Ювелир одним взглядом оценил изящество оправы, рассчитал стоимость алмазов и, не колеблясь, ответил: — Полторы тысячи пистолей каждый, милорд. — Сколько дней понадобится, чтобы изготовить два таких подвеска? Вы видите, что здесь двух не хватает. — Неделю, милорд. — Я заплачу по три тысячи за каждый — они нужны мне послезавтра. — Милорд получит их. — Вы неоценимый человек, господин О'Рейли! Но это еще не все: эти подвески не могут быть доверены кому бы то ни было — их нужно изготовить здесь, во дворце. — Невозможно, милорд. Только я один могу выполнить работу так, чтобы разница между новыми и старыми была совершенно незаметна. — Так вот, господин О'Рейли: вы мой пленник. И, если бы вы пожелали сейчас выйти за пределы моего дворца, вам это не удалось бы. Следовательно, примиритесь с этим. Назовите тех из подмастерьев, которые могут вам понадобиться, и укажите, какие инструменты они должны принести. Ювелир хорошо знал герцога и понимал поэтому, что всякие возражения бесполезны. Он сразу покорился неизбежному. — Будет ли мне разрешено уведомить жену? — спросил он. — О, вам будет даже разрешено увидеться с ней, мой дорогой господин О'Рейли! Ваше заключение отнюдь не будет суровым, не волнуйтесь. Но всякое беспокойство требует вознаграждения. Вот вам сверх суммы, обусловленной за подвески, еще чек на тысячу пистолей, чтобы заставить вас забыть о причиненных вам неприятностях. Д'Артаньян не мог прийти в себя от изумления, вызванного этим министром, который так свободно распоряжался людьми и миллионами. Ювелир тем временем написал жене письмо, приложив к нему чек на тысячу пистолей и прося в обмен прислать ему самого искусного из его подмастерьев, набор алмазов, точный вес и качество которых он тут же указал, а также и необходимые инструменты. Бекингэм провел ювелира в предназначенную ему комнату, которая за какие-нибудь полчаса была превращена в мастерскую. Затем он у каждой двери приказал поставить караул со строжайшим приказанием не пропускать в комнату никого, за исключением герцогского камердинера Патрика. Не к чему и говорить, что ювелиру О'Рейли и его подмастерью было запрещено под каким бы то ни было предлогом выходить за пределы комнаты. Сделав все распоряжения, герцог вернулся к д'Артаньяну. — Теперь, юный мой друг, — сказал он, — Англия принадлежит нам обоим. Что вам угодно и какие у вас желания? — Постель, — ответил д'Артаньян. — Должен признаться, что это мне сейчас нужнее всего. Герцог приказал отвести д'Артаньяну комнату рядом со своей спальней. Ему хотелось иметь молодого человека постоянно вблизи себя — не потому, что он не доверял ему, а ради того, чтобы иметь собеседника, с которым можно бы беспрестанно говорить о королеве. Час спустя в Лондоне был обнародован приказ о запрещении выхода в море кораблей с грузом для Франции. Исключения не было сделано даже для почтового пакетбота. По мнению всех, это означало объявление войны между обоими государствами. На третий день к одиннадцати часам утра подвески были готовы и подделаны так изумительно, так необычайно схоже, что герцог сам не мог отличить старых от новых, и даже люди самые сведущие в подобных вещах оказались бы так же бессильны, как и он. Герцог немедленно позвал д'Артаньяна. — Вот, — сказал герцог, — алмазные подвески, за которыми вы приехали, и будьте свидетелем, что я сделал все, что было в человеческих силах. — Будьте спокойны, милорд, я расскажу обо всем, что видел. Но ваша милость отдает мне подвески без ларца. — Ларец помешает вам в пути. А затем — этот ларец тем дороже мне, что он только один мне и остается. Вы скажете, что я оставил его у себя. — Я передам ваше поручение слово в слово, милорд. — А теперь, — произнес герцог, в упор глядя на молодого человека, — как мне хоть когда-нибудь расквитаться с вами? Д'Артаньян вспыхнул до корней волос. Он понял, что герцог ищет способа заставить его что-нибудь принять от него в подарок, и мысль о том, что за кровь его и его товарищей ему будет заплачено английским золотом, вызвала в нем глубокое отвращение. — Поговорим начистоту, милорд, — ответил д'Артаньян, — и взвесим все, чтобы не было недоразумений. Я служу королю и королеве Франции и состою в роте гвардейцев господина Дезэссара, который, так же как и его зять, господин де Тревиль, особенно предан их величествам. Более того: возможно, что я не совершил бы всего этого, если бы не одна особа, которая дорога мне, как вам, ваша светлость, дорога королева. — Да, — сказал герцог, улыбаясь, — и я, кажется, знаю эту особу. Это… — Милорд, я не называл ее имени! — поспешно перебил молодой гвардеец. — Верно, — сказал герцог. — Следовательно, этой особе я должен быть благодарен за вашу