— Ах, боже мой, что это за шум? — спросила г-жа Бонасье. — Это едут или наши друзья, или наши враги, — ответила миледи со свойственным ей ужасающим хладнокровием. — Стойте там. Сейчас я вам скажу, кто это. Г-жа Бонасье замерла на месте, безмолвная и бледная, как мраморное изваяние. Топот все усиливался, лошади были уже, по-видимому, не дальше как за полтораста шагов от монастыря; если их еще не было видно, то лишь потому, что в этом месте дорога делала изгиб. Однако топот слышался уже так явственно, что можно было бы сосчитать число лошадей по отрывистому стуку подков. Миледи напряженно всматривалась в даль: было еще достаточно светло, чтобы разглядеть едущих. Вдруг она увидела, как на повороте дороги заблестели обшитые галунами шляпы и заколыхались на ветру перья. Она насчитала сначала двух, потом пять и, наконец, восемь всадников; один из них вырвался на два корпуса вперед. Миледи издала глухой стон: в скачущем впереди всаднике она узнала д'Артаньяна. — Ах, боже мой, боже мой! — воскликнула г-жа Бонасье. — Что там такое? — Это мундиры гвардейцев кардинала, нельзя терять ни минуты! — крикнула миледи. — Бежим, бежим! — Да-да, бежим! — повторила г-жа Бонасье, но, пригвожденная страхом, не могла сойти с места. Слышно было, как всадники проскакали под окном. — Идем! Да идем же! — восклицала миледи, схватив молодую женщину за руку и силясь увлечь ее за собой. — Через сад мы еще успеем убежать, у меня есть ключ… Поспешим! Еще пять минут — и будет поздно. Г-жа Бонасье попыталась идти, сделала два шага — у нее подогнулись колени, и она упала. Миледи попробовала поднять ее и унести, но у нее не хватило сил. В эту минуту послышался стук отъезжающей кареты: увидев мушкетеров, почтарь погнал лошадь галопом. Потом раздались три-четыре выстрела. — В последний раз спрашиваю: намерены вы идти? — крикнула миледи. — О боже, боже! Вы видите, мне изменяют силы, вы сами видите, что я совсем не могу идти… Бегите одна! — Бежать одной? Оставить вас здесь? Нет-нет, ни за что! — вскричала миледи. Вдруг она остановилась, глаза ее сверкнули недобрым огнем; она подбежала к столу и высыпала в рюмку г-жи Бонасье содержимое оправы перстня, которую она открыла с удивительной быстротой. Это было красноватое зернышко, которое сразу же растворилось в вине. Потом она твердой рукой взяла рюмку и сказала: — Пейте, это вино придаст вам силы! Пейте! И она поднесла рюмку к губам молодой женщины, которая машинально выпила. «Ах, не так мне хотелось отомстить! — сказала про себя миледи, с дьявольской улыбкой ставя рюмку на стол. — Но приходится делать то, что возможно». И она ринулась из комнаты. Г-жа Бонасье проводила ее взглядом, но не могла последовать за нею: она впала в то состояние, какое испытывают люди, которые видят во сне, как кто-то гонится за ними, и тщетно пытаются бежать. Прошло несколько минут — раздался отчаянный стук в ворота; г-жа Бонасье каждую минуту ждала возвращения миледи, но миледи не появлялась. Пылающий лоб молодой женщины — должно быть, от страха — то и дело покрывался холодным потом. Наконец она услышала лязг отпираемых решеток, на лестницах загремели сапоги и зазвенели шпоры, поднялся гул голосов, звучавших все ближе и ближе, и ей показалось, что она слышит свое имя, произнесенное среди этого гула. Вдруг она радостно вскрикнула и бросилась к двери: она узнала голос д'Артаньяна. — Д'Артаньян! Д'Артаньян! — закричала она. — Это вы? Сюда, сюда! — Констанция! Констанция, где вы? — отвечал юноша. — Боже мой! В тот же миг дверь кельи отворилась, вернее — поддалась под напором извне, и несколько человек вбежали