А я ведь не первый раз ночую в отделе. Всякое раньше бывало, в общем, забирали-то меня не раз. Но в те разы как-то полегче было. Камера общая, хоть кому-то да передачку принесут, на перекуры выводили и по нужде. Не то, чтобы с комфортом отдыхал — всё та же узкая скамейка и человек десять на ней, но всё же я не переставал ощущать себя человеком. Здесь же я точно знал, что прав у меня не больше, чем у гусеницы. Её тоже никто не спрашивает, хочет ли она стать бабочкой, когда приходит время окукливаться. Мне же превращение в бабочку не светило, однако, свернувшись кое-как на скамейке, я чувствовал, что обрастаю пупарием, который сковывает меня похлеще наручников, почти парализует. На самом деле, я просто замёрз. А от неудобной позы нарушилось кровообращение. Я пытался провалиться в сон, но вместо уютного небытия, мною овладевал болезненный морок. Меня знобило так, что это больше походило на судороги. Кажется, я умудрился простыть. И мне бы сейчас горячего чаю с малиной, а потом под одеяло и спать, к утру точно бы всё прошло. Но я всё ещё здесь, в маленьком мрачном аквариуме в роли больной золотой рыбки. Сил не осталось. Когда дверь камеры открылась, я даже не пошевелился, настолько стало хреново. — Ты там сдох, что ли? — голос дежурного звучал будто сквозь толщу воды. Ну, всё верно, я же аквариумная рыбка. И, кажется, эта рыбка умудрилась утонуть. Только не в воде, а в своих собственных мерзких ощущениях. В горле саднило. Пересохший язык едва ворочался во рту. Мне бы воды сейчас. Но даже попросить нет сил. — Давай вставай, за тобой пришли, — крикнул мент. И я открыл глаза. Мир никуда не делся и даже рухнуть больше не пытался. Я отлепил себя от скамейки и попытался встать. Воздух вдруг стал жёстким и колючим, он никак не хотел пролезать в дыхательные пути. От кашля в глазах потемнело. Ох, плохи мои дела… — Можно мне воды? — хриплым голосом произнёс я, всё ещё не вставая на ноги. Встать отчего-то невыносимо страшно. Словно под ногами тут же разверзнется пропасть. И потому лучше ещё немного посидеть. Да уж, двусмысленное выражение. Дежурный брезгливо поморщил нос и вышел. Камеру при этом он не запер. Умышленно или случайно — я так и не понял. Но первой мыслью было: «Бежать!». Но только мыслью. Потому как мог сейчас разве что уползти. Мент, как ни странно, вернулся с пластиковой бутылкой воды. Маленькой такой бутылочкой, к тому же ещё и ополовиненной. Он молча протянул её мне, а я в два глотка прикончил жидкость. Хотелось ещё, но я понимал, что большего мне тут не светит. Однако в мозгах немного прояснилось. Мне пришло в голову, что обезвоживание чем-то похоже на похмелье. Ага, зависимость от воды, называется. Точь-в-точь абстинентный синдром. И я даже представил, что могут быть такие существа, у которых в крови течёт какая-нибудь жидкость на спирту, а разбавляют они её простой водой. И от воды же пьянеют. Кажется, не то миф такой был, не то книжка какая фантастическая. Мне от этой мысли даже повеселее как-то стало. Словно я, в самом деле, опьянел. — Ну, долго ещё тебя ждать? — напомнил о себе дежурный. Вот тогда я всё-таки встал. Голова слегка кружилась, да и место ушиба ныло, но я вполне мог идти. Осторожно так переставляя ноги и держась за стеночку. Мы прошли по коридору, но вместо выхода на улице, мент вдруг завёл меня в другую камеру. Только не стеклянную, а похожую на клетку для зверей, состоящую из редких вертикальных прутьев — сразу видно, на крупного зверя рассчитанная. И я уже хотел возмутиться, дескать, что это такое? Из одной камеры в другую человека пихать! Как вдруг увидел за решёткой Ритку. Она сидела на скамейке, сложив руки на коленях, грустная такая, на меня даже не смотрела почему-то. Мент открыл решётчатую дверь, и мы с ней оказались в одной камере. — А тебя-то за что? — удивился я, подходя к бывшей жене. — Ты о чём, Юрик? Ритка тоже встала, и теперь мой взгляд упёрся в её округлый живот. Вот тут я растерялся окончательно. И как-то неловко потянул руки к её животу, словно хотел убедиться в его реальности. Я же знал, что детей у неё быть не может, какая-то врождённая патология или сбой генетики, она говорила, да только я забыл. А тут вдруг такое… — Это… это от меня? — еле слышно выдохнул. — Ну, ты совсем, что ли? — она тихо засмеялась. — Мы с тобой когда разошлись, помнишь? Вроде учёный, а сроков беременности не знаешь. Тоже мне, биолог. — Биохимик, — поправил я. И, в самом деле, мы же с ней последний раз ещё до алкокалипсиса виделись. А она и не изменилась совсем. Всё тот же пронзительный, я бы даже сказал ядовитый взгляд, вся такая изящная, с тонкими длинными пальцами, украшенными устрашающим маникюром, всё так же отбрасывает с лица длинные смоляные кудри. Красивая… Она, в самом деле, чем-то напоминала булгаковскую Маргариту. Вот только я до Мастера не дотягивал. — Да без разницы, — огрызнулась она. — Пошли уже. И она вдруг