самоотверженность? — Так оно и есть, ваша светлость. Ибо сейчас, когда готова начаться война, я, должен признаться, вижу в лице вашей светлости только англичанина, а значит, врага, с которым я охотнее встретился бы на поле битвы, чем в Виндзорском парке или в коридорах Лувра. Это, однако ж, ни в коей мере не помешает мне в точности исполнить поручение и, если понадобится, отдать жизнь, лишь бы его выполнить. Но я повторяю: ваша светлость так же мало обязаны мне за то, что я делаю при нашем втором свидании, как и за то, что я сделал для вашей светлости при первой нашей встрече. — Мы говорим: «Горд, как шотландец», — вполголоса произнес герцог. — А мы говорим: «Горд, как гасконец», — ответил д'Артаньян. — Гасконцы — это французские шотландцы. Д'Артаньян поклонился герцогу и собрался уходить. — Как? Вы уже собираетесь уходить? Но каким путем предполагаете вы ехать? Как вы выберетесь из Англии? — Да, правда… — Будь я проклят! Эти французы ничем не смущаются! — Я забыл, что Англия — остров и что вы — владыка его. — Отправляйтесь в порт, спросите бриг «Зунд», передайте капитану это письмо. Он отвезет вас в маленькую французскую гавань, где обыкновенно, кроме рыбачьих судов, никто не пристает. — Как называется эта гавань? — Сен-Валери. Но погодите… Приехав туда, вы зайдете в жалкий трактирчик без названия, без вывески, настоящий притон для моряков. Ошибиться вы не можете — там всего один такой и есть. — Затем?.. — Вы спросите хозяина и скажете ему: «Forward». — Что означает… — … «Вперед». Это пароль. И тогда хозяин предоставит в ваше распоряжение оседланную лошадь и укажет дорогу, по которой вы должны ехать. На вашем пути вас будут ожидать четыре сменные лошади. Если вы пожелаете, то можете на каждой станции оставить ваш парижский адрес, и все четыре лошади будут отправлены вам вслед. Две из них вам уже знакомы, и вы, кажется, как знаток могли оценить их — это те самые, на которых мы с вами скакали из Виндзора. Остальные — можете положиться на меня — не хуже. Эти четыре лошади снаряжены, как для похода. При всей вашей гордости вы не откажетесь принять одну из них для себя и попросить ваших друзей также принять по одной из них. Впрочем, ведь они пригодятся вам на войне против нас. Цель оправдывает средства, как принято у вас говорить. — Хорошо, милорд, я согласен, — сказал д'Артаньян. — И, даст бог, мы сумеем воспользоваться вашим подарком! — А теперь — вашу руку, молодой человек. Быть может, мы вскоре встретимся с вами на поле битвы. Но пока мы, полагаю, расстанемся с вами добрыми друзьями? — Да, милорд, но с надеждой вскоре сделаться врагами. — Будьте покойны, обещаю вам это. — Полагаюсь на ваше слово, милорд. Д'Артаньян поклонился герцогу и быстрым шагом направился в порт. Против Лондонской Башни он отыскал указанное судно, передал письмо капитану, который дал его пометить начальнику порта и сразу же поднял паруса. Пятьдесят кораблей, готовых к отплытию, стояли в гавани в ожидании. Бриг «Зунд» проскользнул почти вплотную мимо одного из них, и д'Артаньяну вдруг показалось, что перед ним мелькнула дама из Менга, та самая, которую неизвестный дворянин назвал «миледи» и которая д'Артаньяну показалась такой красивой. Но сила течения и попутный ветер так быстро пронесли бриг мимо, что корабли, стоявшие на якоре, почти сразу исчезли из виду. На следующее утро, около девяти часов, бриг бросил якорь в Сен-Валери. Д'Артаньян немедленно отправился в указанный ему трактир, который узнал по крикам, доносившимся оттуда. Говорили о войне между Англией и Францией как о чем-то неизбежном и близком, и матросы шумно пировали. Д'Артаньян пробрался сквозь толпу, подошел к хозяину и произнес слово «Forward». Трактирщик сразу же, сделав ему знак следовать за ним, вышел через дверь, ведущую во двор, провел молодого человека в конюшню, где его ожидала оседланная лошадь, и спросил, не нужно ли ему еще чего-нибудь. — Мне нужно знать, по какой дороге ехать, — сказал д'Артаньян. — Поезжайте отсюда до Бланжи, а от Бланжи — до Невшателя. В Невшателе зайдите в трактир «Золотой Серп», передайте хозяину пароль, и вы найдете, как и здесь, оседланную лошадь. — Сколько я вам должен? — спросил д'Артаньян. — За все заплачено, — сказал хозяин, — и заплачено щедро. Поезжайте, и да хранит вас бог! — Аминь! — ответил молодой человек, пуская лошадь галопом. Через четыре часа он был уже в Невшателе. Он тщательно выполнил полученные указания. В Невшателе, как и в Сен-Валери, его ожидала оседланная лошадь. Он хотел переложить пистолеты из прежнего седла в новое, но в нем оказались точно такие же пистолеты. — Ваш адрес в Париже? — Дом гвардейцев, рота Дезэссара. — Хорошо, — сказал хозяин. — По какой дороге мне ехать?