— Мне кажется, я ее зимой несколько раз видела. А подошла она… в тот день, когда, ну, когда Ленька пропал… я еще не знала ничего, а тут эта сумасшедшая… я испугалась даже. Выслушав Лелино приблизительное описание страшной старухи, Вершина подтащила к себе громоздившийся на левом углу стола телефонный аппарат: здоровенный, квадратный, с окошечком, где высвечивался номер — набранный или входящего вызова. Похожий телефон стоял в их первой с Ленькой квартире больше двадцати лет назад, тогда такой аппарат выглядел невероятно круто, сегодня же смотрелся почти убого. Настучав что-то по кнопкам, следовательша быстро заговорила в трубку: — Матвеич? Вершина беспокоит. Не в службу, а в дружбу… да знаю, знаю, бесплатно только птички чирикают… за мной не заржавеет, не боись. А скажи мне, друг ситный, вот что: нет ли на твоей земле, ну, среди контингента, такой, знаешь ли, колоритной бабуленции? Скорее всего бомжиха. В джинсовой панаме и одежек как на капустном кочане, но сама более-менее субтильная… Росту среднего, с меня примерно, волос под панамой не видно, но точно старуха, морщины, как Дарьяльское ущелье… Да? — Она быстро почеркала что-то в потрепанном клетчатом блокноте. — Ясно-понятно. А попрошайничает эта красавица агрессивно или на жалость давит? Вот оно что… Ладно, бывай. Бросив трубку в предназначенное ей гнездо на сером телефонном корпусе, она поглядела на Лелю. Непонятно поглядела — не то недовольно, не то, наоборот, сочувственно: — Есть в вашем районе подходящий персонаж. Старуха то есть. Не совсем бомжиха, но почти. Ну и с головой у нее не так чтоб хорошо. Правда, до сих пор она вроде бы ни на кого не нападала. Обычно просто встает рядышком и смотрит в упор, чтоб, значит, денег дали. — На меня она тоже не нападала, — жалобно проговорила Леля. — Только гадости говорила, ну вроде бы угрожала. Карами небесными грозила. И… когда я хотела ей денег дать, сказала, что я могу свои деньги… — Она смутилась. — Очень грубо, в общем, сказала. И денег не взяла. — Ну, всякое бывает, — подытожила Вершина. — Бабуся и так с головой не дружит, может, у нее еще какие-то… винтики перевинтились. Скажу ребятам, пусть айболитам ее покажут, не пора ли госпитализировать. Если она опасна стала… Ну а то, что она набросилась на вас в тот самый день, когда пропал ваш муж, это, конечно, чистой воды совпадение. Ну да, подумала Леля горько. Вся жизнь — череда совпадений. И выстрел пушки ровно в тот момент, когда старуха завершила свое представление, — тоже, конечно, совпадение. — О! — обрадовалась вдруг следовательша. — Молодец Матвеич, быстро как подсуетился. Ну-ка гляньте. — Она повернула к Леле монитор, с которого скалилась неопределенного пола физиономия, обрамленная седыми космами. — Ваша? Леля вгляделась, покачала головой неуверенно: — Не знаю. Н-нет. По-моему, не она. — Общее впечатление или что-то конкретное? — деловито уточнила Вершина. — Зубы… Да, точно, зубы. У этой огрызки, а у той были все на месте. — Поня-атно, — протянула следовательша. — Целые зубы — это интересно. Чтобы у бомжихи… Ладно, поглядим. Больше никто вам не угрожал? Угрожала Леле собственная свекровь. Все эти дни и ночи — главное, ночи! — она звонила и кричала в трубку. Кричала всегда одно и то же, что Леля — убийца: — Добилась своего, дрянь?! Я тебя собственными руками удавлю! Лидия Робертовна звонила непрерывно — до тех пор, пока Иван Никанорович не настроил в Лелином телефоне какие-то непонятные ей «фильтры». Через эти «фильтры» звонки свекрови не пробивались. Леля Лидию Робертовну жалела. Но сейчас следовательша смотрела так требовательно и одновременно так сочувственно, что она