– Ничего себе, еще скрипит, – усмехнулся Дейв. – Настоящее старое корыто. Вместе они смотрели, как ирландское почтовое судно вышло из гавани и устремилось вдоль фарватера, витками выпуская коричневый дым. Вскоре «Орел» причалил, и они сошли на берег. На склонах холма, плавно поднимающегося от самой кромки воды, раскинулся деловой городок Порт-Доран, процветающий благодаря сластям и крепкому алкоголю, – здесь были заводы по переработке тростникового сахара и спиртзавод. На полпути к вершине холма виднелся серый дом с двойным фронтоном – пресбитерий Святого Иосифа. На том же участке земли, осмотрительно огороженном декоративной металлической решеткой, стояли школа и церковь. Трое прибывших вошли за решетку и поднялись по каменным ступеням дома. Люси позвонила в колокольчик. Они ждали некоторое время, потом дверь открыла юная служанка с длинными темными ресницами. Робко улыбаясь, она проводила гостей в небольшую комнатку. Обстановка не отличалась роскошью: стол и два стула, портрет папы Льва XIII на стене, потертый линолеум. – Почему Эйлин не поговорила со мной? – прошептал Питер, глядя на Анну, которая с непроницаемым видом изучала фигуру папы римского на троне. – Тише, – сказала Люси. В воздухе этой комнаты не ощущалось ни малейшего движения, и не хотелось нарушать этот покой, поэтому она присела на стул и выпрямилась. – Эйлин знает свое место. Увидишь ее позже. Не успела она договорить, как с поникшей головой вошла женщина постарше. Это была мисс О’Риган, экономка, – высокая, худая, бледная, прыщавая женщина с рыжеватыми волосами, водянистыми голубыми глазами и впалой грудью. Она неизменно одевалась в черное, драпируя свою истощенную фигуру от подбородка до самой земли и не открывая даже ботинок. Руки сложены, голос приглушен, глаза опущены долу или возведены горе?, и никак иначе. С пояса у нее свисали четки и связка ключей – символы ее набожности и служения церкви. В отношении телесных нужд она придерживалась щепетильности, но ее природная непорочность, видимо, запрещала ей совершать интимные омовения в ванне, поэтому вокруг нее витал кисловатый душок, возможно говорящий о святости, но и о потливости тоже. Возраст ее, казалось, не менялся, она всегда выглядела лет на сорок, и ее физическое существование было обречено на постоянные страдания. Когда она говорила о своем слабом здоровье, молчаливо подразумевалось, что она с мученичеством святой бесконечно терпит напасти от климакса девственницы. Хотя бытовало общее мнение, что мисс О’Риган помирает на ходу, она все же не спешила покидать сей мир. Ее удерживало на земле служение высшим силам и его преподобию Эдварду Муру. Впрочем, в отсутствие божества она могла бы жить. Но Эдвард – ах, без Эдварда она наверняка погибла бы. – Вы сама… и Питер тоже… Разве он не становится похожим на Муров? – пробормотала она. В ее речи слышался неистребимый говор Корка. – Эта линия рта – в точности как у отца. – Она повернулась к Анне. – Приехали снова, мисс Анна… Вы пополнели – да, пополнели. Люси показалось, что в тоне экономки мелькнула нотка осуждения. – Чего не скажешь про вас, – тихо произнесла Анна. Бледное лицо мисс О’Риган исказилось от негодования. Поджав губы, она опять обратилась к Люси: – Да, в самом деле, его преподобие ожидает вас. Я провожу вас наверх. Гости последовали за ней по коридору и поднялись по лестнице. Около двери мисс О’Риган, помедлив, наклонила голову и благоговейно постучала в дверь ногтем. – Войдите, – прозвучал сочный голос. Экономка послушно провела их в большую светлую комнату, уставленную уютной мебелью с обивкой из красного плюша. Также там стояли желтое бюро и прямоугольный стол. Из просторного эркера открывался широкий вид на залив. Мисс О’Риган, сделав смиренный реверанс перед фигурой, восседавшей в мягком кресле перед открытым окном, с ревнивой покорностью пробубнила: – Разрешите, ваше преподобие. Обернувшись, отец Мур немедленно поднялся. Это был высокий мужчина с покатыми плечами, старше тридцати, с волосами такими же черными, как его сутана. Голова его по форме напоминала яйцо; лицо, с толстым прямым носом, выступающей подвижной верхней губой и выпуклыми светло-голубыми глазами, казалось