадованным. — Вы знакомы с деталями? — вежливо обратился к нему полковник. — К сожалению, только с теми, о которых прочитал здесь. — Адвокат протянул руку и коснулся газеты. — Как вы понимаете, мое положение весьма деликатное. Я барристер[25], а не солиситор[26]. В данный момент я здесь только как друг мисс Мортлейк. Есть какие-то сомнения в виновности этого злополучного молодого человека? Заместитель комиссара задумался. — Я бы сказал, не слишком разумные сомнения, — сказал он наконец. — Мисс Мортлейк не возражает ответить на несколько вопросов? — Конечно нет, — быстро отозвалась девушка. — Вот почему я здесь, хотя Эндрю советовал мне не приходить. Говорю вам, я знаю, что Гейбриэл Уайт не мог этого сделать! — Извините за нескромный вопрос, но у вас к нему личный интерес? Ее лицо покраснело еще сильнее. — Нет! Не в том смысле, какой вы имеете в виду. В этом смысле он скорее мне не нравится, хотя всегда очень хорошо ко мне относился. — Но вы знали, что он был приговорен к телесному наказанию и тюремному заключению за ограбление с применением насилия? — Да, знала, — спокойно ответила девушка. — Гейбриэл сам мне об этом рассказывал. Разумеется, он был невиновен. Понимаете, это совсем не в его натуре — он идеалист, и подобное противоречит всем его убеждениям. Гейбриэл ненавидит войну и любое насилие. Он член всевозможных обществ пацифистов и противников смертной казни. И даже возглавляет общество утопистов — Гейбриэл говорит, что утопизм — это политическая наука о будущем. Помните, когда его судили, прокурор спросил, что делал респектабельный гражданин в таком трущобном районе, как Поплар, вечером, когда ограбили бедную старуху? Гейбриэл отказался отвечать, и обвинитель обернул это в свою пользу. В действительности Гейбриэл шел на собрание утопистов. Большинство членов общества бедны, а многие из них иностранцы. Гейбриэл сказал, что, если бы он ответил на вопрос, присяжные решили бы, что это сборище анархистов, и предубеждение против него только усилилось бы. — Хм, — произнес после паузы полковник Маркуис. — Сколько времени вы его знаете, мисс Мортлейк? — Думаю, почти три года. Я знала его примерно год до того, как… как он попал в тюрьму. — Что вам о нем известно? — Он художник. — Один факт не слишком соответствует всему этому, — продолжал полковник, обследуя свои руки. — Вы готовы поклясться, мисс Мортлейк, что Уайт не мог убить судью Мортлейка. Тем не менее, если я правильно понял, вы позвонили сюда вчера в половине пятого, умоляя прислать людей для защиты вашего отца, так как Уайт угрожал убить его. Это правда? — Правда, — с обезоруживающей простотой ответила девушка, — но, конечно, я никогда не думала, что он это сделает. Меня охватила паника. Понимаете, вчера я встретила Гейбриэла между половиной четвертого и четырьмя. Если помните, около четырех или чуть позже начался дождь. Я находилась неподалеку от Норт-Энд-роуд, когда увидела Гейбриэла. Он шел опустив голову и выглядел мрачным как туча. Я остановила машину. Сперва он не хотел со мной говорить, но машина находилась рядом с закусочной, и он предложил зайти туда и выпить чаю. Сначала Гейбриэл молчал, а потом начал ругать моего отца и заявил, что собирается его убить… — Но на вас это не произвело впечатления? — Гейбриэл всегда так говорил. — Она сделала нетерпеливый жест рукой в перчатке. — Но я не хотела скандала в общественном месте, поэтому сказала: «Ну, если ты не в состоянии вести себя прилично, мне, пожалуй, лучше уйти». Я оставила его сидящим там, опершись локтями о стол. К тому времени начался дождь, сверкнула молния, и я испугалась грозы. Поэтому я поехала домой, как только взяла книгу в библиотеке. — Да? — подсказал полковник, когда девушка умолкла. — Я предупредила Робинсона — привратника, — чтобы он никого не впускал даже через вход для торговцев. Участок окружен стеной с битым стеклом наверху, так что я вообще не понимаю, как Гейбриэл смог пробраться. Когда я шла к дому, гроза усилилась, и я еще сильнее запаниковала, поэтому подбежала к телефону и… — Она откинулась назад, тяжело дыша. — Я потеряла голову — вот и все. — Ваш отец знал Уайта, мисс Мортлейк? — спросил Маркуис. — Думаю, да. По крайней мере, он знал, что я… встречаюсь с Гейбриэлом. — И не одобрял это? — Да, хотя не понимаю почему. Он никогда не виделся с Гейбриэлом в моем присутствии. — Значит, вы думаете, что могла существовать личная причина, по которой ваш отец приговорил его к порке? — Когда Трэверс открыл рот, полковник быстро добавил: — Сэр Эндрю собирается посоветовать вам не отвечать на этот вопрос. Я прекрасно знаю, что вы не обязаны это делать. Но мне кажется, защите потребуется любая помощь. Несмотря на ваше галантное заявление в пользу мистера Уайта, он признает, что произвел один выстрел. Вы это знали? Голубые глаза девушки расширились, а краска сбежала с ее лица, на мгновение сделав его беспомощным. — Нет, — ответила она, бросив взгляд на Пейджа. — Но это ужасно! Если он признает, что сделал это… — Нет, он не признает, что произвел выстрел, убивший вашего отца. В том-то и беда. — Полковник Маркуис вкратце обрисовал ситуацию. — Так что, как видите, нам остается обвинить Уайта или, как говорит инспектор, сойти с ума. Вы знаете кого-либо еще, кто мог бы желать смерти вашему отцу? — Ни одного человека в мире. Напротив, его все любили. Вы, вероятно, слышали, каким снисходительным судьей он был. Никто из приговоренных им не питал к нему вражды. — А как насчет личной жизни? Вопрос явно удивил ее. — Личной жизни? Что вы имеете в виду? Конечно… — она поколебалась, — с отцом иногда бывало нелегко. У него были превосходные, гуманные принципы, он всегда стремился сделать мир лучше, но мне иногда хотелось, чтобы папа был более жестким в суде и на банкетах и более мягким дома. Пожалуйста, не поймите меня превратно! Папа был чудесным человеком и ни разу в жизни не сказал нам дурного слова. Но своим вежливым голосом он слишком любил читать нотации. Хотя, полагаю, это было для нашей же пользы… Пейджу впервые пришло в голову, что жизнь с либеральным и снисходительным судьей Чарлзом Мортлейком могла быть сущим кошмаром. Полковник Маркуис посмотрел на Трэверса: — Вы согласны с этим, сэр Эндрю? Трэверс с трудом отвлекся от маленького браунинга, который он подобрал со стола и вертел в руке.