сказала, покачав головой: — Мне свекровь постоянно угрожает. Только это же… — Давно угрожает? — Ну… вот… сейчас… Кричит, что это я его на тот свет отправила. Ну… она… Она никогда меня не любила, считала, что мне от Леньки только деньги нужны, что жену ему надо нормальную, а не такую, как я. — Понятно. Она ему, случайно, невест на ваше место не подсовывала? — Не знаю. Он не говорил. — Понятно, — повторила Вершина. — И, простите, я вынуждена спросить: у него была любовница? — Что вы такое говорите? — опешила Леля. — Да мы… Да Ленька… — Арина Марковна. — Адвокат, сидевший до того тихонько с краю стола, приподнялся, покачал укоризненно головой, практически нависая над бестактной следовательшей. — Что вас так шокировало? — усмехнулась та. — Могу еще спросить, не говорил ли он о разводе. Вместо того чтобы закричать, возмутиться, стукнуть по столу, Леля вдруг ответила совершенно спокойно: — Нет. Сядьте, Игорь Анатольевич. Арина Марковна выполняет свою работу. Семьи разные бывают, и нас она вовсе не знает. Нет, Леня никогда не говорил о разводе. И про любовниц мне ничего не известно. — Вот и что нам теперь дальше со всем этим делать? — вздохнула следовательша. — Семья у вас была крепкая, проблем со здоровьем у вашего мужа не наблюдалось, про возможных врагов (от бизнес-конкурентов до обиженных любовниц) вы ничего не знаете. Леля помотала головой: — Ничего такого. Да он бы никогда не стал… — Не стал — что? — Не стал бы мне рассказывать. Я все равно ничего в бизнесе не понимаю, и зачем меня попусту тревожить? Он очень меня оберегает… всегда. Арина автоматически отметила это «оберегает». Госпожа Гест произнесла глагол в настоящем времени. И не поправилась. Не хочет верить, что муж погиб? Или все-таки знает что-то? Хотя скорее, конечно, первое. — А может, его похитили? — спросила вдруг Леля. Лишь едва дрогнувшая бровь выдала удивление Вершиной: — Вот как? К вам уже кто-то обращался с требованиями? Выкуп? Бизнес-уступки? Леля покачала головой — мол, нет, ничего такого не было. Но глаза ее почти сияли: похоже, мысль о похищении пришла ей в голову только что — и моментально в измученной душе пробудилась надежда. Арина только вздохнула. Версия о похищении выглядела еще более сомнительной, чем убийство или самоубийство. Место, способ — бред, честное слово. Нет, если бы в операции участвовал кто-то знакомый, все несложно: подойти, улыбнуться, зажать нос тряпкой с хлороформом или из баллончика брызнуть. И унести безжизненное тело. Вот только как это проделать, не оставив никаких следов: ни от колес машины, ни от обуви. Инопланетяне его, что ли, похитили? Хотя если подлететь на вертолете — безумно, в стиле Голливуда, но технически возможно. Собака, впрочем, в вертолетную версию не вписывается. Не говоря уж об отсутствии требований. Но проверить надо, иначе начальство живьем съест. — Кстати, — она встряхнула головой, возвращаясь к реальности, — почему-то в компании «Гест-инвест» совсем нет снимков вашего мужа. Только в личном деле — крошечная, двадцатилетней давности. У вас ведь наверняка есть его фотографии? — Фотографии? — переспросила Леля, нахмурилась. — Ну… да, наверное. Я поищу. Прямо вам принести? — Да, пожалуйста. Игорь Анатольевич предупредительно распахнул дверь следовательского кабинета. Леля на мгновение задержалась на пороге, поглядела вправо, влево. Дима в коридоре не было. Не успел, значит. Неужели придется и назад с этим печальным осликом ехать? Еще и молчун, каких мало. — Сейчас я вас домой отвезу, — сообщил он. Леля помотала головой: нет, спасибо, прогуляюсь по свежему воздуху, благо назойливых журналистов не видать. Вообще-то она