– Ты охраннику скажи, что я свой, он меня уже раз выставил! – обиженно сообщил Серега. Пришлось позвонить нашему консьержу, Виктору Андреичу, бывшему военному, человеку крепкому, не расстающемуся с дубинкой, и после одного происшествия очень не любящему молодых ребят, идущих ко мне в гости. Пока серчер поднимался, я натянул джинсы, подумал мгновение, но за пистолетом в сейф лезть не стал, взял со столика ключи с брелоком-куботаном и сунул в карман. На всякий случай. Впрочем, когда я открыл дверь и впустил Серегу, даже эта перестраховка показалась мне смешной. Серчер хоть и раздался в плечах, но был почти на голову меня ниже и такой возбужденно-радостный, что подозревать его в злодейских планах не стоило. – Половина первого, – сказал я и зевнул. – Я рано ложусь. – Извиняй, – Серега махнул рукой. – Да я сам уже собирался дома быть, опять мамка все мозги проест… Он с любопытством огляделся, спросил, понизив голос: – Твоих не разбудим? – Серега, я не школьник. Я один живу, – ответил я. Серчер надулся: – Я тоже не школьник… почти. Короче, я тут кристаллик надыбал, хороший гринк… ну как хороший, неплохой, решил сразу в Комок сбросить… – На Леонтьевском? – уточнил я. – Ага. – Рядом где-то нашел? – поинтересовался я. Глаза у Сереги забегали. Нашел он кристалл, ясное дело, рядом. На нашей территории. Потому и решил сразу от него избавиться. – Нет, у нас, на Малой Бронной… – Забудь, – сказал я. – Ну, нашел, чего дальше? – Продавец спросил, знаю ли я тебя, – выпалил серчер. – Я, конечно, говорю: «Знаю, бывали вместе!» А он тогда попросил: «Сходи, говорит, к Воронцову домой, передай, чтоб ко мне зашел!» Да уж, необычно. Продавец чего-то попросил! Понятно, чего Серега такой взбудораженный. – Что дал за это? – поинтересовался я. Серега не стал отпираться, очень уж ему хотелось похвастаться. – Во! – Он бережно достал из кармана джинсов узкий футляр, открыл. Там лежали поисковые очки. С виду обычные зеркалки, только в них кристаллики, за которые у Продавца можно купить что угодно (хоть мотоцикл «Харлей Дэвидсон», хоть бриллиантовое колье для подруги), сразу видны. На дужке очков был крошечный светодиодный фонарик. Хорошие очки, дорогие. У меня самого такие. – Подарил? – заинтересовался я. – Продал, за гринк. А таблетки, которые я хотел купить, подарил. Они еще дороже стоят. – Ты бы с таблетками завязывал, – сказал я, хмурясь. Что от меня надо Продавцу? Такого срочного, чтобы посылать среди ночи гонца? – Таблетки не наркота! – оскорбился Серега. – У меня дед – диабетик. Лекарство экспериментальное, восстанавливает поджелудочную, прикинь? Говорят, никакого инсулина больше не надо. – Молодец, – одобрил я и похлопал Серегу по плечу. – Хороший внук. Ладно, спасибо, я зайду в Комок. – Ты это… ты сейчас иди! – занервничал Серега. – Он сказал – пусть Максим сразу идет! Это я и так понял, но надо же было держать марку. – Подумаю, – сказал я. – Продавец велел передать: у него есть то, что тебе очень нужно! – выпалил Серега и довольно ухмыльнулся. – Эй, гонец! – Я не удержался и постучал парня по лбу пальцем. – А что еще важное ты забыл передать? Серега не обиделся, видать, понял, что перегнул. – Нет, всё. – Адрес мой Продавец сказал? – Нет, я в кафешку заглянул, где ваши сидят. Спросил у Виталия Антоновича. Я вздохнул. Мы, конечно, теперь с нашим старшим в особых отношениях. Но плохо, что он знает о неожиданном интересе ко мне со стороны Продавца. Лишнее это. – Ясно. Спасибо, Серега. – Нельзя с тобой в Комок? – спросил