Когда Трумэн рядом, она чувствует себя цельной. Когда их взгляды встречались, Мерси почти физически ощущала: какая-то отсутствующая частичка ее души с громким щелчком становилась на свое место. Каждый раз. Теперь, когда он стал частью ее жизни, без него ей никогда не ощутить себя цельной. И как я только раньше не замечала, что у меня не хватает важной части души? Хотя на самом деле Мерси знала, что ей чего-то не хватает. Она списывала это на нелегкую участь интроверта. Провела бесчисленные часы в одиночестве: занимаясь в школе, пытаясь обрести душевный покой у себя в домике, выполняя на службе одно задание за другим. Подгоняла себя, полная решимости заполнить эту пустоту удовлетворением от работы и других занятий. Все это время она шла по ложному следу… Мерси отстранилась и улыбнулась, ощущая нахлынувшее счастье. Словно она была растением под щедрым солнцем и дождем. Вдруг у нее перехватило дыхание: взгляд Трумэна омрачился. — Что-то не так? Взгляд стал обычным. — Всё в порядке. Если не считать убийств и стрельбы в парке. Он что-то скрывает. — Майкл надолго в больнице? — спросила Килпатрик. Ей стало не по себе из-за несоответствия между его взглядом и словами. — Врачи пока не знают. Как минимум несколько дней. Я пришел сюда перед тем, как ехать в Иглс-Нест, потому что хочу услышать твое мнение насчет кое-чего. Думаю, это может иметь отношение к твоему расследованию. — Не моему, — машинально возразила Мерси, прекрасно зная, что увязла в этом расследовании по самые уши. Уголки губ Дейли дрогнули в ответ. Он рассказал ей про визит в библиотеку Иглс-Нест. — И ты не уверен, что в библиотеку вломились в ту же ночь, что и в церковь? — уточнила Килпатрик. — Пятьдесят на пятьдесят. — Когда в последний раз в городе случался взлом? — Много месяцев назад. — А микрофиши уже просмотрел? — Пока не успел. Начну с номеров местной газеты, особенно того времени, что и выпуски «Орегонца». — А к какому времени относятся номера «Орегонца»? Трумэн ответил. Мерси быстро подсчитала в уме. — Сорок один год назад. — Почти сорок один, да. — А Саломее вроде около сорока? Она ведь по-прежнему главная подозреваемая в деле о взломе церкви, верно? Может, она искала какую-то информацию, которая касается ее рождения? Мерси понимала, что слишком торопится с выводами. — Я тоже об этом подумал и уточнил дату ее рождения. Она родилась через год после этих газетных выпусков. И я до сих пор не уверен, что в ту ночь в церкви была именно женщина. У единственного свидетеля не самое острое зрение. — Но разве нет церковных книг, особенно в маленьких городках, с перечнем всех крещений, венчаний и так далее? И, возможно, каких-то городских событий. Может, кто-то искал в церкви сведения того времени? Трумэн замер. — И почему я сам не догадался? — Потому что ты — грешник, никогда не переступавший порог церкви? — Неправда. Родители таскали меня туда силком, пока я не переехал. Но это была церковь в большом городе… — Он от души поцеловал ее в губы. — Спасибо за идею. Я еще раз поговорю с Дэвидом Агирре, хотя и не знаю, что за сведения нужно искать. — Я бы помогла, но сегодня занята… А библиотекарша разрешит тебе смотреть микрофиши в нерабочее время? Судя по выражению лица Дейли, он в этом сильно сомневался. — Попробую ее уговорить. 26 От библиотеки до церкви Трумэн решил пройтись пешком. Рут неохотно дала ему запасной ключ, пообещав устроить ад на земле, если он забудет запереть дверь. Шеф полиции убеждал себя, что пешая прогулка — возможность увидеть, как его город справляется со снежной бурей. Но на самом деле ему хотелось проветриться и выкинуть из головы назойливые воспоминания, которые он уже давно старался загнать поглубже. Дейли не желал вспоминать кривую дорожку, на которую свернул из-за Саломеи Сабин почти два десятка лет назад. Когда Дэвид Агирре признался, что встречал Саломею раньше, Трумэн прочел в его взгляде