изрядно устала от беседы со следовательшей, и домой хотелось поскорее, но перспектива опять ехать с этим… господином Иа ее почему-то пугала. Хотя, конечно, бояться собственного адвоката — глупость несусветная. И Дим вряд ли стал бы ей кого-то негодящего подсовывать. Но что-то Лелю смущало. Что-то за этим «серым фасадом» было. Что-то тайное, старательно скрываемое. Не обязательно плохое, но… * * * Припарковаться у следственного комитета оказалось негде. Пришлось, обогнув квартал, заехать в подворотню на противоположной стороне. Двор, в который она вела, был серый, мрачный и не слишком чистый. Но Дим решил — сойдет, вряд ли сюда явится эвакуатор. Когда он вынырнул из подворотни, из дверей следственного комитета появился Коркин и за ним Леля. Они остановились на минуту, адвокат что-то ей говорил, Леля качала головой, глядя куда-то в сторону. Дим хотел ее окликнуть, но кричать через улицу показалось глупо, а тут еще и телефон зазвонил, пришлось отвечать. Когда разговор закончился, ни Лели, ни адвоката на крыльце уже не было. Причем разошлись они — Дим видел краем глаза — в разные стороны. Мысленно обругав Коркина «на все корки» — разве можно Лелю сейчас одну оставлять?! — он торопливо набрал ее номер. — Да, Дим, — ответила она на удивление спокойным голосом. — Да не беспокойся ты так, я в порядке… Насколько это возможно, — добавила она с горьким смешком. — Под машину не попаду, журналистам на глаза, надеюсь, тоже. Игорь Анатольевич предлагал меня домой отвезти, только… Дим, ну правда, спасибо тебе, но не надо так надо мной трястись. Я ведь не грудной младенец. Пройдусь немного, не повредит. Я же за эти дни ни разу не оставалась одна. Ну почти. Надо уже как-то в самом деле… — И Леля отключилась. Диму показалось, что в последний момент он услышал всхлипывание, но перезванивать не стал. Во-первых, до обозначенного времени визита в следственный комитет оставалось не больше пяти минут. Во-вторых, Леле неплохо было бы поплакать. И, в-третьих, она права: побыть уже наконец одной — тоже не самая дурная мысль. Молодец, Леля, хорошо держится. Да, жаль ее ужасно, мог бы — набил бы сейчас Леньке физиономию! Но ключевые слова — «мог бы». Туда, где Ленька сейчас, не дотянешься. Поэтому надо как можно лучше справляться с тем ворохом дел, который остался здесь. Начиная с посещения здания на той стороне улицы. — Следователь Вершина. Арина Марковна, — довольно угрюмо представилась коротко стриженная девица в полосатом сине-зеленом свитерочке, похожая на кого угодно, только не на следователя. Даже висящий на спинке стула форменный китель казался случайным элементом, не имеющим к хозяйке кабинета никакого отношения. Дим мысленно усмехнулся — что за стереотипы? Жизнь не кино, здесь все по-другому. Девица, кстати, несмотря на официальное выражение лица, была вполне симпатичная. Если бы его интересовали подобные вещи, он обратил бы внимание на то, как свитерок подчеркивает зелень глаз, высокие скулы, бледно-золотистый, слегка смугловатый тон матовой кожи и прочие… достоинства. Но Дим симпатичность девицы оценивал чисто автоматически, по профессиональной привычке. Как любовался бы, скажем, красотой архитектурного сооружения — вчуже. Его интересовало совсем другое. Например, скорейшее завершение «проверки по факту предполагаемой смерти». Хотя бы потому, что на Лелю уже смотреть было страшно. А пока не завершится «проверка», ни о каком возвращении ее к жизни и мечтать нечего. Девица же оказалась въедливая. С одной стороны, понятно: все-таки он — практически единственный свидетель… происшествия. Пусть и проспавший его. Но откуда известно, что он все проспал? Только