вышла из камеры, только через другую дверь. Оказалось, это и не камера вовсе, а просто закрытый проход между коридорами. Точнее, сейчас открытый. — Ты пьяный, что ли? — спросила она, не оборачиваясь. — У меня торпеда. — В заднице, — зачем-то добавила она. — Вот подкинул же ты мне проблем. Думаешь, легко сейчас куар на другой конец города получить? Ты только чип не забудь себе поставить, чтоб я больше не дёргалась. — Рит, погоди, — она шла и говорила так быстро, что я не поспевал ни за её шагом, ни за её мыслями. — Что за хрень тут творится, можешь объяснить? Она замолчала, но я слышал её нервное дыхание. Ритка умеет весьма выразительно пыхтеть, когда недовольна. Вот и сейчас она с шумом вдыхала и выдахала через нос. — По дороге объясню, — она остановилась, резко повернулась и строгим взглядом учительницы посмотрела на меня. — Тебе, кстати, куда? Я только плечами пожал. На проходной нас ненадолго задержали. Ритка какие-то документы подписала. Мне же ничего не показали и на подпись не дали. Ну, оно и понятно, меня тут за человека не считают. Я тут домашнее животное, которое, наконец, забрали из приюта. Снова почувствовал себя золотой рыбкой. Разве что не в стеклянной банке. Ритка приехала за мной на машине. Я помню, как мы с ней эту тачку покупали. Только в первых числах алкокалипсиса кредит за неё и закрыл. Вообще-то, машину я брал себе, но так как в те времена предпочитал пьянствовать, за руль всё чаще садилась Ритка. А потом я и сам привык, что это её машина. Впрочем, мне не жалко. Когда мы разводились, мне точно ни к чему были колёса. Разве что с целью лишиться прав. Она вытащила брелок сигнализации, нажала на кнопку, и автомобиль отозвался коротким сигналом. — Так куда тебя отвезти? — спросила она. — Для начала к супермаркету, тут недалеко. Может, видела, там витрина разбита. — Ага, видела, — Ритка заулыбалась. — Хочешь ещё одну разбить? — Да нет, я там оставил кое-что. До этой точки мы доехали в два счёта. Магазин по-прежнему не работал, что и не удивительно. Я вышел из машины, огляделся по сторонам. — Пафнутий! — позвал я не очень громко. Сумку свою я тоже найти не смог. Эх, а я-то надеялся, что люди здесь не водятся. Впрочем, их я по-прежнему не видел. Что ж они все по домам сидят, что ли? Только сумку мою стырили и обратно по норам разбрелись. — Пафнутий! — позвал громче. — Юрик, ты чего? — Рита тоже покинула автомобиль и теперь наблюдала за мной. — Кто такой Пафнутий? У тебя совсем крыша поехала? — Пафнутий! — крикнул я во всю глотку, уже не стесняясь бывшей жены. И тут заметил какое-то шевеление за разбитым стеклом. И ещё кое-что было не так. Стеллажи с продуктами раньше стояли ровно, а теперь свалены в кучу. Словом, кто-то там хорошенько набедокурил. Из витрины вывалился приличный кусок стекла, такой, что внутрь без особого риска мог бы пролезть человек. Именно это я и сделал в следующую минуту. — Юрка! — послышался голос Ритки. — Не смей! Я больше за тебя ручаться не стану! Ты куда полез, придурок⁈ Но я её уже не слышал. Я увидал Пафнутия, сытого — он стеллажи не абы какие повалил, а с колбасой. Пёс радостно залаял, а потом схватил что-то в зубы и побежал на меня, расшвыривая лапами продукты. — Пафнутий! — я радостно обнял его и заметил, что умный пёсик не колбасу мне притащил, а сумку. — А ты, я смотрю, зря времени не терял. Хороший, хороший пёс! И мы с ним спешно покинули территорию супермаркета всё так же через разбитую витрину. На Ритку смотреть было страшно. Казалось, ещё минуту, и её глаза начнут метать молнии. А руки — что потяжелее. — Я это, — она ткнула пальчиком в собаку, — в своей машине не повезу, — и встала в позу. — Рит, он хороший, — я присел рядом с Пафнутием, обнял его за шею. — Он не будет портить обивку. — Да у меня весь салон псиной провоняется! — Я тебе химчистку оплачу, у меня деньги есть. — Деньги? — она рассмеялась. — Да кому твои фантики нужны? Все деньги теперь хранятся в чипе, — Ритка постучала пальцами по тыльной стороне ладони левой руки. — И называются баллами. Откуда у тебя могут быть баллы, если ты даже не чипирован? — Я сам помою! — Как же, дождёшься от тебя. Ритка ещё некоторое время недоверчиво поглядывала на нас с Пафнутием. Потом всё же махнула рукой. — Ладно, грузи своё чудище. — Пафнутий не чудище, — произнёс я и усадил пёсика на заднее сиденье. Всё-таки ум Пафнутия меня восхищал. Пёс не только сообразил, где ему укрыться и раздобыть еды, но и сумку мою уберёг. На всякий случай я проверил, не разбился ли холодильник. Пошарил руками в сумке — целёхонек! — Так куда тебя отвезти? — спросила Ритка, трогаясь с места. Машина медленно покатила по улицам, всё таким же безлюдным. — Так-то мне в НИИ надо. — Напомни, где это? — Ты забыла, где я работал? До конца по Ленинскому, возле Пушкинской набережной высадишь меня, я там дойду, — в горле снова пересохло, я кашляну. — У тебя воды в машине нет?