тот же страх и то же желание предостеречь других, которые вызвала Саломея у Трумэна. Он выдохнул в холодный воздух облачко пара — и вспомнил ту ночь. Лето, жара. Саломея увела его с вечеринки, как собаку на поводке. Предупреждение Майка Бевинса звучало в голове все слабее. Он последовал за ней к двери; его взгляд был прикован к ее заднице под облегающей короткой юбкой. Каждый из них держал кружку с пивом, пальцы их рук сплелись. Саломея оглянулась через плечо. В темных глазах читалось обещание неземных удовольствий. Трумэн тяжело дышал и спотыкался о собственные ноги. Они вышли во двор, она провела его мимо бассейна к шезлонгу неподалеку от разведенного кем-то костерка. Огонь горел слабо: гости предпочитали оставаться в охлажденном кондиционером доме, избегая удушливой жары. Наружное освещение было выключено, не считая подводных лампочек в бассейне. Небольшие языки пламени костра лишь усиливали возбуждение. Не выпуская руки Трумэна, Саломея легла на шезлонг и притянула его к себе. Его кружка с пивом упала на землю. Он выставил руку вперед, чтобы не повалиться ей на грудь. Саломея рассмеялась низким сексуальным смехом, от которого его мускулы напряглись. Трумэн хотел ее каждой клеточкой тела. Она поставила пиво на маленький столик, погрузила ладони в волосы Трумэна и притянула к себе. Накладные ногти пробежались по его голове, еще больше усиливая желание. Пламя отбрасывало пляшущие тени на ее лицо. Глаза в тусклом свете напоминали жидкий шоколад. Саломея облизнула губы, и Трумэн тут же приник к ним. Все мысли испарились. От поцелуя по венам разлился жар. Она была искусна: в каждом прикосновении ее языка и губ чувствовались опыт и уверенность в себе. Трумэн не был девственником, но из-за головокружения ощущал себя на пороге чего-то совершенно нового. Напряжение нарастало. Он прижался бедрами к ее бедру. В ответ Саломея рассмеялась ему прямо в губы низким вибрирующим голосом. Удовольствие ударило в голову. Это оказалось лучше всякого алкогольного кайфа. Он скользнул ладонью ей под майку; тело Саломеи выгнулось дугой, прижимаясь пышной грудью к его руке. На ней не было лифчика. Кожа на ощупь оказалась такой же шелковистой, как и ее язык. Я хочу посмотреть. Он оторвался от ее рта и стал стягивать с нее майку, обнажив одну грудь. У него перехватило дыхание при виде татуировки возле ее соска. — Больно было делать? — Чертовски больно, как будто ее делал сам дьявол. — Темные глаза смотрели с вызовом. — А что она означает? Три остроконечных цветочных лепестка, сходящихся в центре круга. — Это моя защита. — Защита от чего? Ее страстный взгляд оторвался от его глаз и скользнул ниже, к талии. Намек ясен. Уж от меня-то ей точно не нужна защита. Трумэн опустил голову и медленно провел языком по татуировке. Саломея ахнула. Ее кожа слегка отдавала солью, духами и ароматами земли вперемешку с хмелем и зерном. Бедра приподнялись, голова откинулась назад, рот приоткрылся. Губы блестели в свете костра. Он снова стал хватать ртом ее губы, и она коснулась его ремня. Да! — Подожди секунду… Трумэн слегка отстранился. Саломея поправила майку, потянулась за крошечной сумочкой, которую положила рядом с пивной кружкой, и стала рыться внутри. — Отпусти-ка меня на минутку. Он отодвинулся — их ноги переплелись — и откинулся на спинку шезлонга, не сводя глаз с ее сумки и ожидая увидеть презерватив. Вместо этого Саломея вытащила маленький пузырек и направилась к костру. Оглянулась. Ее глаза были неразличимы в темноте. — Подойди и встань рядом. По-прежнему полный предвкушения, Трумэн повиновался. Она откупорила флакон и прикрыла глаза, что-то тихонько напевая. Слов не разобрать. Быстрым движением Саломея высыпала порошок из флакона в огонь. Пламя резко вспыхнуло в темноте и медленно погасло. В нос Трумэну ударил экзотический аромат, ноги словно превратились в желе. По спине пробежал легкий холодок страха.