с его собственных слов. Поэтому многочисленные вопросы вокруг рыбалки вполне естественны. Как часто вы ездили вместе? По чьей инициативе? А в этот раз? Часто ли встречались помимо рыбалки? Вам лично нравится рыбачить? А почему ездили? А это нормально, что вы спите до полудня, а друг отправляется на лед? Хотя вовсе Дим и не до полудня спал. Много ли выпили вечером? Зачем пригласили местного жителя? Не случилось ли между вами ссоры? Хотя бы небольшой? Часто ли вы вообще ссорились? Давно ли дружите? И так далее, и тому подобное. Это бы все ладно. Но девицу почему-то страшно заинтересовало то, что Дим, оказывается, входил в совет директоров холдинга «Гест-инвест». Как это понимать, если у вас собственный бизнес, к «Гесту» отношения не имеющий? Его агентство (слово «салон» Диму не нравилось, так себя любая парикмахерская именует, а «агентство» звучит и непафосно, и в то же время достаточно солидно), если честно, к «Гесту» некоторое отношение имело: давным-давно, когда все только начиналось, Ленька помог с деньгами — на оборудование, на открытие, на первоначальную раскрутку. Но тот заем Дим выплатил сто лет назад. Ленька предлагал долг «простить» — в обмен на проценты с доходов (он любил так вот вкладываться), однако Дим предпочел самостоятельность. Так что сегодня «Рериховский бьюти-центр» и впрямь от «Геста» ничуть не зависел, поэтому давние сложности зеленоглазой следовательше Дим растолковывать не стал. А про совет директоров разъяснил словами Леньки, который в свое время уговаривал Дима чуть ли не со слезами: очень, дескать, требуется кто-то безусловно свой, чтобы нужные реплики в нужный момент подавать. Нечасто, никаких лишних забот это стоить не будет. Кто ж знал, что так вот все повернется. Недаром Дим тогда упирался — как чуял, ей-богу. Но Леньке же невозможно отказать, уговаривать он лучше всех на свете умел. К тому же все-таки Дим был другу обязан. Тот никогда, боже упаси, не то что не напоминал об этом, даже тени намека не допускал — но Дим-то все равно помнил, кому обязан своим успехом. Нет, успеха он добился собственными силами и талантами, однако камни-то для фундамента кто помог заложить? Вот то-то. Про моральные обязательства он следовательше, конечно, тоже докладывать не стал. Только объяснил, зачем Леньке это было надо. Леньке. Не ему, Диму. Но следовательша почему-то докапывалась истово. Словно и впрямь намеревалась что-нибудь раскопать. Хотя какое там «почему-то», все ясно. Мотив типа. Она даже намекнула, что, мол, бизнес-то, по сути дела, теперь в его, Димовом, распоряжении остался. Совсем смешно. Пришлось напомнить, что без доказанного факта смерти вступление в права этого самого наследства откладывается на семь лет. Юридически-то Ленька не умер — без вести пропал. Нет-нет, на деятельности холдинга это никак не может отразиться. Нет, он не собирается выходить из совета директоров. Как минимум пока Александра Игоревна не сможет взять бразды правления в свои руки. До тех пор кто-то же должен сохранять «генеральную линию». Дим знал, разумеется, что Лелька никогда никакие «бразды» не возьмет — по многим причинам, — но говорить об этом девице в полосатом свитерке не стоило. Лишние сложности. И, черт побери, лишнее время. Потраченное, по сути, впустую. И так-то госпожа Вершина тянула из него жилы чересчур долго. Ему-то как с гуся вода, но каково же Лельке пришлось. Поэтому следовательшу Дим, можно сказать, невзлюбил и попрощался предельно холодно (хотя вряд ли девица это заметила), даже дверью слегка хлопнул. Арина задумчиво глядела на скрывшуюся за дверью спину господина с оригинальной фамилией Рерих. Спина была