серчер. Понятное дело, ему было до жути интересно. – Нет, – ответил я. – У меня с Продавцом свои терки! Серега и не рассчитывал, конечно, что я его прихвачу с собой. Он и без того был счастлив перепавшим на халяву очкам, да и что рассказывать в компании ему теперь найдется. – Пойду, – сказал он. – Ты это, сходи сейчас. Продавец все-таки. Я кивнул, закрыл за ним дверь. Прислонился к косяку. Постоял. А потом сказал тихонько: – О, да! От Продавца мне была «очень нужна» только одна вещь. У них, конечно, можно купить всё, что есть на свете, – статую Венеры Милосской, шапку Мономаха или пригоршню изумрудов. Но мне-то нужно другое. Рубашку я надел яркую – сине-желтую «гавайку» чуть больше размером, чем мне нужно. Подумав, набросил подаренный когда-то Продавцом плащ. Во-первых, ему будет приятно, во-вторых – плащ хорошо спрячет кобуру. Да, времена сейчас стали поспокойнее, но придурков ночами все-таки хватает. Пару недель назад я на таких наткнулся у самого Комка. Но в тот момент, как я теперь понимаю, во мне проявился пришелец, Высший, разбиравшийся в происходящей на Земле заварушке. Если бы незадачливые грабители этого не почувствовали, им бы пришел конец. Теперь Высшего не было. Я сам по себе. А мне нельзя умирать по-глупому. У меня очень большие планы на эту жизнь. Ночь и впрямь стояла хорошая. Я дошел до памятника Тимирязеву, насчитав по пути десятка два одиноких прохожих и несколько больших компаний. Люди просто гуляли, шли из гостей и ресторанов. Доносился смех, взбудораженные алкоголем, но не агрессивные голоса. Прошла целая группа китайских туристов, фотографирующих ночные улицы. Гид что-то певуче им рассказывал. Центр, даже после полуночи народ гуляет… Над головой сияло лунное кольцо. Наш бедный спутник, разваленный Инсеком на фрагменты, вращался вокруг планеты в виде пояса астероидов. Среди мелких и крупных обломков плыл угловатый осколок – Селена, самый большой кусок прежней Луны. Где-то на нем было место посадки «Аполлона-11», но американцы утверждали, что в процессе разрушения Луны историческое место было утрачено. Не знаю, как так вышло, если с Земли смотреть – так все кратеры на месте, поверхность казалась не сильно поврежденной. Селена походит на широченный конус, вырезанный в Луне поворотом исполинского лезвия и навечно обращенный к Земле основанием. Со спутников снимали обратную сторону Селены. Там неровным багровым шаром светится остывающее ядро, расползшееся, раскинувшее застывшие каменные острия. Красиво и жутко. А еще где-то там космический корабль Инсека. Я на нем был. Жаль, что ничего не видел, кроме одного-единственного коридора и полудохлого пришельца… Шел я по Тверскому бульвару, идти тут всего ничего, и минут через десять собрался завернуть перед МХАТом в Шведский тупик. Тут меня и окликнули с бульвара – в очень знакомой манере: – Друг мой, друг мой юный, дорогой! Я остановился и увидел спешащего ко мне от памятника Есенину человека, одновременно нелепого и трогательного. Андрей, литературный бомж, кочующий между памятниками поэтам, оделся по погоде и даже с некоторым шиком: почти чистые бермуды, яркая рубаха с закатанными рукавами, повязанный вокруг шеи пестрый платок. Немного портило впечатление то, что он был босиком и что ему стоило бы постричься с год назад. Но поэтам и душевнобольным такие мелочи простительны. – В городе вялом и старом – лица молодого лезвие! – воскликнул бомж. – Словно в дурмане пьяном слово услышать трезвое! – Здравствуйте, Андрей, – сказал я. – Как ваши дела?