За три секунды д'Артаньян трижды ранил его, при каждом ударе приговаривая: — Вот это за Атоса! Вот это за Портоса! Вот это за Арамиса! При третьем ударе приезжий рухнул как сноп. Предположив, что он мертв или, во всяком случае, без сознания, д'Артаньян приблизился к нему, чтобы забрать у него приказ. Но, когда он протянул руку, чтобы обыскать его, раненый, не выпускавший из рук шпаги, ударил его острием в грудь. — Вот это лично вам! — проговорил он. — А этот за меня! Последний, на закуску! — в бешенстве крикнул д'Артаньян, пригвоздив его к земле четвертым ударом в живот. На этот раз дворянин закрыл глаза и потерял сознание. Нащупав карман, в котором приезжий спрятал разрешение на выезд, д'Артаньян взял его себе. Разрешение было выписано на имя графа де Варда. Бросив последний взгляд на красивого молодого человека, которому едва ли было больше двадцати пяти лет и которого он оставлял здесь без сознания, а может быть, и мертвым, д'Артаньян вздохнул при мысли о странностях судьбы, заставляющей людей уничтожать друг друга во имя интересов третьих лиц, им совершенно чужих и нередко даже не имеющих понятия об их существовании. Но вскоре его от этих размышлений отвлек Любен, вопивший что есть мочи и взывавший о помощи. Планше схватил его за горло и сжал изо всех сил. — Сударь, — сказал он, — пока я буду вот этак держать его, он будет молчать. Но стоит мне его отпустить, как он снова заорет. Я узнаю в нем нормандца, а нормандцы — народ упрямый. И в самом деле, как крепко ни сжимал Планше ему горло, Любен все еще пытался издавать какие-то звуки. — Погоди, — сказал д'Артаньян. И, вытащив платок, он заткнул упрямцу рот. — А теперь, — предложил Планше, — привяжем его к дереву. Они проделали это весьма тщательно. Затем подтащили графа де Варда поближе к его слуге. Наступала ночь. Раненый и его слуга, связанный по рукам и ногам, находились в кустах в стороне от дороги, и было очевидно, что они останутся там до утра. — А теперь, — сказал д'Артаньян, — к начальнику порта! — Но вы, кажется, ранены, — заметил Планше. — Пустяки! Займемся самым спешным, а после мы вернемся к моей ране: она, кстати, по-моему, неопасна. И оба они быстро зашагали к дому почтенного чиновника. Ему доложили о приходе графа де Варда. Д'Артаньяна ввели в кабинет. — У вас есть разрешение, подписанное кардиналом? — спросил начальник. — Да, сударь, — ответил д'Артаньян. — Вот оно. — Ну что ж, оно в полном порядке. Есть даже указание содействовать вам. — Вполне естественно, — сказал д'Артаньян. — Я из числа приближенных его высокопреосвященства. — Его высокопреосвященство, по-видимому, желает воспрепятствовать кому-то перебраться в Англию. — Да, некоему д'Артаньяну, беарнскому дворянину, который выехал из Парижа в сопровождении трех своих приятелей, намереваясь пробраться в Лондон. — Вы его знаете? — Кого? — Этого д'Артаньяна. — Великолепно знаю. — Тогда укажите мне все его приметы. — Нет ничего легче. И д'Артаньян набросал до мельчайшей черточки портрет графа де Варда. — Кто его сопровождает? — Лакей по имени Любен. — Выследим их, и если только они попадутся нам в руки, его высокопреосвященство может быть спокоен: мы препроводим их в Париж под должным конвоем. — И тем самым, — произнес д'Артаньян, — вы заслужите благоволение кардинала. — Вы увидите его по возвращении, граф? — Без всякого сомнения. — Передайте ему, пожалуйста, что я верный его слуга. — Непременно передам. Обрадованный этим обещанием, начальник порта сделал пометку и вернул д'Артаньяну разрешение на выезд. Д'Артаньян не стал тратить даром время на лишние любезности. Поклонившись начальнику порта и поблагодарив его, он удалился. Выйдя на дорогу, и он и Планше ускорили шаг и, обойдя лес кружным путем, вошли в город через другие ворота. Шхуна по-прежнему стояла, готовая к отплытию. Хозяин ждал на берегу. — Как дела? — спросил он, увидев д'Артаньяна. — Вот мой пропуск, подписанный начальником порта. — А другой господин? — Он сегодня не поедет, — заявил д'Артаньян. — Но не беспокойтесь, я оплачу проезд за нас обоих. — В таком случае — в путь! — сказал хозяин. — В путь! — повторил д'Артаньян. Он и Планше вскочили в шлюпку. Через пять минут они были на борту. Было самое время. Они находились в полумиле от земли, когда д'Артаньян заметил на берегу вспышку, а затем донесся и грохот выстрела. Это был пушечный выстрел, означавший закрытие порта. Пора было заняться своей раной. К счастью, как и предполагал д'Артаньян, она была не слишком опасна. Острие шпаги наткнулось на ребро и скользнуло вдоль кости. Сорочка сразу же прилипла к ране, и крови пролилось всего несколько капель. Д'Артаньян изнемогал от усталости. Ему расстелили на палубе тюфяк, он повалился на него и уснул. На следующий день, на рассвете, они оказались уже в трех или четырех милях от берегов Англии. Всю ночь дул слабый ветер, и судно двигалось довольно медленно. В десять часов судно бросило якорь в Дуврском порту. В половине одиннадцатого д'Артаньян ступил ногой на английскую землю и закричал: — Наконец у цели! Но это было еще не все: надо было добраться до Лондона. В Англии почта работала исправно. Д'Артаньян и Планше взяли каждый по лошади. Почтальон скакал впереди. За четыре часа они достигли ворот столицы. Д'Артаньян не знал Лондона, не знал ни слова по-английски, но он написал имя герцога Бекингэма на клочке бумаги, и ему сразу же указали герцогский дворец. Герцог находился в Виндзоре, где охотился вместе с королем. Д'Артаньян вызвал доверенного камердинера герцога, который сопровождал своего господина во всех путешествиях и отлично говорил по-французски. Молодой гасконец объяснил ему, что только сейчас прибыл из Парижа по делу чрезвычайной важности и ему необходимо говорить с герцогом. Уверенность, с которой говорил д'Артаньян, убедила Патрика — так звали слугу министра. Он велел оседлать двух лошадей и взялся сам проводить молодого гвардейца. Что же касается Планше, то бедняга, когда его сняли с коня, уже просто одеревенел и был полумертв от усталости. Д'Артаньян казался существом железным.