желтоватым, и даже белки были испещрены желтыми крапинками. Невозможно было узнать Неда Мура, неотесанного юнца сомнительного происхождения, когда-то с трепетом поступившего в семинарию, в этом священнослужителе, который позднее учился в Вальядолиде и посещал Рим, ни больше ни меньше. Как будто в качестве награды за безупречную добродетель церковь наделила своего верного сына изысканными манерами. Он поднял большую белую руку. – Ах, Анна! – воскликнул он. – Рад видеть тебя снова. Какая приятная встреча после долгих лет! Я часто о тебе вспоминал, думал о том, как ты поживаешь. – Это очень мило с твоей стороны, Эдвард, – пожимая ему руку, сказала она. – Мы были обеспокоены известием о смерти твоего бедного отца. Надеюсь, ты уже оправилась от этой тяжелой утраты, – продолжил он, а затем повернулся к Люси. – Как замечательно ты выглядишь! А Питер подрос – само собой! Дай посмотреть – да, по меньшей мере на два дюйма. Он ласково потрепал мальчика по голове и улыбнулся гостям. Мисс О’Риган, стоя поодаль, ангельским жестом сложила руки на груди и горящим взором наблюдала за церемонией. Когда с приветствиями было покончено, отец Мур повернулся к экономке и справился о ланче. – Да, ваше преподобие, – ответила мисс О’Риган. – У меня для вас приготовлен прекрасный ланч. Чудная камбала, пальчики оближешь. Потом – две птицы со сладким мясом и грибами. А на десерт – бисквит со взбитыми сливками, достойный самого епископа. Он внимательно слушал с полуопущенными веками. Потом чуть сомкнул губы и разжал их с еле слышным возгласом одобрения: – А-а! Что ж, если все готово, полагаю, мы тоже готовы, – добавил он. – Да, ваше преподобие, – выдохнула мисс О’Риган, в восхищении от его фразы. – Сейчас подам. Смиренно улыбнувшись, она благочестивой тенью выскользнула из комнаты. – Хорошая женщина, – сказал отец Мур, когда она вышла. – Святая, иначе не назовешь, да вот здоровье у нее слабое. – У нее действительно болезненный вид, – согласилась Люси, – но она наверняка прекрасно готовит. Люси была потрясена превосходным меню мисс О’Риган. Эдвард кивнул, потом задумчиво заметил: – У нее слабый позвоночник. Она дважды бывала в Лурде. – Он с важным видом умолк. – Чуда не произошло, но думаю, была какая-то польза. – Тебе следует снова послать ее туда, Эдвард, – сказала Анна, глядя в окно. – В третий раз может повезти. – Полагаю, вряд ли дело в везенье, – вздохнул Эдвард. – Если происходит исцеление, то это чудо. – Именно это я и имела в виду, – произнесла Анна, и ее тон был очень естественным. Эдвард нахмурил брови, но тут прозвучал гонг, в который ударила, без сомнения, Эйлин, ибо сил мисс О’Риган не хватило бы на то, чтобы извлечь столь оглушительный звук. – Что ж, – моментально передумав отвечать Анне, сказал отец Мур, – пойдемте вниз. Он галантно взял Люси под руку и повел гостей в столовую, где сиял безукоризненной скатертью камчатного полотна стол, накрытый на четверых. Эдвард испросил благословения перед трапезой. Все расселись по местам, и немедленно было подано угощение. – Немного хереса? – предложил Эдвард, вынимая пробку из графина. Анна беспечно пододвинула свой бокал и дождалась, когда он наполнится до краев. – До половины, Эдвард, – запротестовала Люси. Она всегда робела перед ним, чувствуя себя очень юной. К тому же она подумала, что мисс О’Риган не одобрит невоздержанности с ее стороны. Но Эдвард вежливо настаивал. Люси осторожно отпила из бокала, и херес, переливаясь насыщенным янтарным цветом, приятно обжег ей язык. Камбала тоже была восхитительна и буквально таяла во рту. Ее подали с пикантным розовым соусом. – Анчоусы, – с полным ртом пояснил отец Мур. – И не из бочки. – Вкусно, – сказала Люси. Она с удовлетворением отметила, что Питер ведет себя хорошо. Его угостили умеренно газированным желтым лимонадом. Накрахмаленная белая салфетка топорщилась вокруг его шеи, как стихарь. «Правда, – подумала она, – Эдвард – сама доброта». Он действительно был идеальным хозяином. Радушный, словоохотливый, сам любящий поесть и всегда готовый услужить гостям, он сдержанно, как подобает священнослужителю, жестикулировал, разводил холеными руками, смакуя вино и наслаждаясь едой, но не