в комнату. Г-жа Бонасье опустилась в кресло, не в силах больше шевельнуться. Д'Артаньян бросил еще дымившийся пистолет, который он держал в руке, и упал на колени перед своей возлюбленной. Атос заткнул своя пистолет за пояс, а Портос и Арамис, державшие шпаги наголо, вложили их в ножны. — О д'Артаньян, любимый мой! Наконец ты приехал, ты не обманул меня!.. Да, это ты… — Да-да, Констанция, мы опять вместе! — Как она ни уверяла, что ты не приедешь, я все-таки втайне надеялась и не захотела бежать. Ах, как я хорошо сделала, как я счастлива! При слове «она» Атос, спокойно усевшийся в кресло, внезапно встал. — Она? Кто она? — спросил д'Артаньян. — Да моя приятельница, та самая, которая из дружбы ко мне хотела укрыть меня от моих гонителей, та самая, которая приняла вас за гвардейцев кардинала и только что убежала отсюда. — Ваша приятельница? — вскричал д'Артаньян, и лицо его стало бледнее белого покрывала его возлюбленной. — О какой приятельнице вы говорите? — О той, чья карета стояла у ворот, о женщине, которая называет себя вашим другом, д'Артаньян, и которой вы все рассказали. — Ее имя, имя? — допытывался д'Артаньян. — Боже мой, неужели вы не знаете ее имени? — Да как же, его называли при мне… Погодите… вот странно… Ах, боже мой, у меня мутится в голове… темнеет в глазах… — Ко мне, друзья мои, помогите! — закричал д'Артаньян. — У нее холодеют руки, ей дурно… Боже мой, она лишается чувств! Пока Портос во весь голос звал на помощь, Арамис кинулся к столу и хотел налить стакан воды, но остановился, увидев, как жутко изменился в лице Атос: он стоял перед столом, уставив застывшие от ужаса глаза на одну из рюмок, и, казалось, терзался страшным подозрением. — О нет, нет, это невозможно! — повторял он. — Бог не допустит такого преступления! — Воды, воды! — кричал д'Артаньян. — Воды! — Бедняжка! Бедняжка! — хриплым голосом шептал Атос. Оживленная поцелуями д'Артаньяна, г-жа Бонасье открыла глаза. — Она приходит в себя! — воскликнул юноша. — Слава богу! — Сударыня… — заговорил Атос, — сударыня, скажите, ради бога, чья это пустая рюмка? — Моя, сударь… — ответила молодая женщина умирающим голосом. — А кто вам налил вино, которое было в рюмке? — Она. — Да кто же это она? — А, вспомнила! — сказала г-жа Бонасье. — Графиня Винтер. Четыре друга все разом вскрикнули, но крик Атоса был громче остальных. Лицо г-жи Бонасье покрылось мертвенной бледностью, острая боль подкосила ее, и она, задыхаясь, упала на руки Портоса и Арамиса. Д'Артаньян с неописуемой тревогой схватил Атоса за руку. — Неужели ты допускаешь?.. — Голос его перешел в рыдание. — Я допускаю все, — ответил Атос и до крови закусил губы, стараясь подавить невольный вздох. — Д'Артаньян, д'Артаньян, — крикнула г-жа Бонасье, — где ты? Не оставляй меня, видишь — я умираю! Д'Артаньян, все еще трепетно сжимавший руку Атоса, выпустил ее и кинулся к г-же Бонасье. Ее прекрасное лицо исказилось, остекленевшие глаза уже утратили всякое выражение, судорожная дрожь сотрясала тело, по лбу катился пот… — Ради бога, бегите, позовите кого-нибудь… Портос, Арамис, просите помощи! — Бесполезно, — сказал Атос. — Бесполезно: от яда, который подмешивает она, нет противоядия. — Да-да, помогите! — прошептала г-жа Бонасье. — Помогите! Потом, собрав последние силы, она взяла обеими руками голову юноши, посмотрела на него так, словно изливала в этом взгляде всю душу, и с горестным возгласом прижалась губами к его губам. — Констанция! Констанция! — крикнул д'Артаньян. Вздох вылетел из уст г-жи Бонасье и коснулся уст д'Артаньяна — то отлетела на небо ее чистая и любящая душа.