ничего так себе. Убедительная. В отличие от речей этого самого… господина. Врет, решила она. Но — в чем? Сам утопил своего друга? М-да, более чем сомнительно. Судя по следам, господин Рерих подходил к ледовой промоине всего один раз. И за ним — дед Кузьмич из соседней деревни. Она не поленилась не только изучить сделанные районными полицейскими фото, но и на место съездила. Хотя это было вовсе не обязательно. Случай-то очевидный. Ведь действительно — тонут каждый год. Мелкий, будем честны, случай. Эх, встретится ли среди этой бытовой мелочовки настоящее дело? Когда Арина — только-только после университета — приступила к работе, ей повезло дважды: нашлось место в Питере, и главное — у начальника, о каком можно было только мечтать. Иван Никитич Палий, сам практически легенда, не старался придерживать молодежь. Памятуя о собственном профессиональном пути, он был уверен: никакое образование следователя не сделает, только опыт. Причем не столько успехи, сколько ошибки (никто от них не застрахован, главное — не допускать оплошностей уж вовсе непоправимых, прочие же не прятать под стол, а не лениться и не стыдиться исправлять). Нет, контролировал, разумеется — чтобы допущенные по молодости, по неопытности ляпы не вредили делу. Но и на коротком поводке не держал и не боялся давать молодняку вполне серьезные дела. Арине довелось расследовать целых три убийства — не какие-то там пьяные драки, а настоящие убийства, с хитрыми замыслами, с равновероятными подозреваемыми, и все такое. И она справлялась! Ну… в двух делах ей Иван Никитич помог, да, но сам сказал, что в целом она молодец и настоящий следователь! А чего теперь вспоминать и сокрушаться! Иван Никитич ушел на пенсию, растит кабачки где-то в Краснодарском крае. Или, может, не кабачки, а виноград. Беда в том, что вместо того, чтобы повысить кого-то из «зубров», в кресло начальника усадили «варяга». Чьего-то протеже. Из-за этого и еще из-за фамилии Чайкин нового командира окрестили Чайником. Весь поглощенный мыслями о карьере, он страшно боялся, «как бы чего не вышло», поэтому молодняк получал дела по остаточному принципу. Все сколько-нибудь сложное и интересное доставалось «зубрам», Арине же, хотя и имеющей уже за плечами какой-никакой следственный опыт, как и прочим, которых Чайник считал салагами, приходилось ковырять ДТП и нарушения техники строительной безопасности. Ну или вот как сейчас — проводить доследственную проверку по факту происшествия. Где, ищи не ищи, ничего не откопаешь! Зато не дай бог забудешь дело в сейф убрать! За соблюдением порядка Чайник следил истово. Она с грохотом захлопнула тяжелую железную дверцу. И тут же подумала: интересно, а почему этот лучший друг утонувшего бизнесмена, уходя, дверью саданул? Не с размаха, но Арина заметила. На что рассердился? На длительность допроса или на чрезмерную ее, Арины, въедливость? А может, это у нее уже профессиональная деформация начинается? Или устроенная журналистами вакханалия так действует? Почему-то если в результате несчастного случая гибнет слесарь дядя Вася, никого сей факт не удивляет и не волнует — ну, кроме близких. А если вдруг тонет во время купания или там рыбалки сколько-нибудь медийная персона — все, тушите свет, сливайте воду! Месяц будут изобретать конспирологические версии. Как будто высокий статус делает человека неуязвимым. Верно классик сказал: беда не в том, что человек смертен, беда в том, что он внезапно смертен. Ей ли, Арине, не знать, как жизнь щедра на нелепые случайности. Но сейчас ей очень хочется, чтобы этот никчемный случай оказался — Делом! Соскучилась она по нормальной работе, вот и все.