забывая мягко критиковать стряпню. Его обходительность подкреплялась утонченно-красноречивыми движениями тяжелых крупных век. Несмотря на все это, Люси заметила, что его взгляд время от времени с затаенным любопытством останавливается на Анне. – Я обдумывал, Анна, – через некоторое время сказал отец Мур с ненавязчивым намеком, – то маленькое замечание, которое ты сделала. Надеюсь, в нем не было насмешки. Наверное, в молодости мы все немного своенравны. Но я уверен, ты не хотела показаться непочтительной. Его тон был безукоризненным, благожелательным, слегка лукавым. – Ты имеешь в виду, – бесхитростно спросила она, – тот разговор о позвоночнике мисс О’Риган, Эдвард? – Нет, Анна. Я говорю в целом о чудотворстве. Я знаю, что в наши дни, когда делаются попытки объяснить происхождение Вселенной научными теориями, иногда бывает трудно поверить в первостепенные основы нашей религии. Что ж, у нас есть надежное подспорье в Лурде. Эти святые источники, – он поднял руку, – они чистые и целительные. – Я знаю, что однажды туда ездила Полли – из-за ее газов. Она говорила, там ужасно холодно и грязно. Неудивительно, если туда погружаются все эти иностранцы. – Чудо, Анна, – довольно чопорно возразил Эдвард, – подразумевает нечто большее, чем просто исцеление от метеоризма. – Но если бы Полли излечилась от газов, это наверняка было бы чудом. Ведь никто никогда не рассказывал о происходящих там феноменальных случаях выздоровления. Скажем, если бы одноногий вошел в грот и вдруг вышел из него на двух ногах, меня бы это несомненно потрясло. Безусловно, в ее тоне слышалось извинение, без малейшего намека на насмешку, однако Эдвард покраснел, сразу замкнувшись в себе. К счастью, наступила своевременная пауза, когда принесли птиц, которые оказались тетеревами, поданными на гренках. – В начале сентября тетерева хороши как никогда! – сказал отец Мур, радуясь возможности сменить тему. К этому блюду предложили вино «Поммар», подогретое до комнатной температуры. Люси проявила твердость – у нее горели щеки – и согласилась лишь на половину бокала, но Анна не стала отказываться. Деликатно потягивая вино, Эдвард на время оставил теологию и стал рассказывать об искусстве сервировки вин, о том, как вредно внезапное изменение температуры благородного напитка. В Вальядолиде – Эдварду приятно было вспоминать проведенные в Испании дни – он кое-что узнал о марочных винах и способах их приготовления. Он говорил о винограде, вспоминая, как отдыхал в винограднике колледжа, сидя под какой-нибудь лозой, с которой свисали сладкие гроздья. Стоило протянуть руку, и можно было сорвать кисть винограда и отведать сочную мякоть. Сладкий мелкий сорт, напоминающий белую смородину. Изумительно! Люси внимательно слушала, но в глубине души ее волновала странная настороженность Эдварда по отношению к ее кузине. Что за этим скрывается? Подобные мысли портили удовольствие от теплой встречи. Когда гости воздали должное бисквитному торту, обильно украшенному вишнями и взбитыми сливками, в комнату поднялась мисс О’Риган, чтобы выслушать суждение о своих трудах. Она с обычным смиренным видом встала у двери, а Эдвард, очень довольный собой, откинулся на спинку стула, вертя в руках бокал и чуть заметно улыбаясь. На его благожелательное лицо падал мягкий свет из окна. – Превосходно, – сказал он, – в самом деле превосходно. Бесцветная улыбка мелькнула на лице экономки, и она заявила: – Единственное, что меня смущало, – это дичь. Полагаю, надо было ее еще немного выдержать. Люблю, когда тетерев хорошо подвялен. – Она чуть покраснела, опустила глаза и выдохнула: – Да, ваше преподобие, надо будет снова поговорить с торговцем дичью. В ее тоне не было робости, лишь величайшее смирение, словно, сокрушаясь по поводу своей немощности, она страстно желала обрести силу, которая позволила бы ей устремиться на торфяники и подстрелить для отца Мура пару тетеревов. «Все для Эдварда» – таков был девиз ее жизни, ибо она любила Эдварда. Но любила не физической, а возвышенной любовью и в духовном смысле была его возлюбленной. – Поверьте, это все равно было превосходно, – приветливо заметил Эдвард. – О да, действительно, – с теплотой добавила Люси.